Самозванка - Гамильтон Диана - Страница 12
- Предыдущая
- 12/37
- Следующая
— Позвольте, я помогу.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Голос Хавьера казался струйкой дыма, легко курящегося в душистом, теплом воздухе, нежно ласкающем ее тело и заставляющем терять связь с реальностью. Никогда в жизни она не чувствовала такой приятной, расслабляющей дремы.
Крупное, сухощавое тело Хавьера как бы нехотя перевалилось на бок, он подставил под голову одну руку и каким-то невероятно медленным движением приподнял другую, опустив свои теплые пальцы на тонкую ткань ее платья, потом освободил из ненадежного убежища одну пуговичку, другую…
Кэти была как под гипнозом и думала точно о ком-то другом: что же такое случилось со всеми моими моральными принципами, над которыми так смеялась Корди? Неужели они испарились под жарким испанским солнцем и я стала совсем другой женщиной, способной на такую откровенную чувственность — не стесняясь, принимаю ласки мужчины, гладящего мою грудь?
Но ведь далеко не всякого мужчины, возразила она себе в замешательстве. Только этого мужчины, единственного…
Он придвинулся ближе, кожаные брюки с легким скрипом коснулись ее обнаженного тела, и она закрыла глаза, впитывая в себя запахи хорошо выделанной кожи, сухой земли, жары и… мужчины. Она только диву давалась, почему никогда раньше не чувствовала ничего подобного: все ее тело как бы плавилось и жаждало удовлетворения…
Едва слышный предостерегающий голосок еще что-то нашептывал, но она не двигалась. И вот с пуговицами было наконец покончено, и Хавьер распахнул ее платье настежь. Только тут стыд все-таки победил — она почувствовала, как у нее перехватило дыхание, и постаралась открыть глаза. Но тут же пожалела об этом, увидев, каким ленивым, оценивающим взглядом он окидывает ее тело.
Ни один мужчина не видел ее до сих пор в подобном виде. Во время двух незабываемых встреч с Дональдом все происходило быстро и в полной темноте.
Все тело у нее покрылось мурашками, предвещая росший в ней отчаянный протест. Но вместе с этим возникло и чувство потери, огромного сожаления, потому что сдерживаемые чувства помимо ее воли наполняли ее восхитительной, бездумной, прелестной чувственностью. И тут каким-то неуловимым, легким движением он расстегнул застежку ее кружевного бюстгальтера, и полные, щедрые груди оказались в его руках. В этот миг тонкий предостерегающий голосок утонул в грохоте ее сердца, в мощном толчке крови, воспламенившем ее всю, с головы до ног.
— Bella… Bella…
Она, казалось, могла утонуть в теплой нежности его голоса — и на самом деле почти лишилась чувств, когда он склонился над ней и удовлетворенно провел языком по гордо вставшему, напрягшемуся соску, а потом по другому, и так раз за разом, пока она не подумала, что сейчас умрет от этой нежной пытки.
Она обхватила руками его голову, погрузив сведенные от напряжения пальцы в мягкий шелк его черных волос и понимая, что проваливается в какую-то пропасть, забвение без мыслей и чувств, все ближе и ближе подходя к постижению старой как мир, но всегда волнующей тайны. А он поднял голову над ее наполненной страстью грудью и медленно, ах, как медленно, кончиком грешного, опытного пальца повел вниз, к нежному изгибу ее живота, и остановился, чуть-чуть не дойдя до края кружевных трусиков.
Его имя криком застыло на ее губах, она подалась навстречу ему, выгнув спину дугой, и вдруг сквозь бьющийся в ушах стук собственного сердца услышала мягкий голос: — Такое множество талантов… Сразу поняв, что он имеет в виду, Кэти вся покрылась испариной от стыда, потом ее бросило в дрожь. Как только я могла позволить ему пользоваться мной?! Подонок! О Господи, какой подонок!
Он явно намекал на присущую ей удаль в постели. А разве она могла возразить, что с ней такого не происходило никогда в жизни? Она не имела права сказать правду, но даже если бы и сказала, он не поверил бы. Его заигрывания были всего лишь намазанной медом приманкой, еще одним средством доказать, что она не годится на роль матери.
Подобрав под себя ноги, она откатилась в сторону, нащупывая ускользавшую из-под пальцев застежку бюстгальтера. Лицо ее пылало.
— Рог Dios! — Резкий выдох разорвал плотную, теплую тишину, и Кэти проглотила крик, готовый вырваться из ее груди. Неужели он пытается доказать, что испытывает такие же чувства, как и она, что он забыл обо всем в эти мгновения взаимной близости?
Нет, это просто еще одна дьявольская ловушка, с целью доказать, что я обыкновенная шлюха. Ах ты, крысолов несчастный!
— Не прикасайтесь ко мне! Никогда! — хрипло выкрикнула она и шмыгнула носом от подкативших слез, потому что все эти крошечные пуговички — все восемь миллионов — отказывались подчиняться и попадать в петли. А он уже был на ногах, и, встретившись яростным взглядом с мрачной непреклонностью его серых глаз, она поспешила отвернуться, ибо прекрасно понимала, что стоит ей перестать злиться — она тут же умрет от стыда.
Застегнув наконец платье и от всей души надеясь, что сделала это правильно, она попыталась разгладить смявшуюся воздушную ткань, нашла Розину шляпу, резко нахлобучила ее на голову и двинулась прочь, держа спину очень прямо, а он подошел к своему коню.
Как я могла позволить себе такое? Ладно, пока что не буду думать об этом, иначе разревусь. Она чувствовала, что слезы унижения и стыда подступают к глазам и вот-вот хлынут потоком. А гордость не позволит ей прийти в усадьбу с заплаканным лицом. И тут она вздрогнула, чуть не упав в обморок от ледяного голоса:
— Ven aqui! Ты поедешь со мной, верхом на лошади.
Да я скорее умру! — подумала Кэти.
Но стук копыт ясно сказал ей, что у нее нет выбора, а сильные руки, подхватившие ее и усадившие в седло, исключили возможность освободиться. Цветистое испанское ругательство, которое он пробормотал ей в ухо, только подкрепило ее уверенность в той опасности, которую она навлекает на себя и Джонни своим сопротивлением.
Хавьер послал белого жеребца галопом по заросшему маками полю, а потом одним движением сильных бедер направил его в ворота загона.
Напряжение немного спало, когда грациозные, игривые прыжки сменились мерным цокотом копыт по сухой белой земле, а все перипетии их недавней борьбы унесло встречным ветерком. Она покорно принимала жар его тела, к которому прижималась спиной, да изредка — толчки его крепких бедер, когда он направлял лошадь.
Кэти стиснула зубы, чтобы не реагировать на все эти ощущения. Жаль, что человек, которого я должна держать на холодно-вежливой дистанции, оказался единственным, кто сумел пробудить во мне такие сильные чувства. Теперь мне как-то придется жить со всем этим, жить рядом с ним по меньшей мере еще несколько недель. Что у меня получится, не представляю…
А как он будет злорадствовать, поставив еще одно черное пятно на моей репутации!
Но ничего похожего на злорадство не было в жестком выражении его лица, когда он остановил лошадь у дальнего въезда в усадьбу, спрыгнул с седла и помог ей спуститься на землю. А я ведь, пожалуй, должна быть признательна ему, подумала Кэти ошеломленно, когда ее ноги коснулись земли и он убрал руки с ее талии, что он не заехал прямиком во двор, выставив меня на обозрение слугам и работникам.
Теперь ей надо было побыстрее убраться отсюда, но она не могла этого сделать, зажатая между его телом и крупом лошади. А он явно намеревался как-то еще унизить ее, в этом не было никаких сомнений.
Пытаясь быть храброй и лицом к лицу встретить все, что бы он ни уготовил ей, Кэти вздернула подбородок и вгляделась в каменные черты его лица. Глаза Хавьера поблескивали из-под полей черной шляпы, и Кэти невольно съежилась, изо всех сил убеждая себя, что залепит ему пощечину, если он скажет не так хоть одно слово. Всего лишь одно слово…
Но, несмотря на всю решимость сразить его своим взглядом, она вдруг почувствовала, как из глаз выкатились непрошеные слезы и, повергая ее в смятение, покатились по щекам. Она быстро опустила голову, понимая, что это проявление слабости еще больше унижает ее. И тут услышала, как он быстро и резко втянул в себя воздух, как будто ее слезы поразили его. Потом сделал шаг в сторону, опять вскочил в седло, приложил руку к полям своей шляпы и, когда жеребец танцующей поступью двинулся прочь, голосом, скрипучим, как наждак, проговорил:
- Предыдущая
- 12/37
- Следующая