Чингисхан. Пядь земли (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator" - Страница 70

Безобразная куча грязи, в которую превратилось поле брани, всасывала ноги живых, но не мёртвых. Мертвецы, казалось, не интересовали эту грязь, лёжа тут и там.

Они потеряли много, гунны потеряли меньше, но каждый потерянный всадник был дороже простых остготских воинов, вынесших на себе всю тяжесть битвы, а вот покорённые гуннами племена... Возможно, что вандальские и визиготские воины среди гуннских подданных остались лишь в призрачных количествах.

На фоне серое небо, в такой сезон грозящее холодными и сильными ветрами, вокруг поля белым-бело, падает мелкий снежок, воздух стылый и солнце близится к горизонту.

Ещё пара часов и станет совсем темно, поэтому нужно торопиться.

— Аравиг, доклад! — громко позвал Эйрих.

/10 декабря 408 года нашей эры, провинция Паннония/

Вряд ли гунны решатся заходить в деревню Визивина ещё раз, но жителей Зевта решил увезти. Большая часть домов уже сгорела дотла, ведь почти никто их не тушил. Не тушили потому, что большей частью те, кто успел, сбежали в ближайшие леса, а оставшиеся в деревне были истреблены гуннскими налётчиками. Вот выживших, коих осталось восемьсот девяносто семь душ, остготское воинство забрало с собой, вместе с пожитками и честно взятыми с гуннов трофеями.

Гунны ушли за Дунай. Был соблазн броситься в погоню, растоптать их в прах, но Эйрих оценил риски как неприемлемые.

Даже те потери, что они уже понесли, являлись серьёзными, потому что вандалы и визиготы какие угодно, но не плохие воины. Кавалерия гуннов и сарматов, к слову, несмотря на эффективное заграждение, всё же нанесла ощутимый урон. Без потерь не бывает, но преследование гуннов сулило ещё большие потери, потому что у них остались боеспособные подразделения конных лучников, которые, как очень хорошо знал Эйрих, могут отступать очень долго и кроваво для преследователей. Пришлось оставить амбициозные планы по тотальному уничтожению гуннского войска и остановиться на достигнутом.

— Что вы будете с ними делать? — Русс указал на пленных, бредущих под конвоем.

— Продам, — пожал плечами едущий рядом с ним Эйрих. — Не подскажешь, сколько стоят такие рабы?

— Крепкие, из воинов... — задумался римский примипил. — Думаю, пятьсот-шестьсот силикв. Но ты же везёшь сразу много...

— Две тысячи восемьсот сорок семь, — назвал точную численность Эйрих.

— Тогда цена на рынке резко упадёт, — вздохнул Русс. — Ожидай, что втрое или даже впятеро. Лучше бы тебе договориться с оптовым закупщиком на твёрдую цену, потому что продажа в одном городе неизбежно скажется на ценах в других городах, а быстрее слухов ты их возить не сможешь.

— Но можно ведь отправить сразу десяток отрядов с малым количеством рабов, — не согласился Эйрих.

— Ты знаешь, как они мрут? — усмехнулся римлянин. — А ещё они воины, поэтому склонны к побегу, что влечёт потери, снижающие твой итоговый доход. Нет, надо продавать их сразу, ну или в двух-трёх городах. Также учитывай, что их надо хотя бы как-то кормить всю дорогу, чтобы они сохранили товарный вид. За голодных рабов оплата сильно ниже.

— Резоны в твоих словах есть, — согласился Эйрих. — Не то, чтобы мне было это важно, но просто любопытно: куда дальше отправятся проданные рабы?

— Сначала их разделят на покорных и непокорных, — начал объяснять Русс. — Это быстро определяется в школах для рабов. Кого-то из них обязательно купят ланисты, но это будут самые крупные и умелые, а купят их не больше сотни в общем, потому что достаточно богатых ланист в наши времена не так уж и много. Ещё самых молодых, смекалистых и покладистых, но тут таких мало или вовсе нет, купят для обучения в мастеровые или в услужение. Нет, последнее очень вряд ли. Остальные же, без каких-либо альтернатив, пойдут в шахты и латифундии. Если их купит крупный и влиятельный магнат, то им доведётся поработать и там, и там. Тяжкая судьба их ждёт, конечно...

— Почему тяжкая? — не понял Эйрих.

Он вдруг понял, что только слышал о шахтах и латифундиях, совершенно не представляя себе, как там всё устроено. Не пришлось к случаю спросить у знающих людей, но это дело поправимое.

— Потому что из шахты возврата к свободе нет, как и с латифундии, — ответил Русс. — Раб там будет работать до тех пор, пока не умрёт. Продыху давать не будут, плохо просыпаешься — плетей, не работаешь — плетей, медленно работаешь — плетей, долго ешь — плетей. Поранился — первый раз подлечат, но взамен, как поправишься, увеличат время работы на несколько недель, чтобы окупить визит лекаря, второй раз поранился — сильно подумают о том, чтобы не лечить тебя, а снова погнать на работы, но может повезти и всё же подлечат. Третье ранение — это гарантированная смерть. Там нравы жестокие, потому что работают люди, которые рабов за людей не считают. Сбежать почти невозможно, всё отлажено так, что за каждым шагом каждого раба кто-то наблюдает. А даже если ухитришься сбежать, очень быстро найдут и загонят с псами. Потом наказания и работа до тех пор, пока не сдохнешь. Я вообще никогда не слышал, чтобы с шахт или латифундий кто-то сбегал... Участь хуже смерти.

— А ради чего такие суровые условия? — поинтересовался Эйрих, не сильно впечатлённый грядущей страшной участью гуннов и их прихлебателей.

— Как ради чего? — удивлённо переспросил Русс. — Ради денег, конечно же!

— И много денег зарабатывает, скажем, латифундист, с одного раба? — спросил Эйрих.

— Очень много, — усмехнулся римлянин. — Десять или двенадцать стоимостей — это минимум. Обычно двадцать или тридцать. Если бы латифундии не были таким прибыльным делом, этим бы никто не занимался.

— Хуже смерти, говоришь? — с усмешкой спросил Эйрих. — Значит, надо довести до ваших земель каждого.

/23 декабря 408 года нашей эры, провинция Паннония/

Пир в честь победы прошёл мимо Эйриха. По пути он подхватил какую-то заразу и свалился с жаром. Его наскоро привезли в ближайшую деревню, оказавшуюся деревней сенатора Дурисаза, и Эйрих отлёживался почти одну декаду, под попечительством Эрелиевы, Альбоины и Альвомира. Потом болезнь сбила с ног Альбоину, но Альвомир и Эрелиева чувствовали себя отлично.

Воевать зимой — это плохо.

Когда все выздоровели, они приехали в родную деревню и увидели, что попойка, начатая в честь блестящей победы неожиданно прорезавшегося стратегического гения консула Зевты, продолжалась до сих пор.

Сам консул почти безвылазно находился в бражном доме, где не прекращали произносить тосты, а жители деревни ходили весёлыми, ведь наливали всем и сколько угодно.

Из позитивных новостей было то, что римские инструкторы, по инициативе Виссариона, набрали шесть сотен добровольцев из остготской молодёжи.

«Наверное, очень качественно тренируют, раз там на каждого новобранца больше, чем один инструктор», — подумал Эйрих, решивший наведаться в тренировочный лагерь завтра. — «И надо будет сегодня уговорить кого-то из молодых воинов, участвовавших в походе».

Он вышел из дома, где отогревался у каминуса после зимней рыбалки: Саварик, во время праздной беседы, подсказал ему, что зимой рыба гораздо жирнее, а добывать её можно той же удочкой, но через лунку. Эйрих о таком способе не знал, поэтому решил испытать.

Домой он вернулся с шестью жирными окунями, клюнувшими на дармовую еду с небес. Было холодно сидеть на деревянной чурке, поэтому на следующую рыбалку он оденется теплее и прихватит бурдюк с вином.

«Ещё костёр на берегу не помешает, но надо будет брать кого-то, кто проследит за огнём», — сделал себе мысленную заметку Эйрих. — «А то ходить туда-сюда с берега на лёд — это никакой не отдых».

Мать, конечно, обрадовалась рыбе, но её явно больше радовал тот факт, что с Эйрихом всё обошлось. Как рассказали Валамир и Видимир, она места себе не находила, узнав, что её любимчик слёг с какой-то хворью неизвестно где, неизвестно у кого. Почему-то это беспокойство вызвало неожиданное чувство теплоты в душе Эйриха — он не один в этом мире, о нём кто-то думает и беспокоится. Отец, конечно, тоже беспокоился, по-своему, ведь его дружина три дня искала по окрестным лесам хоть какого-нибудь знахаря, но отец был подчёркнуто спокоен и не проявлял эмоций, как это пристало достойному мужу.