Очевидное-Невероятное (СИ) - Главатских Сергей - Страница 13

Все согласно кивнули.

— Плоды просвещения созрели, Зигмунд Фрейдович, пора их снимать с ветки! — подытожил свою песнь четвёртый ангел и вложил меч обратно в ножны!

Один — мяч, другой — меч!

— Вопросы?

— У меня только один вопрос, — обратился я не столько даже к диссертанту-инициатору, сколько ко всему почтенному собранию. — Кем они будут потом?

— В смысле?

Густав Карлович сильно напрягся. Я заметил, что с самых первых секунд нашего знакомства, он постоянно испытывал некий дискомфорт, словно в глаз его угодила соринка и теперь придётся долго и мучительно моргать, прежде чем ему удастся отделаться от неё.

В это время из Коридора донеслась песня, похожая на стон:

— Эх, дубинушка, ухнем!

Эх, зеленая сама пойдёт!

Подёрнем, подернем!

Да ухнем!

— Степан Чугунов, — пояснила Воблина Викентьевна. — Слесарь-водопроводчик из Кудымкара. Диссоциатвное расстройство. Как на укол — демарш! Перед каминг-аутом, то есть, перед тем, как объявить себя Шаляпиным, некоторое время представлялся Арнольдом Шварценеггером. Своим любимым занятием считал охоту на скворцов и, когда те вступались за санитаров, каждый раз орал одну и ту же фразу: «I, llbeback, Bennet!» А всё потому, что до переезда к нам товарищ неоднократно посещал нарколога.

Тут меня словно озарило:

— Я, кажется, понял, в чём тут подоплёка! Вы хотите, чтобы этот великан снова превратился в Степана Чугунова!

— Ну что вы, — успокоил меня Густав Карлович, даже руку мне на плечо опустил. — Что вы! Теперь для этого бедолаги даже Степан Чугунов — неподъёмная ноша. Впрочем, всему своё время.

И он выразительно осмотрел членов Консилиума.

— А кто это — Беннет? — спросил Семён Семёныч.

Но его вопрос решили оставить без комментариев.

— Ну что, коллеги, обратился к честной кампании Василий Васильевич, — за сим, я полагаю, тема исчерпана. Будем наблюдать за развитием ситуации, каждый на своём месте. По всем оперативным вопросам обращаемся к Густаву Карловичу, у него ко всей этой истории личный интерес. Сам Важный Специалист готов поручиться за нашего коллегу в таком важном деле, как написание Диссертации Тысячелетия! Так сойдёт?

— Ну не знаю, — тут диссертант дал такого «петуха», что услышав его, настоящий захрюкал бы свиньёй. — Не слишком пафосно, нет?

— Воблина Викентьевна, так и запишем в Протоколе совещания. Вы меня поняли?

— Василий Васильевич, обижаете! — Женщина схватилась за шиньон, как за спасательный круг. — Я пока что ещё в трезвом уме!

И вот тут я впервые в этом усомнился.

— Прекрасно! — Василий Васильевич мысленно примерился к щиту и мысленно же повторил свой успешный бросок. — Теперь же прошу всех покинуть Офис ЧК, я же дам его первому председателю последние наставления.

Ангелы стремительно разлетелись по облакам, а я всё сидел и думал: а чего это они, сволочи такие, даже не попрощались? Может, их приговорить к расстрелу на первом же заседании ЧК? А ещё мне, знаете, что было интересно? Заметил ли кто-нибудь, как на выходе из зала юркий дёрнул Воблину (Прости, Господи!) Викентьевну за её спасательный круг и не схватись она за него вовремя, женщина вполне могла лишиться не только шиньона, но той части тела, к которой он был присобачен?

Как только мы остались вдвоём, Василий Васильевич рассказал мне о кой-каких деталях в устройстве офиса, пообещав при этом, что свой рабочий график я могу определять сам.

— Вообще, даём вам полный карт-бланш, Зигмунд… — Он замялся. — Зигмунд…

— Фрейдович, — подсказал я.

— Точно! — Главный постучал себя по львиной голове. — Ничего не попишешь — возраст! Годы своё берут!

И запел:

— А годы летят, наши годы как птицы летят,

И некогда нам повернуться назад!

Мда-а… Так что действуйте смело и решительно. Связь будем держать через нашу старшую сестру. У вас есть старшая сестра?

— Старшей нету, — сказал я.

— Ну, вот видите, — почему-то обрадовался главный, — значит будет! Её зовут Алла Константиновна.

— Алконост! — теперь уже обрадовался я.

— Точно!

И мы оба счастливо расхохотались!

— Если что, ну там перегорание, потеря жизненного интереса — рекомендую: дыхательная гимнастика и бег на жопе!

Потом Василий Васильевич попрощался, ещё раз заверив меня в том, что с моим чутьём и фамилией я смогу найти к делу максимально верный подход.

А через минуту после его ухода, в зале появилась Алконост. Только теперь я понял, как же я скучал по ней всё это время!

Она кратко ознакомила меня с тем, что нам предстояло сделать в самое ближайшее время. Но для начала девушка предложила мне слегка перекусить.

— Сразу предупреждаю, это против правил, — сказала она, по очереди вынимая из пакета контейнеры с едой и термос с кофе, его запах я почувствовал ещё до того, как она вошла сюда. — Трапезу мы принимаем в Пищеблоке, каждому жителю страны предписан свой стол и, не поверите, стул.

— Насчёт стола не знаю, — пошутил я, — но стул у меня хороший!

— Так все говорят, — мудро заметила девушка, — пока не припрёт!

Она аккуратно сложила опустевший пакет вчетверо.

— Завтрак на столе. Милости просим.

Мы сели, Алконост разлила кофе в пластиковые стаканчики и предложила чокнуться.

— Ну, вот, — сказала она вполне серьёзно, — теперь мы с вами оба — чокнутые!

Каша решительно не пошла! Масла пожалели! Председателю, мать вашу, ЧК!Ещё меньше понравился омлет, мне показалось, он порошковый.

— Я всегда буду кушать здесь?

— Этого не могу предвидеть даже я, — призналась Алконост. — И вообще, скажу вам по секрету, мои возможности здесь явно переоценивают. Более или менее точно мне под силу предсказать разве что погоду, её я могу не только предсказать, но и заказать. Во всём же остальном — так себе. Однако, открою вам одну простую истину: неважно, на что ты способен реально, куда важнее, что тебе предписывает молва. Понимаете? Поэтому всё будет зависеть от того, какое положение вы займёте в глазах общества. А то, что члены Консилиума, вместо того, чтобы пригласить вас к себе, пожаловали сюда сами, свидетельствует о том, как сильно они на вас рассчитывают!

Пока я ел, она говорила. Я смотрел на неё и каша, сваренная на водопроводной воде, мало-помалу начинала обретать вкус халвы с изюмом, а порошковый омлет превращался в шербет с… Ну не знаю, с чем! С мёдом! Белый халат ладно сидел на девушке, подчёркивая все прелести её фигуры. Особенно рельефно смотрелась высокая круглая грудь. Крыльев было не видно, скорее всего, она спрятала их под халатом.

И тут я вспомнил о просьбе Хранителя найти ту, которой он посвятил стихи про грудь усталую, которая «и ноет, и болит». Но кто она такая и где мне её искать? Может, Алконост знает?

Но Алконост волновали совсем другие вещи.

— Итак, главное на сегодня — это вечерний бал в честь Нового Хода! Вы, надеюсь, не против?

Я был только «за»!

— Поэтому никакой работы. После завтрака погуляйте немного, осмотритесь. Гагарин сказал мне, вам у нас понравилось. Можете также заглянуть в наш Центральный Изолятор, его в шутку называют у нас «Бутылкой» — с этой организацией в самом скором будущем вас ждут самые тесные связи. За одним навестите бывшего Верховного Комиссара.

— Добрыню, мать его, Никитича! — радостно воскликнул я. — Он что же, присел?

— Хуже! — Девушка отвела взгляд. — Прилёг!

Было видно, что Алконост искренне переживала, вот только непонятно — за кого: то ли за судьбу бывшего коллеги, то ли за горькую участь, брошенного им, деревянного скакуна.

Она полезла под халат, отчего я на мгновение уронил челюсть в кашу, и вынула из кармана, сложенный вчетверо, листок.

Не знаю, «челюсть в кашу» — не слишком грубо?

То был рекомендательный список моих будущих помощников на окладе, мне предстояло утвердить их — каждого персонально.

— Не сомневаюсь, что все они достойные сыны отечества, — сказал я честно. — Но я никого из них в глаза не видел!