Нерушимый (СИ) - Ратманов Денис - Страница 19

Затем я вынес на улицу коврики и хорошенько выбил из них пыль. Дымовая… точнее пылевая завеса стояла такая, будто немцы выпустили газ, сотни душ прибрав за раз. Аж голубь, летевший сюда, почуял опасность и сделал вираж. Лет сто Артур не убирался, не меньше.

Вернувшись в комнату, я подмел пол, вытащив из-под кроватей конфетные обертки, яблочные огрызки, бог весть еще какой хлам, включая обломок карандаша, и… — твою мать! — упаковку резинового изделия №2…

Ну и… нечистоплотный ты человек, пока незнакомый Артур!

Одежду его я свалил на его же кровать — сам разберет, что у него там к чему.

Потом я пропылесосил и отмыл пол, раскатал коврики назад. Навык уборки я прокачал, когда маму приковало к постели. Иногда уборщицу нанимал, но чаще справлялся сам. Потом, когда женился, заботу о чистоте взяла на себя Алена.

Удовлетворенно оглядев посвежевшую территорию, я кивнул. Сгодится для начала, но соседушку придется переучивать. Если понадобится — физическим внушением с занесением под дых.

Через полчаса комната была приведена в божеский вид, и меня одолел азарт исследователя. Компа у меня нет, смартфона тоже. В библиотеку, что ли, сходить? Почитать что-нибудь историческое. Или на час-другой попросить ноутбук у коменданта? Ага, разбежался! Даст он свою прелесть, конечно.

Может, пойти разведать, где в этом городке играют в футбол? Проверю, сохранились ли у меня вратарские навыки, а заодно протестирую обретенную в междумирье реакцию.

Ради этого я готов хоть со школьниками сыграть! Вот только в чем? Туфли за раз убьются, заскорузлые ботинки, прилагавшиеся к спортивному костюму, такие дубовые, что убьют ноги или мяч. Или и то, и другое.

Я сел на кровать и сжал голову. Запустил пятерню в густую шевелюру, захотел пригладить непослушные пряди, но пальцы застряли в спутанных волосах.

Черт-те что! Столько всего вроде бы можно, но на самом деле нельзя, потому что нечем. Например, расчесаться нечем. Кроссовок нет. Даже дешевых и вонючих китайских резиновых кедов — тоже нет.

В своем мире, окажись я в такой ситуации, попросил бы их у приятелей или у соседей, здесь же у кого просить? Не приставать же к незнакомым людям: «А у вас случайно спортивной обуви не найдется? А трусов? Мне ненадолго, до первой зарплаты». Я придирчиво осмотрел спортивный костюм. Если засохшую краску обработать растворителем и она сойдет, то хоть что-то для тренировок есть. Плюс серые спортивные штаны, что отдала Ирина Тимуровна.

Что же делать? Где же взять денег? Может, занять у кого? Не вариант: если меня под белы рученьки — да в армию, то кто отдавать долг будет? Нет, надо заработать, и более-менее реальный вариант только один — пару дней пошабашить грузчиком. Единственный знакомый человек в зоне досягаемости — комендант, но этого хватит, наверняка он знает места, где можно заработать.

Так и сделаю: спущусь, спрошу про шабашку. Но только я встал и направился к двери, как она распахнулась, и навстречу шагнул сам комендант. На ловца и зверь бежит!

Серые глаза Мищенко лезли из орбит, усы и волосы топорщились. Он протянул мне поднос с чашкой, зубной щеткой и пастой, расческой, пакетиком шампуня и жидкого мыла.

Внезапно. Он что, мысли читает?

— Саня, собирайся! — выдохнул он. — Тебя на конференцию вызывают!

Я округлил глаза.

— Что? Опять?

— Ну, Ирина… э… звонила, казала, пресс-конференция будэ по тому налету. Целый генерал приедет, журналисты… Тебя хочуть. Им героя надо. — Он потер руки. — А мы на тебя по телеку посмотрим.

Похоже, когда нервничал, комендант забывался и начинал вворачивать родные украинские словечки.

— А когда эта конференция? — Я взял у него поднос, определил на тумбочку.

— В час дня Ириночка за тобой приедет! Полтора часа осталось. — Он снова вручил мне конфету, на этот раз «барбариску».

Надо привыкать, что теперь «взрослые» — такие, как комендант Мищенко и Ирина Тимуровна, а я — молодая поросль, будущее страны, меня нужно учить и наставлять. Во мне видят ребенка и пытаются накормить, и еще долго старшие товарищи будут смотреть снисходительно.

Похоже, на билборд я попаду уже скоро, и не как знаменитый футболист, а как борец с организованной преступностью. Интересно, если рассказать журналистам, что товарищ герой не отказался бы от белья и кроссовок, меня этим обеспечат?

И еще надо очень внимательно следить за словами, потому что многие привычные мне словечки и выражения могут быть тут совсем не в ходу — хотя бы в силу изолированности страны от Запада. Придется перед журналистами по большей части молчать, играть в смущение, наверняка там буду не я один, и они найдут, кого одарить своим вниманием.

Я взял расческу, представил, что нужно смотреться в зеркало, и передернул плечами. Аж в жар бросило. Пришлось переключаться на другую тему:

— Товарищ Мищенко, а откуда вы родом? У вас говор такой необычный.

Глаза коменданта засияли, и он охотно ответил:

— С Диканьки я. Ну, с того самого сэла, про которое Гоголь писал. Ну, «Вечера на хуторе близ Диканьки».

— Здорово, — улыбнулся я, а в памяти ожили образы: Вакула, галушки, черт…

— У меня там сестра, — поделился Василий Ильич, — три племянника. Був у них прошлым летом, яка там краса! Хатыночки, озера, храм. — Он приложил руку к груди, поджал губы. — А девчата яки! Чернобровы. Душа так и рвется туда, но як вас, оболтусов, бросить? Вот это все — как бросить?

— На таких ответственных гражданах, как вы, страна держится, — сказал я и попытался расчесаться, но деревянная расческа застряла в волосах и едва зубья не сломала.

Так, потихоньку, прядь за прядью.

— Пошел я на пост! — с неохотой сказал комендант и удалился, а я, решив отложить вопрос с шабашками на потом, принялся воевать с волосами и думать, что неплохо бы завести отражающую поверхность с минимальными искажениями. Или нет! Проблема решится, когда заведу смартфон и буду смотреться в него, а то я до сих пор смутно представляю, как выгляжу.

Н-да, таким неимущим я не был даже в девяностые, когда, чтобы помочь маме, собирал бутылки.

После расчесывания жесткие непослушные вихры встали дыбом, и я отправился в душ. Если намочить их, они улягутся — приятель в молодости так делал, я же никогда не мог похвастать обильным волосяным покровом на голове.

Получилось. Но они торчали горизонтально, а не вертикально. Ладно, хрен с ними. Теперь — надеть серый свитер с барского плеча. Просовывая голову в воротник, я заметил проеденную молью дырку. Ничего, она сбоку не будет заметной.

Кашель, донесшийся сзади, заставил обернуться. В комнату вошел, видимо, сосед. Он был среднего роста, круглолицый и румяный, со встрепанными жидкими волосами и оттопыренными ушами, алеющими, как ломтики помидоров. Не дожидаясь вопроса, я протянул руку:

— Саша, твой новый сосед.

Обведя комнату недовольным взглядом, Артур нехотя коснулся моей руки и буркнул:

— Да уж, наслышан, ага.

И принялся демонстративно встряхивать свои вещи, словно их по полу валяли, и убирать в шкаф. Что ж, его недовольство объяснимо: жил себе один, что хотел, то делал, а тут я свалился на его голову, еще и комендант наверняка ему мозг вынес, что в комнате свинарник. «Что же вы, товарищ Артурка, порочите облик советской милиции своими грязными носками?» — наверное, спросил Мищенко и хитро так прищурился. И, небось, поиграл еще усами для острастки.

— Ты извини, что похозяйничал.

— Ну да, конечно, ага.

— Да и вообще, я тут ненадолго, — обнадежил его я.

— Ага, — буркнул он. — Свежо предание…

Я смерил его взглядом. Ему тут разведенный срач, понимаешь, убрали, а он еще и недоволен? Придется поговорить иначе.

— Слушай, сосед, ага? Ты, если чем-то опечален, лучше сразу прямо скажи, без полунамеков буржуазных, ага? А если жить одному хочется, так, может, тебе с общаги съехать? Ага?

Он промолчал, глядя в угол комнаты. Больше всего на свете он сейчас хотел, чтобы меня в его комнате не стало, причем был готов даже на убийство. Да уж, эмоциональный парень…