Шепот ночи - Джойс Лидия - Страница 17

• Предыдущая
• 17/64
• Следующая

Увидев друга, Волынроский улыбнулся, его волосы цвета червонного золота блестели под солнцем, несмотря на покрывавшую их дорожную пыль, серые глаза радостно поблескивали. Думитру спрыгнул на землю, отдав поводья мальчишке. В три шага он оказался рядом с Петро и крепко обнял его на восточный манер, который считал универсальным во всем христианском мире, пока, приехав в Париж, не узнал, что это варварский архаизм.

Каким шоком оказалась Франция для его валашских привычек и образа мыслей! Чтобы обрести внутреннюю опору и уверенность в себе, Думитру тянулся к эмигрантам: венграм и полякам, пруссакам и сербам. Хотя их компания была весьма разношерстна, всех объединяло иностранное происхождение. Из многочисленных приятелей, оказавшихся в добровольном изгнании, больше всего ему понравился Волынроский. Думитру ближе всех сошелся с Петро и полюбил его. Родом с Украины, Волынроский был младшим сыном незначительного помещика. Собрав денег, сколько мог, он отправился в Париж. От долговой тюрьмы его спасали богатые вдовушки, которые не могли устоять против его чар, да необычайно успешная игра в двадцать одно. Финансовые способности Петро были столь впечатляющи, что Думитру пригласил его стать своим управляющим и агентом. Сначала Волынроский отклонил это предложение, не желая расставаться с удовольствиями городской жизни, но через полгода после того, как Думитру покинул Францию, украинец оказался у его порога – обстоятельства, вызванные неудачным побегом с юной дочерью аристократа, сделали Париж совершенно негостеприимным.

– Волынроский, ах ты черт! – воскликнул Думитру. – Как ты сумел так быстро обернуться?

Худой мужчина широко улыбнулся:

– Банкиры в Женеве очень расторопны. Дело заняло только один день, я знал, что вернусь быстрее любого письма. Кроме того, я скучал по твоим сединам и твоей хорошей французской кухне.

– Сединам! Все мои седые волосы на твоей совести, они появились, когда ты впутал меня в эту глупую историю с герцогиней, – парировал Думитру.

– Твои волосы поседели задолго до этого, – фыркнул Волынроский. – Не удивлюсь, что ты подкрашиваешь их, чтобы нравиться дамам. Напускная мудрость привлекает их, особенно если под седой гривой обнаруживается смазливая физиономия. Кстати, о дамах, Северинор, как ты нашел свою жену? – Он одарил Думитру такой улыбкой, от которой в сердцах богатых вдовушек вспыхивала давно уснувшая страсть.

– Держись от нее подальше, это все, что я могу тебе сказать. – Думитру оглядел конюшенный двор. Стоило ему появиться, как у десятка слуг нашлось здесь дело. – Пойдем в мой кабинет. Там мы все обсудим.

Нырнув в башню, они пошли к комнате, которая последние четыре века служила правителям Северинора залом для аудиенций. У стола стояло тяжелое кресло с потрепанной обивкой. Прежде чем усесться, Думитру развернул его к скамье с высокой спинкой, стоявшей у противоположной стены.

– Ну? – спросил он, когда Волынроский с подчеркнутой церемонностью нарочито неторопливо устроился на краешке скамьи.

– Что – ну? – На лице гостя отразилась притворная наивность.

Думитру состроил другу гримасу. Волынроский неисправим, он и на собственной казни шутить будет.

– Как ты съездил в Женеву? Не шути, от результата зависит и твое, и мое будущее.

Волынроский, последний раз ухмыльнувшись, отбросил притворство.

– Приданое размещено так, как я организовал. Оно положено на твое имя в пожизненное распоряжение при условии, что ты женишься на мисс Картер. Если ты переживешь ее, сумма будет поделена между тобой и детьми. Если она умрет бездетной, половина суммы немедленно возвратится к Картерам, вторая останется тебе.

Пожизненное распоряжение! Думитру раздраженно фыркнул. Разумная предосторожность любящего отца понятна, но это означает, что вложить капитал в свою землю Думитру не удастся.

– Под три процента? – спросил он.

– Конечно. – Волынроский замялся. – Но это не единственная трудность. Вклад составляет только сто тысяч.

– Ты уверен? – нахмурился Думитру. – Я думал, моя супруга стоит двести. Три тысячи фунтов годового дохода слишком мало, чтобы содержать эту женщину в соответствии с ее привычками, не говоря уже о расходах. Деньги должны где-то быть. Или они скоро поступят на счет.

Волынроский беспомощно пожал плечами:

– Похоже, деньги разделены по разным счетам. Часть средств положена на имя твоей жены, это сделано агентом, которого нанял для нее отец. Она может распоряжаться и основной суммой, и процентами, если захочет воспользоваться деньгами.

Проклятие! Только этого не хватало!

– Волынроский, мне нужны эти деньги, – возбужденно сказал Думитру.

Если бы он мог распоряжаться тремя процентами от двухсот тысяч, то как-нибудь выкрутился бы, но половина… Это невозможно!

– Знаю, старина, знаю. – Голос Волынроского звучал мягко, но его утверждение было серьезным, а на лице не осталось и следа веселья.

Думитру задумался. Три тысячи фунтов в год – в прошлом у него таких денег и в помине не было. Эта сумма значительно превышает его нынешние доходы. С такими деньгами он много мог сделать: обновить поголовье скота, посевное зерно, оборудование. Но самые важные и самые прибыльные проекты останутся для него недосягаемы, если только он не получит контроль над этими деньгами.

После долгого молчания Думитру сказал:

– Ты знаешь, что нужно делать.

Волынроский выпрямился.

– Ты уверен, что хочешь предпринять такие шаги? Когда она узнает…

– Если она узнает, – возразил Думитру. – Пока не начнет безрассудно транжирить, она не узнает, что больше не распоряжается деньгами. Это самый безопасный путь. – Он поморщился от беспомощного разочарования. – Какой еще у меня выход? Умолять об этом жену?

Думитру состроил недовольную гримасу. Помилуй Бог, он мужчина, а не ребенок, чтобы постоянно спрашивать разрешения и зависеть от дамских капризов. Он не подчиняется контролю великих империй и не отдаст тяжким трудом завоеванную автономию в руки женщины.

– Твоя правда, – согласился Волынроский. Он понимал мотивы Думитру. Похожие мысли о независимости подвигли Петро на побег с дочерью французского графа, хотя он мог безбедно прожить в качестве избалованной болонки богатой вдовушки. – Если ты решил, тогда…

– Решил, – твердо сказал Думитру.

– Тогда я предприму соответствующие шаги. Сначала я выясню, какие документы нужны банку, чтобы контроль над деньгами перешел к тебе.

– А потом отец Алексий сфабрикует их, – сказал Думитру.

– Естественно, – согласился Волынроский. – Затем я отвезу их в Женеву и сделаю все, чтобы убедить банк не информировать агента ее отца об этой маленькой операции, – папеньку это только встревожит. Не думаю, что это будет очень сложно, поскольку директор банка с трудом скрывает неодобрительное от ношение к сложившейся ситуации.

– Отлично. Значит, договорились. – Думитру вытащил карманные часы. – Пора к столу. Я бы пригласил тебя отобедать с нами, но не хочу сразу удивлять жену неожиданными визитерами.

– Так как она? – спросил Волынроский, не поднимаясь с места, несмотря на откровенный намек Думитру. – Ты так и не сказал.

– Молода и ослепительна, – коротко ответил Думитру. – И поразительно смущает.

– Смущает или смущается? – спросил Волынроский с обычным пренебрежением к женскому полу.

Думитру не мог удержаться от улыбки.

– Смущает. Сбивает с толку. Дразнит. Упряма и очаровательна.

– Похоже, ты попал в рабство.

Слова прозвучали почти обвиняюще. Волынроский был убежден, что в жизни и в любви надо руководствоваться корыстным расчетом. Иные отношения он считал самой большой ошибкой, которую может совершить мужчина.

– Нет, не в рабство, – усмехнулся Думитру. – Но я определенно увлечен. И совершенно неожиданно для себя самого. – Он пристально взглянул на Волынроского. – Именно поэтому тебе нужно проявить в этом деле большую осторожность.

– Как всегда, – заверил его Волынроский. Он демонстративно поднялся. – Что ж, удаляюсь в одинокое логово насытиться твоей вкусной едой. Ухаживай за своей женушкой. Желаю тебе теплой постели и холодного сердца.

• Предыдущая
• 17/64
• Следующая