Пепел между нами (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 12

Краев молчит, наблюдает. Его взгляд темнеет с каждой секундой.

Блузка улетает на полку, следом за ней отправляется юбка.

— Твоя очередь, — кручусь вокруг своей оси, показывая себя со всех сторон.

Ему нравится эта игра. Он медленно поднимает край футболки, демонстрируя поджарый пресс, и я готова рычать от желания прикоснуться. Проклятье! Далась мне эта конференция! Дома такой мужик скучает.

Футболку он снимает и небрежно кидает себе за спину, тянет молнию на джинсах.

О-о-о, кто-нибудь принесите мне льда, чтобы охладиться.

Расстегиваю бюстгальтер, медленно стягиваю лямочки. Прижимаю его одной рукой, сминая грудь.

— Покажи, — хрипло просит он.

С кокетливой улыбкой снимаю верх, качаю его на указательном пальце, роняю. Следом отправляется и нижняя часть. Сердце бухает так, что почти больно. Тело скручивает от истомы и жажды прикосновения.

— Теперь ты, — я могу только шептать.

Губы пересохли. Облизываю. Смотрю на идеальное мужское тело.

— Поласкай себя, — приказывает он, и я слушаюсь.

Веду руками от ключиц и вниз, очерчивая пальцами все впадинки и выпуклости. Прикасаюсь к пылающему сосредоточенью желания и не могу сдержать стон.

Между нами, десятки километров, а я чувствую себя так, будто он рядом. Каждый взгляд, как прикосновение. Мы рядом.

Где-то в вагоне слышны голоса, кто-то идет по коридору, колеса стучат, а я совершенно обнаженная перед камерой телефона. Я трогаю себя сама, но представляю, что это делает он. Выгибаюсь. Едва дышу. Подвожу саму себя к грани. Невероятные ощущения.

— Давай, Злат.

Цепляюсь за неудобный стол и закусываю губы, чтобы не застонать на весь вагон.

Чистый экстаз. Одновременно.

Краев откидывается на подушки, а я падаю на жесткую койку. Мне кажется, я даже на секунду отключаюсь. Перед глазами плавают темные круги, тело пульсирует от удовольствия.

— Люблю тебя, — слова легко слетают с припухших губ.

— И я тебя, — его голос тоже не слушается.

Говорить не получается, поэтому прощаемся. Он идет в душ, а я, едва стоя на трясущихся ногах, переодеваюсь в ночные шорты и футболку.

Как раз в этот момент раздается стук в дверь. Снова Миронов.

Фу-у-ух, успела. Приди он на минуту раньше, и увидел бы много интересного.

— Златка, спишь что ли?

— Укладываюсь, — отворачиваюсь, чтобы не заметил, как лихорадочно горят щеки.

— Я только за зарядкой, — снова лезет в свой рюкзак, — закрывайся. Сегодня точно больше не приду.

— Как скажешь.

Я жду, когда он выйдет, поворачиваю задвижку и ныряю под одеяло.

Воспоминание о поезде — это то, что останется со мной надолго.

Тот тип воспоминаний, который греет, пробирая до самых косточек и сладкой истомой незримо присутствуют в сердце, особенно когда наступает темная полоса.

А она наступает. Всегда.

Моя пришла после лета.

Началось все с того, что на конференции меня запомнили и пригласили на практику в один из научных центров. Это был прекрасный шанс засветиться и получить бесценный опыт, если я планировала и дальше работать в этом направлении. А я планировала. Еще как.

Ольга Валентиновна поддерживала меня руками и ногами. В отделе аспирантуры тоже были довольны и хотели оправить меня вот прям сейчас, с целью повысить какие-то там внутри вузовские показатели. Сестра мной гордилась, родители — тем более.

В общем, все восприняли это предложение с энтузиазмом. Кроме Краева.

Первый вечер он просто пожал плечами, второй — начал бухтеть, а на третий, когда узнал, что эта практика может растянуть не на месяц, как планировалось изначально, а на дольше, включил ревнивого буку-собственника.

— То есть ты месяц, а то и дольше собираешься бродить неизвестно где?

— Известно где. Адрес общежития я тебе дам.

Я пыталась погасить его недовольство, но это сложно сделать, когда вкалываешь весь день, потом приходишь домой, без сил. А там тебя поджидает не уют и покой, а недовольный мужик, который вбил себе в голову, что я непременно там должна завести другого мужика.

Вроде забавно и даже приятно, когда ревнуют, но спустя неделю меня это начало откровенно напрягать

— Миш, ты можешь объяснить, что происходит? — не выдерживаю, когда вечером вместо того, чтобы спокойно смотреть телевизор и обнимать свою женщину, то есть меня, Краев снова включает Отелло, — ты в последнее время сам на себя не похож.

Где тот улыбчивый, беспечный парень с которым так здорово было дурачиться и обниматься, забывая обо всем на свете? Кто его украл и взамен подсунул вот этого ревнивого демона?

— А ты не знаешь? — с явным наездом.

Вот это уже что-то новенькое.

— Поясни-ка.

Краев недовольно морщит нос и отворачивается.

— Миш, — хватаю его за руку, — объяснись, пожалуйста!

Он пытается соскочить, но меня уже не остановить. Я терпеть не могу вот такого.

— Сказал а, говори и б. Иначе я за себя не ручаюсь.

Михаил достает телефон, копается там и, наконец, разворачивает ко мне.

На экране фотка. На фотке я. И Миронов. Явно с той самой конференции. Стоим возле стенда. И его рука почему-то на моей талии, даже чуть ниже. И выглядит это так…по-свойски, что я даже теряюсь.

Помню этот стенд, помню, о чем говорила с докладчиком, но не помню Колю. И тем более его руки на моей пятой точке. Я бы не разрешила, да и он бы не посмел.

— Просто кадр такой, — говорю после секундной задержки, — он протягивает руку вот этому мужчине, который к нам подошел.

— Да? — Краев скептично усмехается, — а выглядит так будто он тебя держит за задницу.

— Миш! — сердито шлепаю его по плечу, — сейчас сам по заднице получишь. Ты меня за кого принимаешь?

Я возмущена, но еще больше растеряна. Мне очень интересно что это за доброжелатель такой присылает непонятные фотографии моему парню.

— Откуда у тебя это фото?

— А что?

— Мне интересно знать, кто пытается нас поссорить, и кому я должна идти вырывать волосы.

Я не шучу. Меня зацепило.

— Знакомая.

— Какая?

Пытаюсь выхватить у него телефон, но Миша проворно поднимает руку вверх, и мне не удается до него дотянуться.

— Не важно злат.

— Тебе кто-то наговаривает на меня, а ты говоришь, что это не важно?!

Он молчит. На скулах играют желваки.

— Миш, сейчас поругаемся!

— Чего ты так разнервничалась? — темные глаза подозрительно прищуриваются.

Я выдыхаю. Отхожу к окну и смотрю, как вечерние сумерки опускаются на город. Между нами молчание, и я не сразу нахожу в себе силы его нарушить.

— Ты ведь понимаешь, что все зависит от того, под каким углом снимать? Фотка выглядит двусмысленно, но на деле не было ни прикосновений, ни чего-то еще. Просто кадр, который сняла какая-то овца и перекинула тебе, чтобы меня оклеветать. И тут уже тебе решать кому верить. Мне или этой овце.

Я разворачиваюсь к нему лицом. Смотрю в глаза. Мне не за что оправдываться и извиняться.

Миша не отрывает от меня темного взгляда. В нем клубится ураган, дикая смесь чувств, которые пробирают до самых костей.

Я знаю, что он любит меня, вижу, как ревнует, чувствую сомнения, но ничего не говорю. Это его демоны и он сам должен их победить. Я готова ему помочь, готова во всем поддержать, но прогибаться и юлить не стану. Не тот характер, не те взгляды на жизнь.

Меня воспитывали так, что крепкие отношения основаны на взаимном уважении и доверии, что нельзя полностью растворяться и отдавать себя другим. Должны быть рамки. Комфортные границы, за которыми будет удобно всем. Уступки должны быть взаимными, понимание — обоюдным, поддержка — двусторонней. У моих родителей так — друг за друга горой, но при этом оба самодостаточные личности, хранящие верность не только партнеру, но и самим себе. Я так же хочу.

— Я верю тебе, — наконец произносит он.

— Серьезно? — складываю руки на груди, — Или только на словах?