КЖД III (СИ) - Толбери Рост - Страница 3

Никогда.

Великая Госпожа, почему Ты не сделала свои проклятые доспехи из воды? Он бы сейчас отдал правую руку только бы оказаться один на один рядом с вшивой вонючей лужей и напился бы из неё воды, как будто бы это была величественная Явор. Весенняя, холодная и освежающая.

Он вздрогнул и отвернулся. Спрятал доспех, чтобы снова остаться в темноте и ничего не видеть. Отсел подальше, и какое-то время провёл, сцепив руки и обняв колени. Попробовал даже подремать, но сон не шёл. Тело больше не подрагивало от боли, нервов и перенапряжения, стало чуждым и неприятным, словно ему и не принадлежало.

— Нужно как-то выбираться отсюда, — кинул он проснувшемуся Дукану, снова поднявшемуся наверх.

— Как-то? — хрипло вздохнул тот. — Я думал вы нас вытащите, чёртовы Избранные.

— Я бы вас телепортировала, — подала голос Розари из своего угла, и тут же закашлялась. — Но мне что-то… что-то очень… слабо мне.

— Отдыхай, сестра. Тебе нужно восстановить силы, — буркнул Кальдур и снова повернулся к Дукану. — Что там снаружи?

— Если бы я знал. Ничего не слышно. Они не пробовали копать или разгребать завалы, если ты про это. Либо укрепились снаружи и не знают, что их миссия уже завершена, либо уже спускаются, подальше от этого проклятого места. Я бы на их месте спускался бы подальше отсюда в любом случае. Нечего ловить.

Кальдур мрачно кивнул ему, забыв, что старик не может видеть в темноте. Розари притихла, вновь провалилась в сон. Дукан молчал долго, проверял, так ли это.

— Пацан, — шепнул он. — Мне жаль.

Кальдур не ответил ему, старик ещё выждал и продолжил.

— Думаю, девочка уже не придёт в себя. Я уже такое видел... ну... когда так получают по башке. Не думаю, что ей больно или что-то в этом роде. Но она ни на что не реагирует. Она уже… неживая… понимаешь? И мы не можем её так оставить. Это неправильно. Ты был там, в бою. И я был. Ты знаешь, как мы должны поступить. Она наш боевой товарищ. Проливала за нас кровь и подставляла своё тело. Нам нужно отправить её к Вратам коротким путём. Понимаешь, что я говорю тебе, Кальдур?

Кальдур не ответил. Повисла тишина, и в этой тишине Розари не смогла сдержать всхлип. Её сотрясли рыдания, вперемешку с кашлем, она отвернулась к стене. Она всё слышала.

Дукан тихо чертыхнулся и сполз по лестнице вниз, то ли обессилив, то ли потерявшись от нахлынувшего стыда или бессилия. Кальдур поднялся, как мог распрямился под раскуроченным потолком из обломков, разорвал темноту слепящий вспышкой, под протестующие трески Колосса, и стиснул стальными пальцами камни.

— Что ты делаешь, пацан?! — испугался Дукан.

— Выход, — отрезал Кальдур.

***

Первые часы он работал размеренно и сосредоточено, стараясь делать всё грамотно, рассчитывать силы и не создавать себе дурной работы. Так его учил дядя.

Он выбрал для работы пространство, где ещё стояли три покосившееся балки и держали над собой часть свода. Спокойно дробил камни под углом около сорока пяти градусов, следил, чтобы нависшая над ними глыба не провалилась разом, и относил горстями в дальний угол их убежища. Он заполнялся достаточно быстро, Кальдура это немного напрягло, но умом он понимал, что с их убежище не только становиться уже, но и расширяется к выходу, с каждым его движением.

Монотонная работа, требующая внимания, и состоящая из нескольких последовательных операций украла всё его внимание, за что он был благодарен. Дукан нервничал первое время, шипел и сыпал ругательствами, просил его не подвергать их опасности обвала, потом ворчал и умолял хотя бы не пылить, чтобы они не задохнулись. Но Кальдур его совсем не слушал. Просто делал своё дело, как будто в мире больше ничего и не осталось.

Приятная усталость достаточно быстро сменилась усталостью неприятной. Кальдур снова почувствовал, как устал и вымотан, покрылся потом и терпел болезненные и быстрые сокращения своего сердца. Но не останавливался. Просто не мог.

Темнота, что окружала его, была более чем приятной, в сравнении с темнотой внутри, от которой он так старался убежать.

***

Его тело больше не стонало и не кричало о том, что вот-вот откажет. Просто стало холодным и плохо гнулось. Работа выжгла из него все мысли. Крошить камни, возвращаться, заполнять ненужное пространство, снова лезть вверх. Прошли ещё часы, прежде чем через плотные слои каменных стен и потолка стал пробиваться свет.

Он почти закончил, когда увидел, что один из камней справа от него двинулся, повернулся к нему и уставился неморгающим взглядом. Погребённый великан был совсем рядом от них, запертый в обломках, и Кальдур едва не откопал его вместе с выходом.

— Хорошо тебе, ублюдок? — поприветствовал его Кальдур. — Нравиться тебе в земле? Вот и оставайся там навсегда. Пощади тебя Госпожа, если выберешься и предстанешь предо мной в этот день.

Глаз чудовища не дёрнулся, не моргнул, просто продолжал следить за тем, что делает Кальдур.

***

Свет в щелях между камнями мягко угас.

День сменился на спокойную и почти безоблачную ночь. Он пробил дыру в последних камнях, уже не сдерживаясь, расширил её ладонями до нужного размера, покачнулся и замер. Грунт под его ногами ощутимо пополз вниз, дав ему пережить несколько секунд страха за тех, кто остался внизу, но остановился, обдав стоящего позади Дукана градом камней и пыли. Дукан ответил градом ругательств и проклятий.

Кальдур устало выдохнул, выбрался из руин Храма, спрятал доспех и осел на колени. Площадка перед ним была пустой, если не учитывать ошмётки и щупальца туши монодона на скале выше, которые терзал и мотал в стороны царивший там ветер. Кальдур обернулся и посмотрел вниз безразлично и не восхищаясь, сотворённым туннелем в несколько метров, помог выбрался Дукану, которого не держали ноги.

— Ушли, — констатировал Дукан, дыша полной грудью и прищуриваясь даже от света звёзд.

— Ушли, — вяло согласился Кальдур. Дукан ткнул его в бок и вымучено улыбнулся.

— Я бы придумал тебе хорошую кличку про гнома или землеройку, но что-то я слишком устал. Сгоняешь ещё за водой, парень? Нам бы попить. Не то, чтобы я бы так обнаглел, просто не думаю, что смогу дойти. Никогда ещё не чувствовал себя таким слабым.

Кальдур кивнул ему, окинул взором открывающийся вид на гор, которые вдруг показался ему спокойным и совсем не страшным, тяжёло поднялся на ноги, зачем-то несколько раз отряхнулся и побрёл прочь. Ободрал себе руки и колени об острые грани кучи камней, прыгнул с почти отвесного обломка вниз, ноги не послушались и подогнулись, он расстелился внизу, сбив дыхание и почти не среагировав на очередной приступ боли. Поднялся, покачиваясь, пошёл вперёд, добрел до соседнего строения и опёрся на его стену.

Понял, что у него нет фляги, и он понятия не имеет, где его вещи, и как он вообще собрался принести воду. Это сильно озадачило его пустую и тяжёлую голову. Он снова оглядел площадку перед Храмом и уцелевшие купола. И понял, что его смутило. Тел нигде не было. А ведь в схватке погибло не мало людей. Пока Кальдур сражался внутри Храма, Розари выполнила своё обещание, выбралась наружу и прикончила бледных. А может и ещё кого прихватила. Темники никак не могли спустить тела вниз с этой горы. Это было бы безумием и чистым самоубийством.

Он нашёл тела недалеко от соседнего купола, за которым они справляли нужду. Их сложили аккуратно, в коридоре между стеной и скалой, с руками, скрещенными на груди, и прикрыв собственными же плащами. Количество тел надолго погрузило его в прострацию, зачем-то он пытался считать их и всё время сбивался.

И до него вдруг дошло. Не важно, сколько тел перед ним. Важно, что тёмные не потащили с горы всю их амуницию. Он освободил несколько искалеченных тел от материи, нащупал в их поясах, сумках и за пазухой несколько мехов, обнял их руками и побрёл в сторону подъёма.

***

— Не пей много. Нельзя после такой жажды.

Предостережение Дукана выглядело издевательством. Но в этом предостережении была память о Хизран, которая остановила Кальдура, пускай хоть и на секунду. Он пытался выжать из снега, который был набит в меха, хотя бы ещё одну обжигающе-ледяную каплю. Посмотрел на старика, как на идиота, с ненавистью и досадой, ещё потискал кожу фляги и поймал языком живительную влагу. Какой-то настойчивый голос внутри него просил начать набивать рот этим снегом, чтобы процесс был побыстрее, но каждый раз, когда Кальдур представлял себе эту картину, в его голове всегда возникал образ Хизран, стоящей на этом самом снегу и смотрящей на него с осуждением.