Мостовые ада - Найт Дэймон - Страница 10

Я хочу указать тебе на один из аспектов этой проблемы. Мм… Как ты считаешь, можно ли сказать, что если бы не те немногие люди, которым Бесконечность позволяет быть одержимыми, человеческая суетность могла бы возрасти настолько, что мы ВСЕ отбросили бы своих ангелов?

Артур молчал.

– Малое зло, которое предотвращает большое, – сказал Хоррок. Его левая щека периодически дергалась. – Видишь ли, это только предположение. Окончательный ответ, боюсь, таков: нам никогда не получить окончательного ответа. Пути Бесконечности и наши пути разнятся. Мы не судьи, мы подсудимые.

Трубка декана потухла. Он машинально крутил ее в дрожащих пальцах.

– Да, это я понимаю, – осторожно сказал Артур. – Но общие вопросы интересуют меня не так сильно, как… например, как сегодняшний случай в Магазине. Что такого сделал этот человек… Я хочу сказать, почему именно он?..

– Кто знает? – Хоррок криво улыбнулся. – Один грешок тут, другой там – возможно, за много лет они накопились, и Бесконечность подвела итог…

Декан пожал плечами.

Это было похоже на правду. Одержимый толстяк действительно производил впечатление скупца. Но сам Артур был чист перед Магазином: он всегда тратил все до последнего кредита.

– Декан, – решительно сказал Артур. – Есть люди, которые хотят совершить гораздо худший грех, чем прегрешение скупости. Но ангелы останавливают их. Я вот что хочу спросить: почему ангелы не говорят людям, что надо делать, а только не дают им сделать то, что нельзя?

Хоррок мягко улыбнулся.

– На твой вопрос есть разные ответы, Артур. Если рассматривать дело с обыденной точки зрения, то можно сказать, что этому есть некоторые технические препятствия. Я, разумеется, не посвящен в таинства, но у меня сложилось такое мнение, что священные машины дают нам лишь ограниченную возможность воспринимать ангелов-хранителей. Если встречаться с ними слишком часто или чересчур подолгу, мы просто исчерпаем эту возможность. Хм. А на духовном уровне, где и следует искать подлинные ответы… Ты ведь помнишь молитву, которую выучил в детстве:

Когда б свершить я грех хотел,

Ко мне бы ангел прилетел.

Но если речь о каждом дне,

Рассудка хватит мне вполне.

Хранители не дают нам совершать грехи во-первых, потому что их последствия, как правило, необратимы – убийство человека, например; а, во-вторых (и здесь кроется парадокс) потому что они сравнительно не важны. Хм. Если бы я каждый вечер хотел перерезать кому-то глотку – а я этого хочу, кстати сказать – это, по большому счету, пустяк, потому что импульс краток и не влияет на мой характер. Но если я хочу купить меньше, чем должен, это уже серьезно. Такой поступок затрагивает не одного человека, а всех нас и ежедневно. Через одного человека он наносит удар по обществу в целом.

Суть в том, Артур, что Бесконечность не интересуют наши преходящие страсти. Наш ангел тотчас прилетает, как мать, которая бежит из соседней комнаты, чтобы не дать ребенку сбросить вазу с полки. Ваза ничего общего не имеет с развитием ребенка – если только она не упадет ему на голову. Более того, от ребенка нельзя ждать, чтобы он сам избежал неприятности, ибо он слишком мал.

Но от ребенка ожидают, что он научится выполнять свои повседневные обязанности по дому. Мать не может все время стоять над ним и следить, чтобы он делал то, что нужно. Хм. Понимаешь? «Если речь о каждом дне», ребенок должен руководствоваться рассудком – иначе он останется без ужина. Точно так же рассудок велит взрослому следовать предписаниям добродетельной жизни – иначе ему нечего рассчитывать на спасение души, Артур.

– Мне кажется, теперь я понимаю, – сказал Басс. – Благодарю вас, декан.

Да, это все объясняло. С тех пор, как Артур начал задумываться о подобных вещах, он стал повинен в десятках миллионов безмолвных грехов. Его мысли были кощунственными, нечестивыми. Но дело не в этом: он был обречен гораздо раньше. До семи лет он, как и все, совершал детские ошибки – неужели его наказали за них? Бессмысленно. Артур слышал истории про святых детей, которые встали на путь добродетели раньше, чем научились ходить, и обрели ангелов лишь затем, чтобы слышать от них похвалы. Но сам он никогда таких не видел; наверное, они очень уж редко встречаются…

Все, что он передумал и услышал, сводилось к одному: Бесконечность лишила его своей благодати только потому и затем, чтобы сделать из него пример для остальных. Чтобы «человеческая суетность не возросла настолько…» Бесконечность выбрала Артура случайно – как садовник выбирает, какую ветку ему отсечь у дерева.

И она сделала хороший выбор, подумал Артур. Разрешив сомнения, он снова стал уверенным и энергичным. Артур вышел из подземки на станции «Хай Стрит» и направился ко второму от угла дому.

Он пересек двор, обошел громадный старый вяз и оказался под окном кухни. За окном Глория Андрессон помешивала что-то в миске. Девушка раскраснелась, светлые волосы выбились из прически. В противоположном углу комнаты миссис Андрессон покрывала глазурью торт, а две младшие дочери смотрели, как она это делает.

Артур тихонько поскреб ногтем по стеклу. Глория рассеянно подняла взгляд, машинально отбросила со лба прядь волос. Тут она увидела за окном Артура, и глаза ее расширились. Девушка оглянулась на мать, отложила ложку и вышла из комнаты. Минутой позже она уже была под вязом, рядом с Артуром.

– Ты к нам не зайдешь, Артур? – пробормотала Глория.

У нее было какое-то странное выражение лица, но Артуру не терпелось выложить новости, и он не стал над этим задумываться.

– Меня выбрали для учебы в Торговом колледже, – сказал он. – Послезавтра я должен уехать.

– О-о, – протянула Глория. – Это удача для тебя, Артур. Но… Ты надолго уезжаешь?

– Мы, – сказал Артур. – Мы уезжаем. Я уверен, что получу разрешение. Мы поженимся завтра, и проведем медовый месяц в колледже.

– Артур…

– Вот почему я хотел сначала поговорить с тобой, прежде чем зайду к вам…

– Артур, я должна тебе что-то сказать. – Глория стиснула кулаки. – Я целый день думала, как же я тебе скажу.

Артур уставился на нее.

– Что случилось?

– Я… меня отдают замуж. Вчера вечером он попросил у папы моей руки, и папа согласился.

У Артура закружилась голова.

– Кто? – спросил он.

– Старший Янкович. Прошлой осенью его жена умерла, а его брат увидел меня в Булочной и сказал ему…

На мгновение Артур лишился дара речи. Ярость и боль слились внутри него в раскаленный клубок, который оглушил и ослепил его. Артуру испытывал острое желание придушить обоих Янковичей, схватить в объятия Глорию, а ее отца встряхнуть так, чтобы тот раз навсегда прекратил распоряжаться жизнью дочери…

– Послушай, – хрипло сказал он. – Ты меня любишь?

– Артур, ты не должен меня спрашивать…

– Понятно. Значит, я не допущу этого брака. Я что-нибудь сделаю. Я добьюсь контракта, и буду получать больше Янковича…

– У тебя не выйдет. Он – старший мастер на фабрике пищевых продуктов. Он говорит, что ему нужна новая жена, чтобы помогать тратить деньги…

Глория низко опустила голову, но Артур все равно видел, что ее темные ресницы мокры от слез. Он невольно шагнул к ней и ощутил запах ее духов, увидел, как бьется пульс под тонкой кожей девушки в ложбинке между ключиц. Грудь Глории поднималась и опускалась под темной шерстью платья.

– Это нехорошо, Артур. Нам лучше попрощаться теперь же.

Глория подняла взгляд на Артура и вдруг рванулась к нему, но так же неожиданно отпрянула, обернувшись через плечо на что-то невидимое. Она стояла и слушала. Слушает, горько подумал Артур, ангела-хранителя, который велит ей не прикасаться к нему, потому что они не женаты.

– Ну пожалуйста, – взмолилась Глория невидимому собеседнику. – Только этот единственный раз…

У Артура перехватило дыхание. Он шагнул вперед, будто его что-то толкнуло. На мгновение руки Артура сомкнулись вокруг Глории. Он ткнулся носом в нос девушки, и зубы их лязгнули. Потом Артур обнаружил, что обнимает воздух.