Илька из Закустовки (СИ) - Леденцовская Анна - Страница 54

— У тебя от танца прическа растрепалась, — сладко проворковала она, улыбаясь Ильке как лучшей подруге, а понизив голос и наклонившись чуть ближе, шепнула: — И ничего не докажешь, никаких следов не найдут, и это только начало. Впрочем, можем и договориться…

Чего хотела от Ильмары пакостливая сестра соседки, узнать не удалось, поскольку неподалеку раздался истошный визг, на мгновение перекрывший даже танцевальную музыку.

Вопила высокая и худая как щепка девушка в белом кружевном одеянии целительского факультета. Она верещала на одной ноте и тыкала пальцем в раскрасневшуюся Гульсию, которая, вооружившись черпаком для напитков, наступала на нее с очень решительным видом. Впрочем, крики были вызваны совсем не видом разозленной пухлой боевички. Остроносую целительницу напугали расползающиеся по платью черные точечки крошечных жучков, периодически неведомым образом составляющих на кипенно-белой ткани слова «пакостница», «подлюга», «подстрекательница» и еще множество весьма неприятных эпитетов.

— Ты! Вы-ы-ы… — вдруг провыло рядом с Ильмарой, перемежаясь с рыдающими всхлипами. Желавшая до этого о чем-то договариваться старшая Мелюзянская, красная, как вареный рак, пыталась стряхнуть с себя цепкие тонкие и прочные мохнатенькие плети растения, которые, будучи все унизаны мелкими иголочками, росли из складок ее парадной формы и старались покрепче обвить фигуру девушки. На роскошном платье кое-где даже выступили бисерными пятнышками капельки крови, а руки бытовички были все в ссадинах, словно она влетела в куст ежлены.

— Вот так бывает с теми, кто пытается испортить другим все веселье! — раздался тоненький звонкий голосок, прозвучавший у Илькиного уха хрустальным колокольчиком, и на плечо девушки, слегка припорошив ворот платья искорками пыльцы, плюхнулась крылатая фигурка крошечной темноглазой фейки с пепельными волосами и серо-серебристыми крылышками. — Эта гадина тебе порошок жгучей лисокрутки за шиворот сыпанула, а та носатая дурында твоей подружке в бокал настойку шлимсуцофника пупырчатого налила. Как есть дуры! Кто же пакостит тем, на ком фейская пыльца к удаче осела? Им теперь еще неделю будет возвращаться все гадкое, что они последние три дня кому бы то ни было сделали.

Малышка захихикала, нисколько не жалея рыдающих в голос девиц.

— Поделом им! Если та целительница всего-то и хотела, чтобы боевичка пукала при каждом шаге, совершенно этого не замечая, то эта порошка не пожалела, мечтая, чтобы у тебя везде повыскакивали болючие прыщики и волосы скрутились в пружинки везде, включая брови и ресницы. Так что не смей ее жалеть, заслужила! Представь свои глаза, на которых все реснички стали тугими спиральками, мешая друг другу, а тело все чешется и зудит. — Фея соскочила с плеча Ильмары и зависла у нее перед лицом, отчаянно жестикулируя. — Кстати, ты меня помнишь или нет? Мы были у вас в гостях вместе с бабушкой Машей, но ты тогда была совсем маленькой.

— Конечно, помню, разве такое забудешь?! — Ильмара протянула к крошечной волшебнице руку, завороженно разглядывая трепетание крылышек и радужное свечение от парящей вокруг малютки пыльцы. — У нас в Закустовке это было на моей памяти самое значительное событие, помимо прибытия торговых караванов, но в отличие от вас караваны все же приезжают достаточно часто и не такие интересные.

Илька на миг забыла, что находится на балу, рядом полно народу и даже про пострадавших пакостниц. Весь мир сейчас сосредоточился на веселой крылатой фигурке феи, порхающей вокруг нее, но ее потянули в сторону, схватив за руку, и она обнаружила, что целитель Бяо вместе с рассерженной Манефой Ауховной уже успели окружить пострадавших девушек полупрозрачной, сотканной из магии эфемерной тканью, похожей на многослойные одеяла, укутавшие тех с головой.

Подошедшая прекрасная, как всегда, ректор академии с пушистыми сиренево-фиолетовыми волосами холодным взглядом окинула эти коконы и одним движением тонкой холеной руки открыла портал, куда закутанных девиц словно сдуло ветром. Вслед за ними шагнул нарядный фрогон, не особо опечаленный, что покидает праздник, а кикимора, которая и держала за ладонь Ильку, схватив другой рукой Гульсию, решительно потащила их на выход из бального зала. Следом кинулись Дерек и Нарьян, а чуть позже, бросив Эрлену посреди танцующих, за ними устремился змеелюд.

Ниле, пожав плечами, нашла взглядом Марию Спиридоновну, о чем-то настолько увлеченно разговаривающую с Винни в другом конце зала, что они, похоже, не заметили произошедшего, и полетела к ним. Ей хотелось первой рассказать новости, а заодно узнать, что такое важное они обсуждают, к тому же у них над головами порхал Эм, следовательно, там было точно интересно. Тем более братец держал в руках большущий разноцветный леденец, а это, с точки зрения сладкоежки фейки, было несправедливо. У нее-то ведь такой липкой и яркой вкуснятины не было, а значит, следовало делиться. Эм же не собирался звать сестричку, а слушал разговор, с наслаждением облизывая свой трофей, и его личико выражало полное довольство жизнью.

Кикимора в это время притащила девушек в небольшую лабораторию, где, судя по виду помещения, часто экспериментировали. Лаборатория находилась достаточно далеко и от бального зала, и от центрального входа в здание академии. Шли они туда долго, хоть и быстрым шагом, еле поспевая за комендантшей природников. Еще и подниматься пришлось достаточно высоко по винтовой каменной лестнице с коваными перилами — под самую крышу одной из двух башенок-пристроек.

Гульсия по цвету практически сравнялась со своим красным платьем, да и Илька в этом плане недалеко от нее ушла. Парням, понятно, было попроще. Все же Дерек Вольтецкий был родом из фронтирского гарнизона, сиротинушку Хмышова в приюте, да и потом, частенько спасала способность быстро убегать, а змеелюд просто в силу особенности расы даже внимания не обратил на стремительное передвижение и высоту, на которую пришлось забираться.

Самое удивительное, что пожилая кикимора ни капли не запыхалась, у нее даже дыхание не сбилось. Недовольно зыркнув на заскочивших в лабораторию вслед за ней и студентками парней, женщина не стала их выгонять, а просто указала на банкетку в углу. Затем она заперла дверь и стала доставать из многочисленных ящичков потрепанного временем высокого шкафа мешочки с травами, несколько гладких камешков, ярко-зеленый гибкий прутик без почек и листьев с бархатистой корой и металлическую пластину с кристаллической полусферой в центре. Усадив девушек за маленький столик друг напротив друга, Манефа небрежно смахнула с него разномастные листки бумаги, пожелтевшие от времени и совсем новые, исписанные и исчерканные пометками, некоторые в пятнах, а один даже с обгоревшим краем, словно они были никому не нужным мусором. Положив в центре пластину, кикимора поставила на кристалл прутик, который прилип к нему словно приклеенный, и разложила на металлической поверхности остальные компоненты в одной ей известной последовательности.

— Значит, так, барышни, — выудив откуда-то из складок любимой шали тоненький кожаный мешочек, строго сказала она. — Кладем на пластину указательный палец правой руки и большой палец левой, вот сюда, где выемки. Отлично. Ни в коем случае не убираем, пока не скажу! И старайтесь дышать тихонечко.

Она легонько щелкнула по лбу Гульсию, которая, пытаясь отдышаться, чуть не сдула с неизвестного артефакта маленькую кучку овальных, как чешуйки, сухих разноцветных листиков.

— Тихонечко, а не задержать дыхание. Смотрим на кристалл и сидим смирно. — Покосившись в угол, где на тесной банкетке с трудом умостились три приятеля, она добавила: — Это и вас там тоже касается, особенно тебя, праправнучек мой драгоценный. Так и вижу, как ты не вовремя начинаешь задавать те вопросы, что сейчас у тебя на языке вертятся. Может, и объясню потом, а может, и нет. Большие знания — многие печали. Что скажу, то на пользу. А что утаю, то и ни к чему вам, юным балбесам, знать, всему свое время.