На 127-й странице. Часть 3 (СИ) - Крапчитов Павел - Страница 16

— Могу ли я, многоуважаемый и достойнейший, Сулеман-эфенди, — вновь заговорил Эркан. — Напомнить вам, что достопочтенный Хусейн ибн Гори не советовал наслаждаться этим напитком чаще одного раза в день.

— О-о-о! — только и смог, теперь уже по-настоящему, простонать его хозяин.

— Достопочтенный Хусейн ибн Гори советовал в таких случаях отвлечься, посетить гарем.

— Где ты видишь здесь гарем? — возмутился толстяк. Он хотел сказать еще что-то в адрес своего глупого слуги, но боль кольнула его виски, и Сулейман беспомощно откинулся на подушки.

Эркан дождался пока его хозяин успокоится и продолжил.

— Можно понаблюдать за другими женщинами, — сказал он. — У нас на борту находится такая красотка. — Сказав это, Эркан причмокнул губами.

— Да, я с подушек подняться не могу, глупый ишак, — проговорил в ответ Сулейман.

«О, небесный владыка!» — мысленно посетовал Эркан. — «Ну и хозяина ты мне послал!» — но вслух сказал другое:

— Я могу рассказать вам о ней.

Лежащий на кровати турок без слов махнул рукой.

— Она высока и стройна, вам будет приятно и удобно возлечь рядом с ней. У нее большие глаза. Ими она будет с любовью смотреть на вас, снизу-вверх, когда вы скажете ей встать на колени. Ее губы полны и яркого цвета, который только усилится, если она, по вашему приказу, проведет по ним своим сладким язычком…

Эркан плел узорчатый занавес из слов. Слово за словом, предложение за предложением. Занавес рос и наконец, отпущенный ловкой рукой, с легким шумом опустился и отсек боль от его господина, точно также, как настоящий занавес отсекает тьму от света уютного жилища.

— М-м-м, — только и смог выдавить из себя Сулейман. — У тебя язык нечистого.

Его глаза закрылись, и Эркан подумал, что его господин задремал.

— Расскажи, — не открывая глаз, спросил толстый турок. — Кто она?

— Она журналистка, — начал Эркан, чем вызвал легкое цоканье языком своего господина. Это означало небольшое раздражение.

— Совершает по приказу своего журнала кругосветное путешествие, — продолжил слуга. Он давно собрал всю информацию об этих пассажирах «Гайрет», но ждал, когда господин проявит интерес. Никогда не делай того, о чем не просят. Это правило давно разъяснил ему отец. «Сделаешь без просьбы, все равно не оценят,» — говорил он.

Эркан рассчитывал рассказать своему господину о докторе из Милана, когда у него вновь начнутся приступы мигрени. Но вышло по-другому. Но тоже неплохо. Он и в этом случае может показать свои способности и всезнание.

— Плывет из Северной Америки. Посетила Гонконг, Сингапур…, - перечислял Сулейман. — Сейчас направляется в Бриндизи, а оттуда в Париж.

Его господин молча слушал. Казалось, что он думал о своем.

— Она девственница? — наконец спросил Сулейман.

— Я не знаю, о, высоко достопочтимый.

— Вот, Эркан, ты многого еще не знаешь, — толстый турок открыл глаза и посмотрел на своего слугу.

— Я не знаю, — спокойно повторил Эркан. — Но я думаю, что она девственница. И у вас есть только один способ проверить это.

Сулейман посмотрел на него и расхохотался. Для этого было две причины. Прошла головная боль и у него появилось предвкушение чего-то приятного.

— Давай проверим, — сказал он слуге.

Сцена 20

«Гайрет» продолжал двигаться по каналу. Его единственная труба слегка дымила, подтверждая, что где-то там, в глубине парохода работает машина, крутятся валы, вращая винт, а уже он толкает сам пароход вперед. По каналу особенно не разгонишься, поэтому дымок из трубы был слабым, что совсем не мешало двум, единственным пассажирам, мисс Одли и доктору из Милана, прохаживаться по палубе.

На них изредка поглядывал Сулейман-эфенди. Он расположился рядом с капитанским мостиком, под небольшим тентом, на специально вынесенном из каюты кресле. Рядом стоял преданный Эркан.

— Ты все хорошо продумал? — спросил слугу его хозяин.

— Да, высочайший и достопочтимый господин.

— Что с товаром для Бриндизи?

— Отправим пароходом из Константинополя, — ответил Эркан.

Сулейман скривился, потом посмотрел на журналистку, которой что-то рассказывал доктор, и кивнул.

— Тогда позови капитана, — сказал он.

Капитан явился быстро.

— Я в вашем распоряжении, Сулейман-эфенди, — он слегка поклонился.

Обращение капитана толстому турку не понравилось.

«Плавают по своим морям. Набрались привычек от иностранцев,» — подумал он. — «Разучились оказывать настоящее уважение».

— Мы не плывем в Бриндизи, — сказал Сулейман и с удовольствием увидел, как растерялся капитан. — Мы следуем сразу в Константинополь.

— Но у нас два пассажира до Бриндизи, — попытался возразить капитан.

— Это твои пассажиры, — отрезал ему Сулейман. — Ты и разбирайся.

— И помни, капитан, — продолжил толстый турок. Он даже немного приподнялся в кресле и зло посмотрел на капитана. — Это ты — в моем распоряжении, а не я — в твоем.

— Будет исполнено, эфенди, — ниже, чем в первый раз, поклонился капитан. К его растерянности добавилась некоторая задумчивость.

— Все. Иди, — Сулейман махнул рукой. — Я буду думать.

Когда капитан ушел, он посмотрел на своего слугу. Тот сразу же согнулся в поклоне, а потом сказал:

— Вы очень хорошо умеете убеждать, высочайший и достопочтимый господин.

На лице Сулеймана появилась улыбка.

Сцена 21

Максимилиан Хофер, он же лже-миланец, он же лже-врач, а также по основной работе подручный бывшего гангстера Бруно, а если совсем просто, то Макс, давно научился делать сразу несколько дел. Вот и сейчас он непринужденно болтал с журналисткой, а сам тем временем наблюдал за разговором капитана «Гайрет» и двумя другими турками, которые были явно непростыми пассажирами. Особенно выделялся из этой парочки тот, что был потолще. Макс про себя его называл Толстым. Почему Хофер обратил на него внимание? Он давно заметил, что, когда матросы пробегают мимо Толстого, то с их лица сходит улыбка, и они низко кланяются. Поэтому Макс старался, когда этот турок появлялся на палубе, не упускать его из вида. А если была такая возможность, то и подслушать те разговоры, которые вел этот важный турок. В своей жизни Максимилиану Хоферу пришлось провести несколько месяцев в турецком плену. От этого у него осталось масса неприятных воспоминаний и с десяток выученных турецких слов. Конечно, полного смысла разговоров Толстого он понять не мог, но кто сказал, что в общении люди все передают только словами. А жесты? А мимика? Опыт Макса говорил, что половину, если не больше, смысла сказанного, можно уловить, наблюдая именно за жестами и мимикой говорящего. Конечно, для этого нужен опыт и мозги. Но и первое, и второе у Максимилиана Хофера были.

«Были бы у тебя мозги, ты бы не сел на этот корабль и «цель» бы отговорил от этого,» — проворчал про себя Макс.

Целью он про себя называл мисс Одли. План, как задержать ее на пару дней, именно о стольких днях шла речь в телеграмме Бруно, у него давно был готов. Комфортный и безопасный для журналистки.

«Ну, почти безопасный,» — продолжил про себя свой внутренний разговор Макс.

То, что он сделал ошибку, сев на «Гайрет», Хофер окончательно понял, когда услышал обрывки разговора Толстого и капитана корабля.

Важный турок сидел на корме под навесом, а капитан «Гайрет» стоял перед ним. Кто из них главный, было видно по тому, как вальяжно развалился в своем кресле Толстый и по тому, как напряженно стоял перед ним капитан: прямая спина, руки прижаты к бедрам, корпус немного наклонен вперед. Само внимание и почтительность. Начала разговора Макс не слышал. Но как только капитан подошел к Толстому, он извинился перед мисс Одли и двинулся в их сторону. На безопасном отдалении от говорящих у него вдруг развязался шнурок. Максу пришлось опустился на одно колено, чтобы исправить эту мелкую неприятность. Слуга важного турка покосился на пассажира, но тот был достаточно далеко, и слуга вернулся к созерцанию своего господина. Обычный человек ничего бы не расслышал из разговора Толстого и капитана, но Макс все рассчитал. Его шнурок развязался так, чтобы ветер дул в его сторону. И его интересовали не запахи, а обрывки слов, сказанных этой парочкой. Кроме того, время от времени Макс поглядывал на говорящих.