Todo negro (сборник) (СИ) - Мокин Антон - Страница 22

— А пиво здесь хорошее, как при Союзе. Правда, Федя? Или как тебя там…

— Можно и «Федя». Это древний рецепт. С него, говорят, ещё святой Патрик плевался: тёмное любил.…

Бывший старпом выглядел так, словно не домой вернулся, а в тюрьму попал. Но таким покоем и уютом похвастаться может только настоящий дом.

— А Лёва правду сказал? Что Сид — царство старых народов, которых люди прогнали с земли? Более мудрых…

— Так говорят старшие. Но старшие везде много говорят. Прошлогодняя трава всегда зеленее, а молодежь уже не та… Я ведь не старше настоящего Бахтина.

— Как думаешь, а тут нашлось место…

Красов оборвал фразу на полуслове. Отстраненно-грустное выражение лица Фёдора убивало желание откровенничать.

— Кому?

— Да так…. Хороший Мананнан мужик. Справедливый.

— И глаза добрые-добрые?

— Дурак ты, Федя.

Капитан и старпом молча пили пиво на берегу. Впереди у обоих была вечность. Может быть, не райская, по-своему тяжелая, но неизменная и предсказуемая. Благословенная для одного и тягостная для другого. А ледокол уходил за горизонт, возвращаясь в изменчивый и непостоянный мир людей.

Красов отложил пустую кружку и потянулся к гитаре. Своей, старой. Платонов за каким-то лешим оставил на ней надпись перманентным маркером «Вспоминай!» — со своей закорючкой. Можно подумать, Прекрасный народ слушает «Левиафан».

Дворовый аккорд на чудесном острове прозвучал точно древняя лира…

Этот поезд в огне,

И не важно, что он ледокол.

Мы почти что на дне,

Как партия и рок-н-ролл.

И пускай перемен чьи-то алчут сердца —

Пусть разложатся в липовый мед;

Под холмами за морем с тобой до конца

Мы дождемся пока всё пройдет.

Скоро пройдет.

Мальчики в зелёном

Спортом я занимаюсь дольше, чем себя помню. Порог борцовского зала переступил в пять лет — сначала вольная, потом самбо. Плюс лёгкая атлетика, и везде получалось недурно. Однако по-настоящему мою жизнь изменил американский футбол: как раз об этом история.

Мама, растившая меня в одиночку, однажды разыграла классическую комбинацию «америкэн бой, уеду с тобой». Так родное Подмосковье сменил Новый Орлеан. Есть в США много плохого, уж мне-то поверьте — до дыр заел шкуру эмигранта, но за одно могу Америку похвалить. Это подход к спорту.

Огромная система, привязанная к школам, колледжам и универам: ты попадешь в неё ребёнком и шагаешь по удобным ступенькам до «спорта высших достижений», если осилишь. Выступаешь за школу — обычную, в любой для этого есть возможности. Получаешь спортивную стипендию на учёбу в вузе. Потом… ну, или с бесплатным дипломом в погоню за американской мечтой, или в профессиональные спортсмены. Рабочий социальный лифт из любой дыры, с самого дна жизни.

Но моя история не просто о спорте. Она также о фантастических и безумных вещах, в которые сложно поверить. Короче говоря: всё началось в баре El Baron.

***

Тот вечер я помню прекрасно, будто всё случилось вчера. Начало учебного года — последнего для меня в high school, средней школе по-нашему. Был вечер: тёплый, радостный и музыкальный, как в Новом Орлеане полагается. Я был весел, бодр, небрит и слегка влюблён — безответно, ясное дело. Мы с Рики и Линком собирались посмотреть футбол.

Нью-орлеанские «Святые» играли в регулярном сезоне Национальной футбольной лиги. Конечно, мы болели за местную профессиональную команду: Рики и Линк — потомственные луизианцы, а я ничего иного в Америке и не знал ещё толком.

Рики Мартинес в нашей школьной команде был квотербеком. Без паники: понимаю, вы едва ли много знаете об американском футболе. Я буду объяснять. Квотербек — главный игрок команды. Грубо говоря, распасовщик. При каждом розыгрыше в атаке мяч отдают ему, а что случится после — как раз от квотербека зависит.

Квотербек — это как вокалист в рок-группе. Он всегда в центре внимания, у него больше всего славы, фанаток, а в профессиональной лиге — и денег. Надо сказать, Рикардо отвечал сравнению в полной мере: вечная душа компании, прирождённый заводила. Да что там… Хоть мы ещё были школьниками, на футболе не зарабатывающими — денег у него тоже водилось больше, чем у Линка и совсем нищего меня.

Гулять часто доводилось за счёт Рики, и неловкость такой ситуации он старался сгладить.

— Не парьтесь! Я вам за будущую карьеру должен!

Линк, то есть Линкольн Флэтчер, был чернокожим: ну, кому ещё такие имена дают… Я не расист, даже совсем наоборот, не подумайте — просто из песни слова не выкинешь. Он в нашей команде играл ресивером: это игрок нападения, который должен ловить мяч, брошенный квотербеком. Линкольн пасы от Рики принимал прекрасно. Высокий, прыгучий и отлично умеющий оказаться в нужном месте. Всё, что требуется от «принимающего».

А главное — это был замечательный парень. Как и Рики. Мы прекрасно дружили.

— А куда идём-то?

— Как куда? Конечно же в El Baron. Не выпить за «Святых» грешно!

Вы, может, не знаете — но в США совершеннолетие с двадцати одного года, так что мы по закону бухать права не имели. Однако El Baron всегда был, скажем так, особым местом. О баре болтали всякое, и как я тогда думал — в основном чепуху, это теперь понимаю куда больше. Однако если даже наводнение после урагана «Катрина» обошло заведение стороной, когда затоплен оказался почти весь Новый Орлеан — стоит ли удивляться, что документы у молодёжи там не спрашивали?

По дороге обсуждали предстоящую игру: победы «Святых» хотели одинаково, верили в неё… по-разному. Рики — железно, Линк — не очень.

— Окей, прогноз понятен. Не согласен, но запомним. Сквер, что ты думаешь?

Сквер — это я.

На самом деле меня зовут Пётр Романов. Но с таким именем в Америке… варианта два. Или меня называли на местный манер Питером, что ужасно раздражало, или начинали шутить про русского царя. Поэтому друзья всегда говорили «Сквер». «Квадрат» по-нашему. Так уж повелось: мол, he’s almost square, «почти квадратный».

Я реально почти квадратный. Ростом не вышел, зато вширь раздался от тренировок знатно. Вес — как у иных парней, что выше на голову.

Играл я на позиции раннинбека. То есть «бегущего». Пояснить?

Вы наверняка видели в кино, как всё начинается. Стоят ребята друг против друга, один держит на земле мячик — и между ног бросает его назад. Когда мяч попадает к квотербеку, у него обычно три варианта. Может побежать вперёд сам, но это редко. Может высмотреть вдалеке свободного ресивера и бросить ему. А может сразу отдать прямо в руки раннинбеку, который с мячом в атаку и ломанётся. Это называется «вынос».

Раннинбек должен уметь быстро бегать и не попадаться в лапы защитникам. Я бегал быстро, но главное — хрен Сквера собьёшь с ног! Мощи хватает, центр тяжести низко, а борцовское прошлое дало отличную координацию, умение сохранить равновесие и увернуться от приёма. Маленький рост для футболиста — минус, но я умел извлекать из него плюсы.

Если проще… я ведь сравнил квотербека с вокалистом рок-группы. Если так, то ресивер будет гитаристом, а раннинбек — это как играть на басу. Вроде легко, но поди исполни как следует. А все остальные на поле — барабанщики: зрителям меньше интересны, однако без них не сыграть.

El Baron стоял в центре Нового Орлеана, ближе на берегу Миссисипи, что логично: бар открыли почти двести лет назад, тогда окраины ещё не построили. Семейное предприятие. Так что мы шагали по красивейшему кварталу, не похожему ни на что иное в стране: наследие испанцев и французов, правивших Луизианой до американцев. Кому-то нравятся небоскрёбы Нью-Йорка и пляжи Калифорнии, но я уверен — ничего прекраснее сердца Нового Орлеана в США нет.

Особенно вечером. Все колониальные дома в два-три этажа подсвечиваются разноцветными фонарями и вывесками, завитки кованых перил отбрасывают узорчатые тени. Зелень прекрасно пахнет, играет музыка: из любой двери или окна своя. Где рок, где старенький джаз, где что-то помоднее. Трудно поверить, что эта Америка — не Латинская. Отсюда и небоскрёбов почти не видно, они в Новом Орлеане… одно название. По стилю похожи на какой-нибудь Нью-Йорк, но ростом не вышли так же, как я.