КЖД IV (СИ) - Толбери Рост - Страница 12

Старик улыбнулся, разгадав его мысли.

— Просто наша жизнь слишком короткая в сравнении с жизнью гор. Вот нами, как насекомыми... тут всё и усыпано. На равнинах тоже так, на самом деле, просто там всё покоиться или в прахе или в земле. А у нас тут земли слишком мало, да и дерево, чтобы сжигать немного.

Кальдур опустил глаза, рассматривая камни. Удивительно глубокими, но тонкими линиями, там были высечены и всё ещё различимы сюжеты из жизни далёких предков угурмов. Воины с остроконечными шлемами, в странных доспехах, с круглыми щитами и изогнутыми мечами, в разных позах, в боях, походах, на привалах, но неизменно с суровыми и искажёнными лицами и торчащими клыками.

— Значит, вы ведёте мирную жизнь? — спросил Кальдур. — Но что тогда это всё? Почему на этих фресках сплошь да рядом воины с оружием и ненавистью в глазах? М?

— Потому что нужно принимать, помнить и чтить свою историю, какой бы она не была, юноша, — спокойно ответил старик. — Чтобы стать взрослым и жить как взрослый, сначала нужно побывать ребёнком и прожить жизнь ребёнка. Ты когда-нибудь задумывался о том, что было до? До всего этого?

Кальдур вздохнул, опустился на корточки, вырвал травинку и сунул её в зубы.

— Тут было другое королевство, Дрит, кажется, оно называлось. Там жили люди, пока не пришел Морокай. Хотя это не точно. Может быть, мы жили как обычные звери, пока не пришла Госпожа. Я точно не знаю. Да и какая разница?

— А что было до них? — не успокоился старик, глядя на него выжидающе. — И до нас?

— Я не знаю.

Старик присел на один из камней напротив, отвернулся от Кальдура и посмотрел на горные пики вдалеке. Туша Умудзука буравила небо и была охвачена кольцом чернеющих облаков. Там собиралась гроза. Грома ещё не было, блики молний уже искали себе путь из облаков наружу.

— С гор открывается удивительный вид, — нарушил молчание старик. — Зелёные равнины и леса, русые поля пшеницы, голубые притоки Явор… Это место не было таким гостеприимным, когда мы пришли сюда.

— Откуда пришли? — задумчиво спросил Кальдур.

— Из места, которое было ещё менее гостеприимным, и где бы мы точно не выжили... Эта страна выглядела по-другому, когда мы тут оказались. Она сопротивлялась, но мы были свирепыми захватчиками, которым, к тому же, нечего было терять. Мы покорили её и превратили в то, что ты сейчас видишь. И это имело огромный смысл. Каждый росточек в поле, каждый малёк в заводи, каждый котёнок в помёте у матери, должен бороться и делать всё необходимое, чтобы выжить. Такова жизнь. Место под солнцем хватит только сильнейшим и тем, кто возьмёт его... Таков закон природы. Мы выжили. Но так привыкли к борьбе, что запутались. Теперь люди бьются друг с другом, вместо того, чтобы искать согласия. А это не имеет никакого смысла.

— Мы не сами решаем...

— Это только кажется, юноша. Только кажется. Чтобы было движение всегда нужно две точки. Начало и конец. Молния бы никогда не ударила в землю, если бы земли не существовало. Но тем мы отличаемся от сил природы, что сами можем видеть куда движемся и сами выбираем точку для шага следующего.

— И?

— Что бы делал восток и запад, если бы им не нужно было убивать друг друга?

Кальдур задумался, выплюнул травинку.

— Не могу представить. Было бы неплохо, если бы они просто жили там далеко и занимались бы своими делами, не трогали нас. Но так не будет. Мы враги, старик, понимаешь? Никакой жизни не будет, пока они живут.

— Разве ты не испытываешь сострадания к тем, кого называешь "врагами"? Разве ты не видишь, что они тоже люди, как и ты. Твои братья и сёстры.

— Темники не люди, — фыркнул Кальдур. — О, если бы они только поняли, что творят, если бы с ними можно было разговаривать… Но у них нет свободы воли. Они рабы Морокай, и похоже, их уже никак не освободить. Что в этом смешного?

— Как будто свобода воли есть у тебя, юноша.

— Конечно же есть. Я могу уйти в любой момент… я даже хотел уйти.

— Но не ушёл же. На тебе такой же ошейник как и на них, вы все рабы войны и ненависти. И вы все предпочитаете жить рабами, чем идти к свободе.

— И что ты предлагаешь, старик? — повысил голос Кальдур. — Простить их, пустить в страну и обнять? Думаешь, они ответят тем же? Да они просто вырежут нас всех.

— Может это и есть решение? — старик больше не улыбался. — Чтобы драться всегда нужны два человека.

— Ну-у-у нет, — отмахнулся Кальдур. — Хватит этой философской чуши! Как же я устал от этого потока пафосного бреда и проповедей! Вы живетё тут в горах и не видели, что происходит там. Увидел бы, заговорил бы по-другому.

— В каждом монастыре свой уклад. А жизнь везде одна.

— Чего ты хочешь от меня, старик? Скажи уже прямо. Чтобы я что?.. Стал героем ? Спасителем? Новой Госпожой?! Примирил наши лагеря? Освободил темников от Морокай? Ты хоть понимаешь, сколько таких как я ещё погибнет во имя этого и не добьётся ничего?!

— Останься тут, юноша, — вдруг тихо изрёк старик.

— На ночлег останусь, пожалуй, — удивлённо буркнул Кальдур.

— Я про совсем. Нет в твоём пути правды, и не будет. Только изранишься весь. И не соберёшь себя потом.

Что-то было в голосе старика, и Кальдур надолго замолчал и задумался, разглядывая как чёрные тучи всё множаться над Умудзуком, но ветер сносит их в сторону.

— И что мне тут делать? — с неловкой улыбкой спросил Кальдур. — Вряд ли местным понравиться такой сосед.

— Для каждого найдётся место. И дело тоже найдётся.

— Спасибо за всё, но мне нужно найти… даже сам не знаю что.

— Великую цель? — старик не стесняясь рассмеялся.

— Можно и так сказать, — стараясь не обижаться, ответил Кальдур. — Я не знаю.

Взгляд старика похолодел, весёлые огоньки пропали из его глаз, он тяжело вздохнул.

— Ладно. Попробовать стоило… Тебя сюда не зря притащило, юноша. "Великая цель" зовёт. Кое-кто учуял тебя и хочет видеть. Но… если согласишься, то уходи и больше не возвращайся.

— Не понял? Кто хочет меня видеть?

— Пойдём, я покажу тебе. Он живет недалеко.

***

С каждый шагом крутой горной тропе Кальдур напрягался всё больше.

В моменты, когда они слишком близко подходили к краю или тропинка над пропастью становилась слишком узкой, Кальдур исходился тихими ругательствами и старался не отставать.

Ухмылка старика казалась теперь издевательской, а не простодушной, словно тот знает куда больше Кальдура, и теперь ведёт его в ловушку или на заклание. Шаг его стал ещё более быстрым, он ступал по горным тропам так ловко, что Кальдур едва поспевал за ним, и не переставал удивляться как горизонт сменяется горизонтом, и как быстро они путешествуют среди гор.

— Куда ты ведёшь меня старик?

— Не бойся, юноша. Ты идёшь туда, куда хочешь сам. Я лишь помогаю тебе сократить путь. Это моя последняя милость тебе.

От его тона Кальдур остановился как вкопанный. Старик остановился и обернулся.

— Не смеши старика. Никто из горцев не сможет причинить тебе вред, больший чем ты сам причинишь себе. Здесь только один твой враг. И это ты сам.

— Ты ведёшь меня к темникам? — глядя исподлобья, спросил Кальдур. — У них тут всё ещё стоит лагерь? Да?

— Нет, — старик улыбнулся змеиной улыбкой. — Таких как вы горы отторгают быстро.

Кальдур смотрел в спокойное лицо старика, пытаясь разглядеть правду тот говорит или нет. Лицо старика выглядело мертвенным и безэмоциональным, а глаза уже не несли доброжелательности, в них не было вообще ничего.

— Так что там?

— Увидишь.

— Если вздумал предать меня старик...

— Не ты ли шёл сюда, чтобы тебя казнили? — старик рассмеялся, но смех его был сухим, как и взгляд, и безжизненное лицо.

Кальдур заткнулся, и они продолжили путь в тишине. Тропа становилась всё извилистее, всё время уходила вниз, петляла по крутым склонам и становилась всё более каменистой и безжизненной. Отвесные каменные стены нависали над головой Кальдура, ему казалось, что он всё глубже погружается под землю, температура вокруг повысилась ощутимо, солнце светило ярко и поднялось в зенит, стало так жарко, что Кальдур начал видеть движение воздуха. Лишь ближе к вечеру жара начала оставлять Кальдура, уже почти выдохшегося и всё время идущего без привалов. Тропа закончилась широким и пологим каменным склоном, ведущим вниз насколько хватало глаз. К самому горизонту склон уходил в стену тумана и там постепенно терялся. Пахнуло прохладой и даже зимней свежестью.