Воспитанник орков. Книга третья (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 14

В «загончике» шесть человек — согбенный старец, которому бы сидеть где-нибудь на лавочке, усатый толстяк с испитым лицом, явно мающийся с похмелья, два юноши неопределенного возраста, похожие друг на друга как две горошины из одного стручка. Был еще крепкий парень, почти голый, если не считать набедренной повязки, с изображением паука на спине. Рисунок был выполнен то ли с помощью какой-то особо стойкой краски, то ли вообще процарапан на коже, а потом заполнен чернилами. Данут слышал, что когда-то и фолки и орки наносили подобные украшения на кожу, но зачем, вспомнить не мог. Да и странно, если для красоты требовалось испортить кожу. Но у каждого народа свои представления о красоте, и лезть в них со своим мнением не стоило. Ну, а шестым был сам Данут.

Всех сюда привели разные люди. Старичка, скажем, принесли на носилках четверо крепких парней, а две плачущие женщины долго уговаривали его вернуться домой. Усач явился в сопровождении группы поддержки — похмельного вида мужичков, препиравшихся с одноглазым верзилой. Но спорили они только для вида. Один из пьянчужек, страдавший больше других, сообщил, что пора, мол, и голову поправить, и ушел, а следом за ним ушли остальные. Одноглазый пошептался о чем-то с Эксилоном, и тоже ушел. Усач, не без труда вошел в загончик, улегся прямо на грязной, крепко утоптанной земле. Юноши пришли вместе с какой-то женщиной, следуя за ней покорно, словно овечки. А вот парня с пауком на спине (ну, с рисунком паука) тащили волоком, на веревке. Ну, а самого Данута привел его новый хозяин — капитан корабля и, попутно судовладелец, господин Прадагор.

Прислушиваясь к разговорам, Данут сумел узнать, что «двойняшки» — это домашние рабы, ставшие ненужными после смерти хозяина, старик хотел заработать для внука (тому не хватало денег для выкупа невесты), а усатый толстяк задолжал кредиторам. Касательно парня с пауком на спине — то он был пойман доблестными разведчиками где-то в пустыне. Ну, а он сам — «дикарь с удаленных островов», спасенный уважаемыми мореходами.

Расчеты покупателей и продавцов велись не привычными кожаными векшами, а разноцветными кругляшами. Самые дорогие были изготовлены из желтого металла, потом шли белые, а самыми дешевыми были красноватые. Данут мог предположить, что это золото, серебро и медь. В Фаркрайне из золота и серебра делались украшения, а медь, в основном, использовалась гномами для различных технических целей.

Всего дороже были оценены домашние рабы. Господин Эксилон требовал за каждого по десять золотых кругляшей. Усача оценили в шесть кругляшей, а старика — в четыре. К удивлению Данута, за него просили два кругляша, а за парня — всего один. Но пораскинув мозгами, парень понял, что цены правильные. Домашние рабы ценятся дороже, потому что не сбегут, да и к работе они приучены. Усач, хотя и выглядит горьким пропойцей, но деваться ему некуда. К какому-нибудь делу приставят, а коли слегка «подбодрить», станет работать, как миленький. Старик... Ну, этот к тяжелой работе не приспособлен, но на что-нибудь да сгодится — кусты подстригать в саду, дорожки мести, дверь открывать. А вот на что годится дикарь? Что он, что парнишка из пустыни. Тот, что из пустыни, может сбежать, благо дорогу знает. Потому его и оценили дешевле. Купи такого, а он ноги сделает — сплошные расходы А он сам... Ну да, здоровый, но бежать некуда.

Первыми продали домашних рабов. Их приобрел степенный мужчина, судя по «одеялу», сработанному из тонкого шелка, очень даже не бедный. После долгого торга, он и Эксилон хлопнули друг друга по рукам, а из кошелька покупателя перепродавцу ушло шестнадцать кругляшек

Следующим приобрели старика. И купил его, судя по всему, собственный сын, немедленно освободивший батюшку. Что там за семейная коллизия и, почему старик пошел продавать себя в рабство, можно только предполагать. Возможно, сынок не хотел свадьбы, а внук сумел как-то уговорить деда? Впрочем, какая теперь разница? Во всяком случае, сын расстался с четырьмя кругляшиками, которые перепродавец разделил на две неравные части — один золотой взял себе, а три отдал старику.

От раздумий Данута отвлекли чьи-то вопли. Обернувшись, парень увидел, как два рыночных стражника ухватили за ноги какого-то торговца и деловито перевернули его вниз голой. Третий страж совлек с бедолаги обувь и, принялся охаживать его палкой по босым пяткам. Толпа, собравшаяся поглазеть на бесплатное зрелище, дружно отсчитывала удары. Когда прозвучало число «десять», торговца отпустили на землю.

Из-за спин, перекрывавших обзор, Данут не смог увидеть — что там дальше, но можно было и так понять, что в ближайшее время — неделю, а то и две, торговец ходить не сможет. Интересно, за что его так? Если за обман покупателей — так и поделом. Впрочем, продавцов, ради примера, можно брать и пороть через одного. Не бывает среди торгованов честных людей.

— Ах ты, гнилая лягушка! — услышал Данут вопль за спиной.

Оказывается, пока он любовался на порку, его соседи по загончику затеяли драку. Усатый что-то не поделил с парнем из пустыни. Может, место, откуда удобнее глазеть?

Испитой толстячок, хотя и выглядел неуклюжим, довольно напористо нападал на паренька, пытаясь ухватить за шею, а тот, очень умело выскальзывал из захватов и, время от времени бил кулаком по ребрам противника. Усач не оставался в долгу, нанося частые, но довольно-таки бестолковые удары. Скоро у обоих противников уже текла кровь из разбитых носов и губ. Народ, увлеченно обсуждающий наказание провинившегося торговца, поначалу не обратил внимания на драку. Но когда сердобольные родственники утащили наказанного торговца, внимание зевак переключилось на новую забаву.

Но зеваки — это не так и страшно. Хуже, что к загончику для рабов устремилась и стража — один лучник, и два копейщика. Как знать, не запрещались ли в городе Солнца потасовки между рабами и, какое это могло повлечь наказание? Похоже, ничего хорошего драчунам не светило, потому что смотритель загончика господин Эксилон, побелев от страха, ринулся разнимать свой товар.

Между тем, усачу удалось-таки повалить паренька на землю, придавить его своей немаленькой тушей, схватить за горло и начать душить. Толстяк так увлекся, что просто «отлягнулся» от господина Эксилона, отправив перепродавца в дальний угол загона.

Данут, оценив ситуацию — лучник уже накладывал стрелу на тетиву, а копейщики взяли копья на изготовку, решил вмешаться. К тому же, паренек с пауком на спине ему чем-то понравился, и позволить усатому толстяку его придушить, было бы неправильно.

Воспитанник орков одним тычком в шею сбил усача с парнишки, а когда тот попытался возмутиться, дал тому еще один тычок, но на этот раз в ухо, отчего толстяк растянулся на земле и притих. Парнишку же, освобожденному от тяжести прежнего противника и, ринувшемуся поквитаться с врагом, тоже пришлось укладывать на землю, только носом и, легонько придавить.

— Лежи спокойно, дурень, — душевно попросил Данут у паренька, нажимая тому на плечо. — Из-за тебя нас всех порешат.

Парень с пауком, не то проникся высказанной просьбе, не то ощутил железную хватку, но притих.

Господин Эксилон, раскинув руки, словно пытался обнять воздух, останавливал стражников:

— Господа, у нас уже все в порядке. Вы же видите — это Флестус.

Стражники, сдерживая рвение, остановились. Похоже, они знали усатого толстячка.

— Точно, Флестус, — усмехнулся один из охранителей спокойствия, бывший за главного, рассмотрев толстячка поближе. — И как он к тебе попал?

— Так как, известно, как, — пожал плечами Эксилон, довольный, что его товар не пострадал. — Взял в долг, кругляши пропил, вот и все.

— А сколько взял?

— Вроде бы, — почесал затылок перепродавец. — Не то пятьдесят, не то сто золотых. Но больше шести за него никто не даст, да и шесть-то вряд ли. Если что — соглашусь на четыре.

— Так ему, дураку, теперь до конца жизни рассчитываться, — хохотнул стражник с луком, успевший убрать смертоносное жало в колчан.