Под открытым небом (СИ) - Астафьева Александра - Страница 4

Чего не сделаешь в балете. Здесь ты всегда собран, внимателен, твои движения отточены и верны, и не дай бог ошибиться хоть раз во время выступления – тебя сожрут с потрохами и выпрут на роль второго, если не третьего, плана. На репетициях нужно пахать до седьмого пота, иначе ты добьешься не тех результатов, к которым стремился. Этот путь пропитан болью, слезами, железной выдержкой, а кое-где и кровью. Это другая своеобразная жизнь, и ты полностью ей отдаешься. Этот танец отнимает у тебя время, силы, энергию. Ради чего? Ради того, чтобы услышать, как это красиво. Быть балериной – нечеловеческий труд.

Нет, я ни в коем случае не хочу сказать, что не люблю балет. Многие говорят – я рождена для него. Но в современном мире столько разновидностей танца, что этот факт не может отставлять меня равнодушной.

И как бы там ни было, балет – это моя жизнь. Но мне хочется прочувствовать и другую: безбашенную, яркую, дикую. Сейчас, как никогда, я нуждаюсь в том, чтобы поменять свое серое существование, которое идет по плану. По плану моего отца. А я не сторонник всего этого. Мне только двадцать два, поэтому, пока еще не поздно, пора поменять жизнь, танцевальное мировоззрение и просто быть свободной без всякой опеки и не утруждать себя мыслями о том, что ты чем-то кому-то обязан.

Упираясь лбом в стекло автобуса, я глубоко вздыхаю от собственных рассуждений, и на оконном стекле проявляются очертания рисунка в виде разбитого сердца. Стало быть, сидя на моем месте, кто-то начертил это изображение своим пальцем на запотевшем стекле. Смотрю на рисунок, и спустя три секунды картинка исчезает.

Как сейчас это подходит моему настроению.

Мыслями я опять с родными, все-таки понимаю, насколько неблагодарно к ним отношусь. По-свински. Уехала, никого из них не предупредила. Только Жаклин была в курсе моих «путешествий», длившихся ни много ни мало – неделю.

Вот черт. Я продержалась всего лишь какую-то долбаную неделю. Я никчемная.

«– Ты когда-нибудь начнешь нормально танцевать или так и будешь воспроизводить каждый вечер свое сраное «Лебединое озеро»?

– Джейк, послушай, я…

– Ты что, Джиа?

Я растерянно молчу, если сейчас заговорю, то начну просто рыдать. Нет необходимости демонстрировать свою слабость этому придурку.

После продолжительной паузы, Джейк немного смягчается, с шумным выдохом заявляя следующее:

– Я не могу больше дать тебе шанс, Джи, – кажется, он тоже расстроен, но это всего лишь напускное. – Да ты посмотри, на этих каблуках ты толком стоять не можешь, не то, чтобы танцевать. Привыкла ковылять на своих пуантах, а клиенты жалуются и беспокоятся, что в один момент не устоишь и рухнешь…

– Им наплевать на меня, – не сдерживаюсь я.

– Зато мне – нет. А на их мнение тем более. И еще. Где твоя грудь? Зрители обожают любоваться формами танцующих привлекательных девушек, – руками в воздухе обозначает полушария в районе грудной клетки. – Прости, но ты выбиваешься на фоне других. Думаю, для тебя же лучше будет собрать свои вещички. Я оплачу тебе твои отработанные вечера. Поэтому, Джиа, – опять изображает из себя добряка и по-дружески кладет ладонь на мое плечо. – Возвращайся домой, в свою стихию, детка.

Я смотрю на кисть его руки и мне хочется врезать по его, усыпанной отметинами оспой, роже.

– Да пошли вы все…! – Резко сбрасываю руку, глядя на него в упор с непролитыми слезами. – Засунь свои деньги себе же в задницу!»

Именно так прошел мой первый опыт в качестве танцовщицы в ночном клубе.

Что мне еще оставалось делать? Я нашла объявление, посетила несколько мастер-классов и прошла отбор. Возможно, я бы и не побывала в Амстердаме, если бы не этот случай. «Так что, во всем нужно искать только позитивное», – говорит мне мой внутренний голос, и я прикрываю глаза.

Я просыпаюсь, когда из динамиков автобуса доносятся скрипящие звуки. Таким образом водитель автобуса оповещает о конечной станции. Зная о том, что мне ехать до последней остановки, я позволила себе немного вздремнуть.

Выглядываю в окно и замечаю свою любимую сестренку. Она ищет меня взглядом среди пассажиров, покидающих в спешке автобус.

– И в чем причина твоего возвращения?

Мы обнимаемся и направляемся к ее машине.

– Я не ждала тебя так рано, – пытается пошутить Жаклин.

Закидываю сумки на заднее сидение автомобиля, и со вздохом опускаюсь на сидение рядом с водителем. Тянусь к бардачку, там обычно лежат мои «авиаторы».

– Я не устроила их как танцовщица, – это все, что я могу сказать.

Жаклин пристально и с сожалением смотрит на меня.

– Вот только не надо этого взгляда, – поморщившись, указываю на нее пальцем, как бы предупреждая. – Не стоит меня жалеть.

– Ладно, проехали, – небрежно машет рукой, нажимает на педаль газа и резко выруливает со стоянки.

Когда Жаклин за рулем, то лучше не полениться и мысленно попросить Бога о скорейшем прибытии домой в целости и сохранности, что я сейчас и делаю.

Пока мы мчимся по дорогам жаркого Майами, из радиоприемника фоном играет заводная композиция, и Жаклин весело рассказывает мне о художественной выставке, которую посетила вчера.

Смотрю на нее: она вся светится от счастья, когда рассказывает мне о том, как какой-то богатенький дядя заинтересовался ею, как художницей, и предложил сестре помочь с организацией собственной выставки. Я очень рада за нее, за ее достижения, и то, чем она занимается – играет для нее очень важную роль.

– Эй, – Жаклин делает музыку тише, – ты меня не слушаешь? У тебя какой-то отстраненный вид. Я понимаю, ты переживаешь: хотела перемен в жизни, и ничего не получилось, – перестраиваясь в другой ряд, она смотрит в зеркало заднего вида. – Поэтому, – продолжает она, – тебе нужно сегодня развеяться в…

– …клубе, – заканчиваю за нее. – Об этом гласит твое сообщение.

– Да, и как раз сегодня один мой хороший знакомый… О, ты, должно быть, помнишь Кевина?! Ну, такой высокий блондин с тату на шее.

Я мысленно пытаюсь воссоздать его образ, но у меня плохо получается.

– Нет, не помню, – отвечаю я и добавляю звук в радиоприемнике, из которого звучит действительно неплохая мелодия.

Жаклин поворачивает на пару секунд голову в мою сторону, затем возвращает внимание на дорогу.

– Кевин устраивает частную вечеринку сегодня в местном клубе, там будет приглашенный диджей. Кстати, это его трек ты слышишь прямо сейчас, – она делает еще громче. – Ну же, родная, там будет весело. Мы не должны это пропустить!

Пока в салоне ее авто гремит на полную мощность заводной трек, Жаклин весело подпевает, а мне остается слушать и невольно пританцовывать на своем сиденье. Примерно в таком задорном настроении мы подъезжаем к ее съемной квартире.

– Спасибо, что приютила. Я не знаю, как долго задержусь у тебя, – говорю ей, как только мы переступаем порог небольшой, но уютной квартирки. – Жаки, я постараюсь поскорее найти себе что-нибудь подходящее.

Оставив обувь у входной двери, я плюхаюсь на диван с мягкими подушками и осматриваюсь вокруг. Не потому, что я здесь впервые, мне просто очень нравятся ее картинные работы, которые украшают имитированную кирпичом стену гостевой комнаты.

Не так давно Жаклин перенесла изображения нашего детства на полотно. Это триптих. На одном из них изображены мы с сестрой, на второй – наши родители, а на третьей – мы все вместе.

Как, все-таки, нам было хорошо вместе.

– Скучаешь по ним? – сестра ловит меня за рассматриванием ее картин.

– Очень. Боже, я так устала, – потягиваюсь, одновременно зевая, стараюсь замять тему родителей.

– Джиа, – Жаклин протягивает ко мне руки. Я поднимаюсь и принимаю ее объятия. – Давай, приходи в себя. Прими душ, перекуси. Ты такая худенькая.

– Такая же, как и ты, – закатываю глаза на ее реплику и улыбаюсь.

Да, я всегда была стройняшка, даже если не брать во внимание танцевальную деятельность, которая, конечно же, оставила свой отпечаток на моей фигуре. Но и Жаклин недалеко от меня ушла в этом плане.