Последний синклит - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/47
• Следующая

– Напрасно вы приехали! Здесь вам ничего не светит. Это вам не Москва.

– В каком смысле? – спросил Дронго.

– В том самом, – ухмыльнулся Полынов.

Элиза, очевидно услышав русский язык, повернула голову, взглянув на Дронго. У нее были красивые темные глаза.

– Я думала, что вы индус, – неожиданно сказала она.

– Почему? – удивился Дронго.

– Не знаю, – пожала она плечами, – я вас представляла себе иначе. Когда посылали приглашение в Москву, мне казалось, что оттуда приедет совсем другой человек.

– Это вы посылали приглашения? – сразу переспросил Дронго.

– Нет, – холодно усмехнулась она, – я не посылала приглашений. Просто для вас было приготовлено письмо в посольство Великобритании, а отправлять почту – моя обязанность. С остальными экспертами было легче. Кроме Симуры, никому не требовалась специальная виза. А приглашениями занимались мистер Тиллих и миссис Бердсли.

Со своего места встал Важевский и подошел к ним.

– Мне мартини, – попросил он бармена и, уже обращаясь к Дронго, сказал: – С самого утра я хочу у вас спросить про одного человека. Мне рассказывали в Варшаве, что в восьмидесятые годы вы работали с самим Купцевичем. Это верно?

– Адам Купцевич? – уточнил Дронго. – Да, это мой друг.

– И вы с ним работали?

– Мы провели вместе одну операцию, – признался Дронго.

– В результате которой стали известны на весь мир, – пробормотал, улыбаясь, Важевский. – Говорят, что вы смогли разоблачить даже осведомителя наркомафии, внедренного в структуру комитета специальных экспертов ООН. Вас называли «голубыми ангелами»?

– Это было давно, мистер Важевский, – устало ответил Дронго, с ужасом подумав, как действительно давно это было, – и в результате нашей операции сначала мы потеряли своего друга, а потом Адам потерял любимую женщину. И лишился обеих ног.

– Но о вашем феноменальном успехе... – не сдавался Важевский.

– Не будем об этом, – попросил Дронго. – А с Купцевичем мы действительно друзья.

– Вам нужно было остаться в Москве, чтобы не растерять свой авторитет, – снова упрямо буркнул Поленов по-русски.

Элиза молча взглянула на них. А Важевский, очевидно понявший, что именно сказал Полынов, всплеснул руками:

– О чем вы говорите, Полынов? Разве можно было отказаться от такого предложения?! Любой из нас готов работать даже бесплатно в компании таких мастеров.

– И вы тоже? – недоверчиво спросил Никита.

– Разумеется. Это же такая наука! Как вы можете даже сомневаться. Хотя... – Важевский подмигнул Полынову: – Хороший гонорар имеет стимулирующее воздействие.

Элиза что-то тихо сказала Полынову и, кивнув Дронго с Важевским, отошла от стойки бара.

– Красивая женщина! – восхищенно пробормотал Важевский, проводив ее взглядом. – Куда она пошла?

– К сэру Энтони, – пояснил Полынов. – Она каждый вечер заходит к нему в номер, чтобы получить указания на следующий день.

– Если бы старик был чуть помоложе, она наверняка оставалась бы в его номере на всю ночь, – прошептал Важевский. – Завтра я с вами поговорю, Полынов. Мне интересно, что вы обо всем этом думаете.

Дронго и Полынов были высокого, почти одинакового роста, тогда как Важевский доходил им лишь до плеча. Он встал со стула, взял свой мартини и пошел к другому столику.

– Почему вы так упрямо считаете, что мне не следовало приезжать? – спросил Дронго, снова переходя на русский язык.

– Посмотрите на этих типов, – тихо ответил Полынов. – Они же все одна компания. Знают друг друга тысячу лет. У них одни привычки, одинаковые квартиры, одинаковые машины, даже похожие парикмахеры. А вы прилетели сюда и хотите что-то понять? У вас ничего не выйдет. Пусть Робертом Чапменом занимаются Хеккет или Доул, они знают психологию своих соотечественников. А у нас все равно ничего не выйдет.

– Со свиным рылом в калашный ряд? – уточнил Дронго.

– Да, – чуть помедлив, ответил Полынов, – если хотите, да. Вам не следовало сюда приезжать. Не обижайтесь, в конце концов вы поймете, что я прав. Здесь нас терпят только как водителей или слуг. Это другой мир, в который нас не пустят, даже если мы будем богаче всех. Для этого нужны сотни лет традиций.

– Это у Чапмена традиции? – изумился Дронго. – У этого фермера из Айовы есть традиции? Даже если он сенатор. Не смешите меня, Полынов!

– Есть, – упрямо вздохнул Полынов, – у них есть то, чего нет у нас. Они научились уважать законы, платить налоги, у них другой образ мыслей. Скажите кому-нибудь из наших ребят, чтобы он через год заполнил налоговую декларацию и заплатил все налоги. Он рассмеется вам в лицо. Мы совсем другие.

Дронго взглянул на своего собеседника:

– И с такими мыслями вы работаете начальником охраны?

– А как мне жить? – с неожиданной злостью спросил Полынов. – Я был майором пограничной службы. Тогда мы входили в систему КГБ. Может, вы еще помните. Мне не было тридцати, когда Союз развалился. Я остался в Львовском пограничном отряде, на Западной Украине. Без денег и без работы. Вы знаете, как относились к бывшим офицерам КГБ в Западной Украине? Рассказать?

– Не нужно, – угрюмо ответил Дронго.

– Вот это вы действительно знаете, – раздраженно сказал Полынов. – Я четыре года без работы сидел. Мешки готов был грузить, чтобы мать прокормить. Жена со мной развелась. Вышла замуж за местного хохла, за купчишку, который из Турции кожаное барахло возил. А надо мной все еще и смеялись. Ну вот, когда матери не стало, я на все плюнул и сюда переехал. Тоже много помыкался, пока не попал в охрану Чапмена. А когда убили Роберта, сэр Энтони уволил прежнего начальника охраны и на его место назначил меня. Вот, собственно, и все.

– Понятно. Тяжело вам пришлось.

– Мне еще повезло, – сказал Полынов. – А сколько моих ребят остались без работы и без денег. Тем, кто служил в девяносто первом на Украине или в Белоруссии, еще повезло. А вот кто остался в Прибалтике, им вообще не позавидуешь. Они там все стали врагами народа. Хотя некоторые приспосабливаются. У нас один гнида был, политрук. Сейчас в Лондоне живет, представитель какого-то информационного агентства. Хвалит англичан и ругает своих. Нужно было слышать, какие он нам политинформации читал, как он «империалистов» грязью обливал. Ненавижу их всех!

Полынов сжал тяжелые кулаки.

– У вас нервы не в порядке, – пробормотал Дронго, – так вы скоро будете ненавидеть весь мир.

Никита махнул рукой и пошел к лифту. Дронго допил свой чай и взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Нужно переодеться, чтобы в одиннадцать часов встретиться с Хашабом. Если, конечно, тот сумеет завершить свой разговор с миссис Бердсли. Интересно, кто написал письмо? И зачем нужны такие секреты, если можно было подойти к Дронго внизу в холле? Или написавший письмо не хотел, чтобы кто-то узнал о его встрече с экспертом?

Он успел переодеться и ровно в одиннадцать часов вышел из номера. Решив не пользоваться лифтом, он прошел в конец коридора, где находилась пожарная лестница, и поднялся на четвертый этаж к номеру Ихсана Хашаба. Когда Дронго хотел осторожно постучать, он заметил, что дверь уже открыта. Осторожно толкнув ее, Дронго вошел в номер.

– Проходите, – тихо предложил арабский эксперт.

Дронго запер дверь и сделал шаг навстречу.

– Я не думал, что вы сумеете так быстро завершить свой разговор с миссис Бердсли, – признался он.

– Это было нелегко, – сознался Хашаб, – но я считал, что наша встреча гораздо важнее. Что вы будете пить?

– Ничего, – ответил Дронго. – В такое позднее время я предпочитаю не употреблять алкоголь. Я вообще мало пью, мистер Хашаб.

– Я знаю, знаю, – торопливо ответил Хашаб. Он сидел на диване, тогда как Дронго расположился напротив него на стуле, стоявшем у стола. – Нам нужно с вами договориться, – сказал Хашаб, переходя на турецкий язык. – Мне говорили, что вы из Баку. Это верно?

– Я приехал из Москвы, – кивнул Дронго, – но Баку – мой родной город. Разве это что-то меняет?

• Предыдущая
• 16/47
• Следующая