Поваренная книга волшебной академии (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 8

— Над академией мощный магический щит, так что вы тут в безопасности. Не навредите ни другим, ни себе, если случится еще один такой выплеск — его просто рассеет защитная магия. А я пока разберусь с тем, какой направленности ваша сила, и кто ее так сковал. У вас есть предположения?

Я только руками развела.

— Никаких. Да, я знаю, что во мне есть магия. Но она во всех есть. Вы сами видели меня на экзамене… — сказала я, и голос вдруг сделался жалким и тонким. Холланд кивнул.

— Может быть, вы что-то помните? — предположил он. — Что-то такое, с чем не можете разобраться до конца, сон ли это был или явь?

Я пожала плечами. Машинально взяла третий блинчик, так же машинально смазала его творожным сыром и положила несколько ложек икры. Кто-то из студентов негромко, но отчетливо произнес:

— Во лопает! Как с голодного края!

На меня смотрели, словно на забавную зверушку в клетке. Скоро подойдут хлебушка покрошить.

— Не знаю, — честно ответила я, стараясь не смотреть в сторону студентов. — Я почти не помню своего детства. До шести лет — просто тьма. У вас тоже так?

Холланд усмехнулся.

— Лучше бы я забыл то, что видел до шести лет, — признался он, и в его осунувшемся недовольном лице отразилось что-то настолько мрачное, что я невольно почувствовала жалость. Может быть, все это время я ошибалась, считая его черствой гадиной, и ректор Холланд просто вынужден быть таким? Укутался в непробиваемую броню презрения и равнодушия, потому что однажды был ранен слишком глубоко?

Я не знала, что можно ответить — но на мое счастье в зал вошел молодой волшебник: кажется, вчера он был среди преподавателей академии, которые везли меня сюда. Вчера на нем была пижама — видно, побежал по тревоге, в чем был. А сейчас волшебник был одет в свободную серую рубашку и мягкие темные штаны и был больше похож на фермера, чем на преподавателя. Молодого такого фермера, который интересуется видами на урожай, танцами и снисходительностью деревенских барышень.

— Доброе утро! — он обаятельно улыбнулся, сел рядом со мной и придвинул к себе свободную тарелку. — Как вы себя чувствуете, Майя?

— Вроде бы ничего, — ответила я. — Доброе утро.

— Это Виктор Шернвуд, преподаватель магии жизни, — представил его Холланд. Улыбка Виктора сделалась еще шире, а круглое светлокожее лицо с мазками веснушек под зелеными глазами обрело такое доброжелательное выражение, словно мы с ним встретились после долгой разлуки.

— Преподавать вам я не буду, — сказал он, не сводя с меня пристального заинтересованного взгляда. — Но пару экспериментов поставлю. Мирр ректор, вы разрешите?

Холланд кивнул — осушив свою чашку с кофе, он вышел из-за стола и произнес:

— Разрешаю. Чем быстрее мы за нее возьмемся, тем лучше для всех.

— Магия жизни — это, собственно, то, что наполняет всех живых существ. Огромная сила, которой нужно уметь управлять. Тогда еще увидите, и на Северном полюсе будут курорты!

Восторженно рассказывая о своей работе, Виктор привел меня в тренировочный зал, похожий на большую теплицу — стеклянные стены, стеклянная крыша, даже в дождливый осенний день все пронизано светом и какой-то особенной легкостью. Здесь дышалось так свободно, а воздух был таким сладким, что я невольно заулыбалась.

— А на Луне будут цвести яблони, — скептически предположила я. Виктор прошел в центр зала, и я увидела, что шестиугольные мраморные плиты пола ожили — в них налились золотом руны, и из-под острых граней стала пробиваться зелень: тоненькие цветы поднимали разноцветные головки к небу.

— Слышу сомнения! — рассмеялся он и обернулся ко мне. — Со временем — да, обязательно. Там будут цвести яблони, там раскинутся города и бескрайние сады. Для этого и работают маги жизни. Ну-ка, миррин Майя, посмотрите на меня!

Я послушно взглянула ему в глаза, и добродушный милый парень с растрепанными светлыми волосами вдруг скользнул куда-то в сторону, выпустив что-то, отдаленно похожее на темно-синее полотнище. Не стало ни стеклянных стен, ни цветов, которые шевелились под ногами, ни высоких окон — синий сумрак скользнул, окутывая меня мягкими прохладными складками, и в нем проступили россыпи созвездий.

Это было удивительно и прекрасно. Меня повлекло вперед, в глубины вселенной, которая раскинулась передо мной и приняла, словно потерянное и наконец-то обретенное дитя. Я скользила среди звезд, вслушиваясь в их негромкие голоса и мелодичные песни, плыла среди облаков космической пыли, пронизанной угасающим светом, рассыпалась в непостижимой глубине, чтобы возродиться с первым дождем на только что родившейся планете и подняться из земли цветущей яблоней.

Это было дивно и жутко. Я одновременно была яблоневым цветком и пчелой, которая приникла к нему. Я была пестрой рыбкой в океанских волнах и акулой, которая распахивала пасть и поглощала добычу. Я сделалась зайцем, который рванул через лесные заросли, убегая от волка — и я была волком, гналась за добычей и предвкушала соленый вкус чужой крови во рту.

Все это была жизнь. Все это была я — меня переполняли силы, и оставалось сделать только одно: протянуть руку и сказать:

— Живи!

В ту же минуту меня тряхнуло, выбрасывая из наваждения, и я увидела, что стою среди цветочных зарослей. Чего здесь только не было! В самом низу качались сиреневые колокольчики мускари, выше поднимали головы гордые нарциссы, раскрывались тюльпаны, вскидывались белые шлемы ирисов, вставали мальвы и гладиолусы, рассыпаясь всеми оттенками желтого и розового, а уже выше поднимались розы, качая тугими бутонами. Я подняла голову и убедилась, что по-прежнему нахожусь в тренировочном зале, в который привел меня Виктор.

— Где вы, мирр Шернвуд? — окликнула я, испуганно озираясь по сторонам. Откуда здесь вдруг появилось столько цветов?

— Здесь! — весело ответил Виктор, раздвигая цветочные заросли и проходя ко мне. — Видите? Вот она, магия жизни! Но в вас скрыто что-то другое, очень сильное. Это не темная магия, нет.

— А как узнать поточнее, что это? — спросила я, с сожалением понимая, что хотела бы услышать совсем другой ответ. Неприятно было чувствовать себя бомбой, которую привезли в академию потому, что она способна рвануть особо заковыристым образом.

— Я нащупал и определил сковывающее заклинание, которое окутывает вашу душу, — ответил Виктор. Протянув руку, он осторожно вывел меня из зарослей и небрежно махнул в сторону цветов. Их тотчас же заволокло туманом и, когда он рассеялся, то от пестрого великолепия не осталось и следа. — И честно скажу: я с таким не сталкивался. Его наложил очень опытный и могущественный волшебник, и то, что вас наполняет, невероятно опасно, — он посмотрел на меня и добавил: — Я полагаю, что опасно. Хорошо, что вы не склонны ко злу, миррин Майя.

— Только зла мне и не хватало, — пробормотала я. — А вы можете понять, кем был этот волшебник? Поискать что-то вроде его отпечатков пальцев в заклинании?

Виктор рассмеялся так, словно у меня получилось на диво удачно пошутить.

— Хорошее предложение! Я видел его оттиски, но никогда не встречал таких. Готов поклясться, что никто не встречал.

— И что теперь делать? — поинтересовалась я. Мы неторопливо побрели в сторону выхода, и я вдруг поняла, что мне необходимо будет найти для себя занятие. Погрузиться с головой в какую-нибудь работу, да хоть котлы на кухне мыть — просто ради того, чтобы не думать о том, что я неожиданно оказалась не слабачкой, которая провалила вступительный экзамен, а монстром, которого удерживает могущественное заклинание.

— Мы обязательно докопаемся до вашей сути, — пообещал Виктор, и мне сделалось легче. Невозможно было грустить или тосковать, когда рядом была его улыбка, такая обаятельная и светлая. — В академии вы в безопасности, а что до дела… тут прокатился слух, что вы умеете готовить вкусные пончики?

— Умею, — кивнула я. Пончики, да — как же я забыла о них? Они всегда были частью моей жизни — возможно, в них и заключался ответ? — Если меня пустят на кухню, могу приготовить их прямо сегодня.