Змеевик (ЛП) - Гамильтон Лорел Кей - Страница 70

— Я хотел тебя с того самого момента, как впервые увидел. — Сказал он.

Я даже не попыталась скрыть свое удивление.

— Тогда ты определенно меня одурачил. Я была уверена, что ты самый мизогинный мужчина, которого я только встречала, и что ты ненавидишь меня за то, что у меня хватает наглости быть одной из парней.

— Это так, но я ненавидел тебя сильнее, потому что хотел. И я знал, что Эдуард убьет меня за это.

Мы стояли и пялились друг на друга. Я металась между тем, чтобы спросить у него то, что мне хотелось спросить, и проверить, как там Бекка. Большинство людей прервали бы мое молчание, пока я решала, как поступить, но Олаф позволил мне выбирать так долго, как я того хотела. Думаю, он просто наслаждался обществом женщины, которая не была склонна болтать по пустякам.

— Я могу спросить то, что хочу спросить, или могу сходить за Беккой.

— Спрашивай. — Сказал он.

— Значит, только угроза Эдуарда помешала тебе убить меня в тот день, когда мы впервые встретились?

— Да.

— А сейчас?

— Я читаю «Шерлока Холмса».

Смена темы выбила меня из колеи, так что я постаралась понять, почему ему было так важно сказать об этом сейчас, и вспомнила. Случайно оброненная мною фраза оказалась воспринята им чересчур серьезно.

— И что ты думаешь о книгах? — Поинтересовалась я.

— Они мне нравятся. И мне нравится, как Холмс ведет себя с женщинами.

— Я знала, что тебе это понравится, но не была уверена в том, что тебе зайдут сами истории.

— Ты для меня — та женщина, Анита (вероятно, аллюзия на Ирэн Адлер — прим. переводчика). Никто другой не вынуждал меня изменить мои привычки так, чтобы мне не хотелось причинить за это боль.

— Я польщена. — Сказала я, и это было искренне. Все что угодно, лишь бы Олаф не пытался похитить, изнасиловать и запытать меня до смерти. Из того, что я знала от Эдуарда, для Олафа это было стандартное завершение всех его прежних свиданий.

— Раньше ты бы разозлилась или испугалась. — Сказал он.

— Я выросла, как личность. — Ответила я, пытаясь шутить, но он не понял.

— Как и я.

— Я это ценю. — Сказала я. — Но я схожу проверю, как там Бекка. Она уже должна была закончить.

— Ты — моя Ирэн Адлер. — Сказал он, и звучал вполне серьезно.

— И что, мне теперь звать тебя Шерлоком?

— Мне было бы приятно. Пары часто придумывают друг другу личные прозвища.

Я отвернулась, чтобы избежать его взгляда, пока доставала карту-ключ из кармана. К тому моменту, как я подняла глаза, мне удалось совладать с лицом. Ну, или я надеялась, что удалось. Я постаралась обратить все в шутку.

— Ты предпочитаешь, чтобы это был «Шерлок» или «Холмс»?

— Без разницы. Ты предпочла бы «Ирэн» или «Адлер»?

Я вставила карточку в дверь и открыла ее.

— Я не уверена. Мне можно подумать?

— Конечно. Я подожду снаружи — на случай, если девочка еще переодевается.

— Спасибо. — Сказала я, и убедилась, что не повернусь к нему спиной и не потеряю его из вида, пока закрываю дверь. Я нажала кнопку, чтобы включить безопасный режим, как всем людям советуют делать, но я знала, что Олафа это не удержит, если он захочет попасть внутрь. Он хотел, чтобы у нас с ним были интимные клички друг для друга. Господи, и что мне, черт возьми, делать с полуприрученным серийным убийцей? Я понятия не имела. Ладно, где там Бекка? Уж с одиннадцатилетней девчонкой я как-нибудь справлюсь. Да-да, вы все, у кого есть дети, уже можете смеяться.

Бекка приняла душ, уложила волосы каким-то мудреным способом, который я даже не могла себе представить, и воспользовалась косметикой своей матери. Смотрелось не так плохо, как могло бы быть, просто теперь до подбородка она выглядела как сексапильная двадцатипятилетняя девушка, а ниже — как неуклюжий одиннадцатилетий ребенок. Розовое платье с аппликациями в форме белых ромашек было воистину девчачьим. Кажется, у нее было точно такое же, только желтое, когда ей было шесть.

Косметика позволила мне увидеть, как бы она могла выглядеть через несколько лет. Очевидно, что она будет настоящей красоткой. Глядя на то, как она складывает губы «уточкой» перед зеркалом в ванной, я вдруг почувствовала некоторое беспокойство, представив, насколько взрослой она бы выглядела, если бы ее наряд соответствовал мейкапу. Она увидела меня в зеркале и ее карие глаза расширились, ярко очерчивая толстую линию подводки. Она вдруг показалась мне куда моложе — даже со всей этой косметикой.

Я нашла жидкость для снятия макияжа на раковине, и мы попытались избавиться от того, что она наворотила со своим лицом. Она не спорила, но попросила сфотографировать ее накрашенной. Это был компромисс. Я сфотографировала ее на свой телефон и оставила этот снимок до тех пор, пока Донна с Эдуардом не решат, что ей можно хранить такую фотографию в своем телефоне.

— Зачем тебе этот снимок? — Спросила я и коснулась ее лица.

— Чтобы выложить в интернет, разумеется. — Ответила она таким тоном, будто я задала очень глупый вопрос.

Это заставило меня прочитать ей лекцию о том, как такие картинки могут привлечь к ней внимание мальчиков гораздо старше нее, и даже педофилов. Она закатила глаза, словно ее уже предупреждали об этом. Я решила поговорить с Эдуардом о доступе Бекки в интернет, в том числе через телефон. Больше всего поражал тот факт, что она ведь не была такой, как другие девочки ее возраста. Ее похитили и пытали, когда ей было шесть. Ей сломали пальцы. Все срослось, ее руки были в порядке, но она знала, что «большие плохие вещи» в жизни действительно случаются. Она знала, что на свете бывают плохие люди, которые способны навредить ребенку. Ее не трогали в сексуальном смысле, но я знала, что это такое, когда тебя связывают и пытают. Это оставляет отпечаток, который трудно стереть из памяти. Я заглянула ей в глаза и не увидела в них той осторожности, на которую рассчитывала. Поэтому она в порядке, а Питер — нет? Ее просто не тронуло произошедшее? Она хоть что-то помнит об этом?

Она уставилась на меня, при этом половина ее лица была очищена от косметики, а другая все еще хранила какую-то жутковатую взрослость.

— Что-то не так? — Спросила она, и снова выглядела старше, серьезнее. Как будто внутри нее была тень — умная и проницательная. Я вдруг подумала о том, насколько очевидным было для нее произошедшее в коридоре.

— Ничего. — Сказала я на автомате.

Она посмотрела на меня уничтожающим взглядом.

— Почему детям все врут?

— Потому что мы думаем, что есть вещи, которых детям лучше не знать. — Я ответила ей многозначительным взглядом.

Она скрестила свои тонкие руки на груди, и я вдруг поняла, что под этой загорелой кожей были мускулы. Она с малых лет занималась танцами, и я тут же подумала о Натэниэле и других профессиональных танцорах — включая тех, кто занимался балетом. Бекка будет не просто красивой — она будет в отличной форме. Я вдруг ощутила внутренний конфликт по этому поводу.

— Ты все еще хочешь стать балериной, когда вырастешь?

— Да. — Ответила она, но так, словно в действительности не имела этого ввиду, или просто не хотела отвечать.

— Звучит не слишком убедительно. — Сказала я, вернувшись к снятию макияжа.

— Просто когда я говорю, что хочу стать балериной, люди думают, что я такая же, как остальные девочки, которые так говорят. Я очень стараюсь, и каждый раз, когда я говорю об этом взрослым, они гладят меня по голове и выдают что-то типа: «Разве это не мило?» или улыбаются так, будто мне по-прежнему шесть. Я начала говорить о том, что стану профессиональной танцовщицей, потому что устала от того, что ко мне относятся так, будто я играюсь в переодевания и просто кружусь по гостиной под классическую музыку.

— Это я могу понять. — Сказала я.

— И теперь они спрашивают, хочу ли я быть в «Танцах со звездами» или в «Американском таланте», а я совсем не для этого стараюсь. Я хочу быть настоящей танцовщицей. Я хочу встать на пуанты. Мой учитель говорит, что у меня есть для этого все данные, и что я буду достаточно высокой.