Земное притяжение. Селфи с судьбой - Устинова Татьяна - Страница 23

– Ага. Что ещё?

– Ещё мне нужны сведения вот об этих людях. – Из нагрудного кармана Хабаров извлёк сложенный вчетверо листок в клетку. – У нашего Петра Сергеевича была отдельная картотека, личная. В библиотеке считается, что он так выявлял пристрастия читателей. Здесь список всех, кто был в неё внесен.

Он взял с тарелки кусок сыра и запихнул его в рот.

– Нужно выяснить всё о библиотекарше Анастасии Хмелёвой, – выговорил он, равномерно жуя. – Она была в отпуске, когда директора убили, но вернулась. Я не понял зачем. То ли из патриотических чувств, то ли ещё зачем-то. По её словам, в Тамбове она два года, до этого работала в Северодвинске в военной части. Отдыхала в санатории Министерства обороны в Светлогорске.

– Ещё интересней, – сказал Макс Шейнерман.

– Отпуск у неё пропал, но она не могла не вернуться, когда узнала о смерти директора, версия такая. Я не очень верю, потому что путёвку ей бесплатно раз в год дают, а она библиотекарь на окладе, никак не Ксения Собчак.

Даша просматривала список на листочке в клетку. Макс подошёл, опёрся о спинку её стула и тоже стал смотреть.

Джахан налила Хабарову чаю в расписную пиалу.

– Спасибо, – сказал он и улыбнулся. На щеке появилась милая ямочка. – Меня сегодня в библиотеке чаем поили, и я всё время думал… Короче, не чай, а вот как будто веник заварили.

– Вероника Гуськова – подруга Паши-Суеты, – подала голос Даша, обернулась к Максу, который был очень близко, и ни с того ни с сего чмокнула его в висок. – Она в библиотеку записана?! Ничего себе! А Никита Новиков – администратор «Тамбов-Паласа». Тоже, выходит, книголюб, маленький милый зайчик! И оба из картотеки директора!

Хабаров внимательно на неё взглянул.

– Установишь, когда они приходили в библиотеку в последний раз.

– А в карточках у них не записано?

Хабаров подумал, вспоминая.

– Записи в карточках ничего не значат! Гуськова приходила всего три раза. Осенью, потом под Новый год и в марте. Новиков ходил регулярно, в последний раз был за десять дней до убийства.

– Ты точно помнишь?..

– Что за вопрос?

Даша кивнула:

– Да, да, понятно, не помнил бы, не говорил. Хорошо, я попробую, Лёшенька. Не сердись, моя дуся!.. Про Веронику мне терпила всё выложит, а зайчика я сама спрошу.

– Вот ещё. – Хабаров аккуратно выложил на стол два билета в кино с оторванным корешком. – Это тоже было в директорском ящике. А вот это, – последовал канцелярский клей, – в кармане плаща. Плащ – единственное, что есть в библиотеке из одежды Цветаева. Ботинок нет, хотя все работники переобуваются. На улице весной грязно, а в резиновых сапогах сидеть – с ума сойдёшь.

Джахан сняла с тюбика длинную, как от губной помады, крышку и внимательно понюхала содержимое. Подождала, прикрыв глаза, и ещё раз понюхала.

– Это клей, – сказала она. – Но на всякий случай я могу сделать анализ.

– На что? – не удержался Хабаров, и она промолчала.

– То есть Цветаев с кем-то ходил в кино, – заключил Макс. – И собирался что-то к чему-то приклеить.

– Не собирался, а приклеил, – пробормотала Джахан. – Клеем пользовались. Видишь, поверхность нарушена?..

– Может, он объявления расклеивал, – предположила Даша. – Ну, если клей был в плаще! Продаётся диван в хорошем состоянии!.. Ходил по Тамбову и расклеивал объявления!..

Джахан всё изучала столбик клея, подносила близко к глазам и поворачивала то так, то эдак.

– Я не уверен, что в кино ходил Цветаев, – усомнился Хабаров. – Почему мы решили, что это его билеты?

– Потому что они были в его картотеке.

– Это ничего не означает.

– Как ещё они могли туда попасть?

– Ну, кто-нибудь из читателей забыл, а директор взял и сунул в ящик. Или они, допустим, туда сами по себе случайно упали, а он не заметил, – проговорила Даша, делая рукой круговые движения.

Они помолчали. Джахан всё изучала клей.

– Если это его билеты, с кем он мог здесь ходить в кино?

– С женщиной, – вдруг сказала Джахан. – И с этой женщиной у него были… доверительные отношения.

Все трое уставились на неё.

– Из чего это следует?..

Джахан аккуратно поставила тюбик на стол, вышла и вернулась с тоненьким фонариком в руках. Фонарик горел неприятным синим светом.

Она посветила на столбик клея и показала его Хабарову. Он посмотрел, и Даша подсунулась.

– Клей совершенно новый. Им пользовались один раз. Видишь, на поверхности как будто тонкая сетка?

– Вижу, – буркнул Хабаров, не понимая, при чём тут сетка.

– А-а-а, – протянула Дашка. – Ясненько!..

– Этим клеем заклеивали порванный чулок, – объяснила Джахан. – Чтобы стрелка не поползла дальше.

– Какая, итить твою налево, стрелка?!

– Когда чулок рвётся, капрон начинает распускаться, получается не просто дырка, а длинная полоска. Если дырку помазать канцелярским клеем или бесцветным лаком для ногтей, стрелка дальше не поползёт.

Хабаров переглянулся с Шейнерманом.

– Занятно, – сказал тот.

– Такая тонкая сетка, как на клее, скорее всего означает, что заклеивали именно капроновый чулок. В середине как будто маленькая окружность! Видно, если приглядеться. – И Джахан поводила туда-сюда синим фонарём. – Билеты в кино и клей… в паре означают, что у Цветаева был некий романтический и доверительный интерес. Малознакомому мужчине ни одна женщина не признается, что у неё порвались чулки!..

– Значит, нужно установить женщину, с которой Пётр Сергеевич проводил время, – задумчиво протянул Хабаров. – И раз билеты были в картотеке, выходит, он не слишком ей доверял.

– Почему?..

– Очевидно, что в случае… крайних обстоятельств картотеку проверят первым делом, Даш!.. Если он хотел, чтобы на билеты обратили внимание, оставить их в картотеке – лучший вариант. Макс, у него в доме не было следов женского присутствия?

– Обо всём, что там было, – недовольно буркнул Шейнерман, – я доложил.

Хабаров подумал.

– Даш, расспроси байкера. Может, он не только мотоциклиста видел, но и даму?

Та кивнула, ловко перекинула длинную ногу через спинку стула – она любила сидеть верхом на стульях – и помахала ручкой.

– Я поеду, да? Гражданского забираю, да? Джо, он в машине не перекинется? Макс, ты меня любишь, да?

– Я тебе помогу его дотащить, – сказал Шейнерман, поднимаясь.

– Да ладно, сам дойдёт! Подумаешь!

Они вышли в коридор, и слышно было, как они там препираются. Хабаров посмотрел на Джахан. Он только и делал, что смотрел на неё.

…Он проснулся после наркоза в прекрасном настроении. Там, где он был всё это время – потом оказалось, восемь или девять часов! – ему ужасно понравилось. Там было просторно, светло, и какое-то радостное ожидание самого лучшего. Откуда-то он знал, что здесь ещё не окончательное место, а самое лучшее впереди. Хабаров был там один, но знал совершенно точно, что Джахан видит его и слышит, и он в любую секунду может с ней поговорить – как будто она даже не за стеной, а за тонкой плёнкой, и он просто пошёл вперед, чтобы всё разведать, и эта разведка была нетрудной и нестрашной. Время от времени он окликал её, и она каждый раз отзывалась, а потом сказала, чтобы он отстал, и это было так на неё похоже, что он обрадовался ещё больше. Он не понял, откуда появилась кровать, но сообразил, что должен лечь и спать, и почувствовал, как ему захотелось спать. Он давно не спал – крепко, от души, хоть из пушки стреляй, как у Христа за пазухой, как Бог в Одессе! Всё больше вполглаза, чутко, нервно. Здесь можно было спать во всю мочь, и ничего страшного не произойдёт, уж такое тут место. Хабаров лёг и уснул, зная, что, когда проснётся, рядом будет Джахан. Он проснулся в прекрасном настроении, и она была рядом. «Сколько это будет продолжаться? – сказала она, едва он открыл глаза и заулыбался от счастья. – Сколько ещё раз тебя будут убивать?» И он очень удивился. Он не помнил, чтобы его убивали.

– Налей мне чаю, – сказал Хабаров громко. Он знал, что она умеет слышать мысли, и не желал, чтобы сейчас услышала. – Что с анализами?