«Пассажир» из Сан-Франциско - Бальчев Анатолий - Страница 19

— Вы давно в Москве? — Алевтина прекрасно говорила по-английски.

— Всего пару дней. Удивительный город…

Все так же жестом, она перебила его:

— Когда здесь живешь, этого, увы, уже не замечаешь. Вы турист?

— Нет, бизнесмен. Пытаюсь купить орловских рысаков для одной коневодческой фермы…

— Лошади…

Девушка запнулась — эта тема была ей мало знакома, но моментально нашлась и посмотрела куда-то вдаль, мимо Мартина, где она уже, кажется, гарцевала на породистой кобыле: — Как это прекрасно… Всегда мечтала научиться кататься на лошадях…

Их завязавшуюся было беседу не к месту прервал пианист. На какое-то время он исчез со сцены и сейчас вынырнул откуда-то из-под кулис. Фривольно присел за столик, нимало не обращая внимания на иностранца, притянул Алевтину вместе со стулом поближе, жарко зашептал, чуть ли не в ухо:

— Слушай, Алька, вот поперло! Есть маза сдать, все оптом. Лавэ чуть поменьше, но зато без головной боли. Вписываемся?

Алевтина, будто извиняясь за бестактность своего друга — лабух, что с него взять?! — улыбнулась Мартину и посмотрела на часы:

— Сдавай, Маркуша, я через полчаса все равно уеду…

— Как уедешь? А обмыть сделку? — недовольно заворчал тот. Потом повернулся к Мартину, посмотрел ему прямо в глаза и сказал уже достаточно громко:

— Заодно и приятель твой новоиспеченный поучаствует, о’кей?

— What? — переспросил Мартин Алевтину. Она махнула рукой: ничего, мол, страшного и раздраженно процедила шкодливому музыканту:

— Вали отсюда, а? Займись делом.

Тот понимающе кивнул, убрался обратно за кулисы. Там его уже поджидали. Но не покупатели, для которых он заготовил приличествующую улыбку, а два дюжих недобрых молодца в пиджаках и при галстуках. К тому же явно чем-то недовольных. Один стоял у зеркала и с вялым интересом изучал гримерные принадлежности, другой сидел в кресле и смотрел в никуда прямо перед собой. Марк-Антон явно не ожидал их тут встретить, и рыпнулся, было, обратно к двери, но тот, что в кресле, молниеносно вскочил и преградил ему дорогу:

— Ишь, какой прыткий лабушок, — начал он тихим монотонным голосом. — Погодь-ка! Ты в школе топчешься, там и маркуй. А не хватит — мы тебе подсыплем…

— Да вы что, мужики, — вся бравада мигом слетела с Марк-Антона, — в школе в два счета заметут!

— Кому ты на фиг нужен, Марк-Антон? Кстати, кто тебе такой звонкий псевдонимчик заман-дячил?

— Марк-Евангелист, библию писал, — от страха на полном серьезе принялся объяснять Марк-Антон. — Антон Павлович Чехов — пьесы…

— Ты нам фуфло не вкручивай, не ты один в школе маялся!

— Я и не думаю, — лебезил пианист, — то и другое в одном флаконе. Для куража песни пишу…

Объяснение вышло совершенно невразумительное, и тот, что стоял у зеркала, решил, что лабух над ними насмехается.

— Что ты тут гонишь? — в руках он вертел коробочку с тональным кремом. — Пьесы… Песни… Здесь тусуешься… Ты нас, похоже, кидаешь! Ты на кого работаешь, сука?..

Крем полетел с такой изуверской силой, что пластиковый тюбик треснул, и его содержимое осталось на стене, сплошь залепленной разномастными афишами и фотографиями, тошнотным мозговым потеком в районе бакенбарда Филиппа Киркорова. Во избежание подобной участи Марк-Антон вздрогнул и отшатнулся.

— Ну, вот что, лабух! Иди, трудись пока, а закончишь — мы с тобой по-другому потрещим… — сказал другой бандит и посторонился, выпуская Марка на сцену.

Стоит ли говорить, как игралось Марку весь оставшийся вечер?..

Медленно и печально переминались на площадке несколько пар. Мартин склонился к Алевтине:

— Леди не желает потанцевать?

Алевтина покачала головой.

— Леди при делах. А джентльмен ее отвлекает, — она тревожно смотрела на Марк-Антона, пытаясь понять, что с ним произошло.

— Неужели леди… обычная проститутка? — разочарованно спросил Мартин и слегка отодвинулся.

Девушка улыбнулась.

— Леди не может быть проституткой. Только незаурядной шлюхой…

Она вдруг вскочила со стула, потянула Мартина за руку, увлекая на танцевальный пятачок. Закинула ему руки на шею, прижалась плотно, всем телом.

— Незаурядной шлюхой? Чем же она отличается от заурядных? — подхватил игру Мартин, продолжая муссировать тему.

— Сейчас почувствуешь…

Алевтина увлекла его ближе к эстраде, пианист кивнул ей едва заметно. Мартин взял это на заметку. «Надо бы с ним побеседовать, — решил он, — но это как-нибудь в другой раз…»

Алевтина прижалась к Мартину еще плотнее.

— Кажется, я начинаю чувствовать…

— Вот видишь! Заурядная шлюха имеет мужиков без разбора, а моего класса — выбирает с претензией…

— Значит ты претензионная шлюха…

Она взглянула на него с интересом:

— Ты быстро схватываешь суть…

— У тебя хороший вкус, — теперь уже Мартин прижался к ней всем, чем можно.

— Не возбуждайся, — Алевтина слегка отстранилась. — Я тебя еще не выбрала…

— Я смотрю, вы коварная леди… — они продолжали кружиться в медленном танце.

— Леди живет в коварных джунглях, — прошептала она, вновь придвигаясь ближе некуда.

Мартин демонстративно огляделся по сторонам.

— Но эти люди совсем не похожи на монстров…

— Джентльмен не знает России, он слишком трезв для этого…

Внезапно Алевтина прервала танец и буквально подтащила Мартина обратно к столику, наполнила фужер до краев непонятно откуда взявшимся черносмородиновым «Абсолютом», протянула своему кавалеру:

— Попробуйте, таким образом…

Тот сделал несколько пустопорожних глотательных движений:

— Я должен все это выпить сразу?..

— Да, залпом…

Он отрицательно замотал головой:

— Может, есть другой способ?

— Любовь? — она маняще улыбнулась. — Или кокаин? Что предпочитаете?

— Пожалуй, — Мартин тоже улыбнулся, — начнем с чего попроще…

— Это не ко мне!

— Тогда я выбираю любовь… — он потянулся к девушке, но та выскользнула из его объятий. Протянула ему визитную карточку:

— Да, старик, с чувством юмора у тебя плоховато. Типичный янки. Позвони, ходок…

Она направилась к выходу, кинув прощальный взгляд на Мартина и еще один — на Марк-Антона.

Мартин посмотрел на удаляющуюся девушку, ее плавно покачивающиеся бедра и рассыпавшиеся по плечам светлые волосы, поднял фужер, сделал маленький глоток и поморщился, уткнувшись в счет, любезно предоставленный на серебряном подносике подоспевшим официантом:

— И это они называют чувством юмора…

Он покачал головой, расплатился и тоже направился к выходу.

Успел заметить, как Алевтина садится в машину с неровно посаженой синей мигалкой на крыше. Номер он запомнил автоматически и с чувством выполненного долга отправился в гостиницу. Спать. Разница во времени — самое сильное снотворное…

По ночной Москве мчался уже известный нам старенький БМВ, за рулем которого сидел Маковский. Он был полностью погружен в какие-то непонятные мысли. Пролетел на красный свет, подрезал чей-то черный «Мерседес». То ли вспомнил, что в Москве, если ты смелый и у тебя есть, что предложить ментам, правила дорожного движения соблюдать необязательно, то ли просто очень спешил. Встреча ему предстояла важная, но думал он не о ней — то вспоминал Наташу, то собственную семью. Постепенно воспоминания переносились все дальше, к тому времени, когда умер сын и все в жизни пошло по-другому Лицо Фила становилось все мрачнее, скорость старенького автомобиля — все быстрее. Фил достал телефон:

— Привет, Кот… Я сейчас еду в «Луксор», знаешь, где это?

— Найдем…

— Подстрахуйте меня.

В полном миноре закончил программный вечер Марк-Антон.

«Трещать» с братвой, знамо дело, не хотелось. Он-то что, он человек маленький, ему дали — он продает. А кому сколько — это пусть там между собой разбираются, ему бы себе на «дурь» заработать и всех дел. Так нет же, нашли стрелочника…

А мы эти стрелки возьмем и переведем! Точно — переведем. Вместо того чтобы вернуться в гримерную, Марк спустился в зал и пошел к выходу. Он был почти у крутящейся как нарядный детский волчок двери, вечно дающей под зад коленкой улыбающимся входящим и хохочущим выходящим, когда грозный голос окликнул его: