Ш из Б 2 (СИ) - Политов Дмитрий Валерьевич - Страница 37

— Товарищ капитан, личный состав второй эскадрильи приветствует вас перед докладом командиру полка о ликвидации проблем с внешним видом! — четко доложил Григорий.

— Ка-какой ликвидации?! — обалдел капитан. — Что за цирк вы тут устроили?!

— Самой что ни на есть оперативной, — любезно пояснил лейтенант, подходя к нему поближе и не давая опомниться. — Майор Хромов приказал немедленно исправить положение с летным обмундированием. Вы же не хотите, чтобы я пригласил его полюбоваться тем, как выполняются его приказы в таком ракурсе? — Дивин показал на своих товарищей.

Капитан насупился и угрюмо буркнул:

— Нет у меня новой формы.

— Серьезно? — усмехнулся экспат. — Скажите, а вот я гляжу, гимнастерочка у вас из сукна генеральского. И бриджи. А про сапоги вообще молчу — в Москве у главкома авиации таких не наблюдал! Но... поведайте-ка, а положена ли вам подобная роскошь?! Вот им, — яростно оскалился Дивин, тыча пальцем в строй, — им положена, потому что они воюют! Мне — положена, потому что есть приказ об улучшенном обмундировании для Героев Советского Союза! А вот вам, — он смерил хватающего ртом воздух начвеща злым взглядом, — вам трибунал положен! Потому что нам врага нужно бить, а не заплатки на распадающиеся брюки ставить. Вы срываете нам боевые вылеты. А это... это трибунал!

— Да что вы такое говорите, лейтенант! — растерялся начвещ. — Какой трибунал? Прошу, давайте не будем горячиться, — капитан жалко улыбнулся, умоляюще сложив на груди пухлые ручки. — Я немедленно распоряжусь, чтобы в течении часа вам доставили комплекты новой формы. На всю эскадрилью! Договорились?

Дивин пару секунд помолчал, а потом нехотя буркнул с таким видом, будто делает своему собеседнику неслыханное одолжение:

— Ладно, договорились.

— Вот и чудненько! — засуетился толстяк, облегченно выдохнув и ища глазами водителя своей полуторки. — Сейчас все будет, сейчас.

— Товарищ капитан, — окликнул его Григорий. — Скажите, вы давно не получали наград?

Начвещ густо покраснел. На его гимнастерке болталась сиротливая медаль «За оборону Сталинграда».

— Давно.

— А хотите, чтобы данная проблема была исправлена?

— Конечно! Кто ж этого не хочет?

— Тогда мой вам совет: когда кто-нибудь обратится к вам с просьбой — удовлетворите ее. Попросят еще — снова помогите. И улыбайтесь!

— Не понял, — растерялся капитан.

— Довольные, сытые, одетые и обутые бойцы — вот ваша самая главная награда!

Григорий сидел в кабине своего самолета, ожидая команды на взлет. Штурмовикам предстояло поддержать наземные войска, атаковав гитлеровские резервы, которые немецкое командование спешно перебрасывало к местам прорывов.

— Слыхал, командир, — окликнул его Пономаренко, — говорят, что мы скоро перелетим на другой аэродром, вслед за нашими войсками.

— Да, — отозвался экспат, — есть такое. В принципе, правильно, поближе к линии фронта давно уже надо было переместиться, а то времени до черта тратим впустую, пока к цели идем.

— Так-то оно так, — вздохнул старшина, — но как представлю, что из нашей нынешней нормальной обжитой землянки не пойми куда переселяться придется, тоска одолевает.

— Брось, — засмеялся Дивин. — По жаре лучше шалашик смастерить или палатку поставить, да на свежем воздухе спать. Успеем еще под землей насидеться.

— Успеем ли? — грустно спросил стрелок. — Видел, какие потери у нашего брата? От полка рожки да ножки остались.

— Ты мне эти разговоры прекращай! — насупился экспат. — Воевать надо учиться, тогда и потери будут меньше.

— Опять ты за свое! — страдальчески застонал Пономаренко. — Народ уже тихо рыдает от твоей учебы. Ведь по ночам со своими разборами полетов всех доканываешь, спать не даешь.

— Зато у нас в эскадрилье потерь нет, — возразил лейтенант. — А все почему? Стараемся обмениваться опытом, берем на вооружение новые приемы, разбираем ошибки. Плохо, что ли? Ну а то, что допоздна сидеть приходится, так по-другому не получается — лето на дворе, день длиннее, а, значит, и полетов больше.

— Убедил, сдаюсь! — засмеялся Андрей. — О, ракета.

Двенадцать «илов» плыли над раскаленной степью. Где-то в вышине над ними носились стремительные, похожие на стрижей, «яки» прикрытия. Их задача бдительно следить за воздухом и не допустить нападения вражеских истребителей. Но сделать это не так-то просто — дым от пожарищ, разрывов бомб и снарядов взвихрил землю, а сильные восходящие потоки нагретого воздуха подняли эту взвесь над землей.

Григорий еще со Сталинграда знал, что эта военная дымка расползается глубоко по обе стороны линии фронта и серьезно затрудняет летную работу. Пилоты зачастую плохо видят поле боя, не всегда могут понять, где свои войска, а где чужие. Или, того хуже, теряют из вида свою группу, откалываются от нее на радость «мессерам»-охотникам, что с удовольствием нападают на одиночные самолеты.

Выход? Прежде всего, нужно очень хорошо изучить местность, запомнить самые приметные ориентиры, чтобы всегда четко понимать, где находишься, уметь определить пункты сбора, контрольные точки маршрута.

Плохо, что на выжженной солнцем и боями земле подобных ориентиров не так много. Ни деревца, ни кустика. А села на одно лицо. Разумеется, те, что еще остались, ведь многие давно превратились в безжизненные пепелища. Пожаров вообще очень много. Бои идут страшные, вокруг все истерзано, разбито, перемешано взрывами. Бесконечными ломаными линиями тянутся нитки траншей, тут и там разбросаны застывшие коробки танков с распущенными гусеницами, сорванными башнями, уткнувшимися в землю стволами пушек. Изуродованные, обгорелые, они стоят лоб в лоб: немецкие «панцеры» всех мастей и советские «коробочки» и САУ.

Ничего живого.

И лишь штурмовики проносятся низко-низко над позициями на бреющем, оглашая окрестности ревом моторов.

В стороне мелькает шоссе. Время от времени оно прячется, скрывается в низинах, но вскоре опять появляется и устремляется на север, на Обоянь. Серое от пыли, изрытое многочисленными оспинами воронок, оно наполнено лавиной фашистской техники, прущей с юга. Танки, автомашины, конные повозки, колонны пехоты — вся эта враждебная масса прет навстречу советским войскам, чтобы схлестнуться в смертельной схватке.

— Приготовиться к атаке! — скомандовал экспат. — Бьем сперва танки.

Фашисты, заметив приближающиеся советские штурмовики, забеспокоились. Угловатые серые коробки начали сползать с шоссе, устремляясь в степь и активно маневрируя. Потревоженная пыль с обочин взметнулась вверх, ухудшая и без того слабую видимость.

Дивин совершенно машинально подумал о том, как сейчас, должно быть, тяжело его товарищам. Экспат-то находился в заведомо выигрышном положении, благодаря своему феноменальному зрению, позволявшему фильтровать картинку, приближать детали и безошибочно прицеливаться.

Навстречу «илам» протянулись цветные бусы эрликоновских трасс — это немецкие зенитчики открыли огонь. Но практически сразу вдруг замолчали.

— «Маленькие», не спите, рядом «мессеры»! — крикнул экспат, мгновенно поняв причину такого странного поведения гитлеровских артиллеристов. — Стрелки, усилить наблюдение!

Солнце светило в левый бок кабины экспата. И именно с этой стороны, из сверкающего диска вдруг вывалились четыре «худых». Еще два пытались подкрасться, идя над самой землей. Пытаться атаковать в этой ситуации наземные цели было бы форменным безумием, поэтому Дивин рванул ручку на себя, уходя вверх, под защиту своих истребителей. Остальные «ильюшины» послушно потянули вслед за лидером.

— Гляди за хвостом, Андрей!

— Понял, — отозвался стрелок. Огня он пока не открывал, выжидая, когда расстояние до противника уменьшится, и можно будет врезать наверняка.

Наверху оказалось не лучше. «Яки» крутились юлой, атакуя свору «мессеров», изо всех сил пытались отогнать их от штурмовиков. Клубок преследующих друг друга самолетов то и дело пронзали блеклые, почти незаметные в солнечных лучах пушечные и пулеметные трассы.