Затаившийся у порога (ЛП) - Ли Эдвард - Страница 52

"Осторожна. Будь очень осторожна".

- Конечно, - сказала она и вскочила.

Она встала прямо перед ним, наклонилась и взяла его за руки. Затем она положила их на лицо.

Кончики пальцев блуждали повсюду, от лба до горла и обратно.

- Боже мой... Ты такая красивая, такая милая.

- Спасибо, - прошептала она.

Мёртвые глаза поднялись. Теперь его пальцы блуждали на её ключицах, и зрение Хейзел становилось всё туманнее и туманнее, а болезнь погружалась всё глубже, пропитывая её мозг, как губку.

В глазах старика блеснули две слезы.

- Пожалуйста... - раздался самый сухой писк.

Хейзел схватила его за запястья и прижала его руки к своей груди.

- Я знал это, - прошептал он.

Теперь всё его тело дрожало в кресле.

Её собственный голос пересох.

- У меня есть некоторые проблемы, профессор Барлоу, и... как я уверена, вы всё прекрасно знаете. Я пытаюсь думать о них как о легкомысленных маленьких фетишах, маленьких извращениях, но я думаю, что это нечто бóльшее. Я рационализирую то, что меня заставляют делать, говоря себе, что если никто не пострадает, всё в порядке. Но это довольно наивно, я полагаю...

Руки старика скользнули по молодой груди Хейзел, затем вниз по талии, по животу.

- Слепые мечтают об этом, Хейзел. Других фантазий у нас, правда, нет...

Пока руки ласкали её грудь, Хейзел смотрела вниз, между его рук, вниз, на свой живот и грозный пучок тёмно-рыжих лобковых волос; она заметила натянутую промежность старика и заметила там мокрое пятно размером с десятицентовую монету. Как давно он не прикасался телу? Сколько времени прошло с тех пор, как он испытывал эту близость и у него действительно была эрекция? Когда последний раз он кончал?

Глухое дыхание Барлоу участилось.

- Ты такая красивая моперистка, Хейзел.

Её груди тряслись, когда она засмеялась.

- Моперистка?

- Так называется этот конкретный фетиш, - его голос то повышался, то понижался. - Тот, кто совершает "непристойное обнажение в присутствии слепого", - это тот, кто испытывает сексуальное возбуждение, выставляя себя напоказ.

"Моперистка, да?"

- Это новинка для меня, - сказала она, приближая лобок. - Я должна внести это в свой список.

Теперь старые руки лепили её бёдра, кружили вокруг живота, прощупывали пупок.

- Но ты точно не возбуждена, - прошептал Барлоу. - Такую молодую, красивую женщину, как ты, не мог возбудить слепой старик...

Хейзел взяла его руку и приложила к своей вагине. Она провела одним из его пальцев прямо в свою щель. Та пульсировала и была горячая.

- Так вы думаете, я не возбуждена, да?

Она водила дрожащим пальцем внутрь и наружу, напрягая себя.

- Пожалуйста, - взмолился он. - Позволь мне... попробовать тебя на вкус... Это было так давно.

Хейзел не требовалось времени ни на обдумывание, ни на взвешивание субъективных сторон ситуации. Бóльшая часть её сознательных мыслей казалась плёнкой. Она прижала Барлоу к креслу, затем легко вскочила, поставив босые ноги на подлокотники. Профессор Барлоу дрожал и стонал, слепо глядя в ожидании. Лишь однажды совесть Хейзел спросила: "Что я делаю?". Но лишь однажды.

Она подняла правую ногу прямо вверх, как игрок на пике удара, затем прижала подошву ступни к стене. Отсюда она лишь наклонила лобок, направляя его прямо к тонкогубому рту больного отца Фрэнка. Выравнивание было идеальным.

Поза Хейзел напрягла её спину и мышцы ног, когда шестидесятилетний язык погрузился в её складки.

Старик хмыкнул в чём-то вроде умоляющего восторга. Хейзел подтолкнула свой клитор ближе. Вскоре, однако, он освоился, возможно, старые воспоминания снова вспыхнули, когда движения его языка стали ритмичными.

Сквозь его мяуканье она могла слышать, как он отчаянно лапал себя за промежность судорожной рукой.

"Не перевозбуди его..."

- Просто расслабьтесь, - прошептала она, напрягая мышцы живота. - Не торопитесь.

Сфинктер и вульва Хейзел начали пульсировать. Внутри её разума ощущалась плотина, сдерживающая извилистую пропасть девиантных образов, в которых она жаждала искупаться. Когда плотина прорвалась...

Хейзел зашипела, её "киска" сжалась.

Образы нахлынули - мужчины приближаются к ней, писают ей в лицо, привязывают её, согнувшуюся, у позорного столба для массового изнасилования - и она кончает прямо в лицо старику, её вагина похожа на раздавленную дымящуюся губку. Она чувствует, как её собственные соки вытекают из неё, как перезрелый фрукт, который надкусывают. Она держала свою "киску" прижатой ко рту Барлоу, продолжая кончать с каждым движением таза.

"Осторожнее, осторожнее, - твердила она себе. - У него может быть сердечный приступ".

Но она не могла себя дисциплинировать ни на йоту. Она соскользнула на корточки, расстегнула его штаны и достала пенис.

- О, дорогая, - прохрипел он, глядя вверх мёртвыми глазами. - Ты такая милая, милая...

"Слишком твёрдый член для старика, как скала, - подумала она. Она повертела его в руке. - Я думаю, что и больше, чем у Фрэнка".

Стержень стареющей плоти дрожал в её руке. Барлоу съёжился, когда кончики её пальцев дразнили скользкую головку. Щель для мочи выглядела разинутой, крошечный голодный ротик был открыт.

- Расслабьтесь, - прошептала она, затем ловко вставила кончик в свою вульву и медленно присела, пока её вагина не поглотила всё это.

Неуклюжее положение заставило член касаться её в местах, которые обычно не исследуются. Она медленно начала поднимать и опускать таз.

- Не двигайтесь, - раздался её следующий шёпот. - Просто расслабьтесь и позвольте мне это сделать...

Она ускорила свой ритм, провела раскрытыми ладонями по его впалой груди, думая:

"Не умри и не болей коронарной болезнью".

Но тут мужчина ахнул и кончил серией хилых толчков. Хейзел вздохнула, чувствуя, как горячие, липкие нити прыгают в её вагинальный канал.

- Вот так, вот так, всё хорошо. Просто расслабьтесь и кончайте...

Несколько мгновений спустя старик безвольно лежал в кресле, фигура из палочек в слишком большой одежде, когда Хейзел напрягла вагинальные мускулы, чтобы выдавить последнюю сперму и ощущения, а затем изящно слезла с него.

"Я НЕ должна была этого делать", - опасалась она, стоя и глядя на него.

- Профессор? Вы в порядке, не так ли?

Лицо с открытым ртом кивнуло.

- Да, да, я...

- Не говорите пока. Просто отдохните и восстановите дыхание. Мы поговорим через несколько минут. Позвольте мне принести вам стакан воды.

Он снова кивнул, одними губами сказал:

- Спасибо.

Хейзел снова оделась и пошла на кухню.

"Похлопай себя по спине, Хейзел. Ты только что была близка к тому, чтобы свести бедного старого слепого человека в могилу из-за своей больной головы. Ты извращенка, извращенка. Каждый день тебе удаётся найти ещё одного нового как минимум".

Она налила стакан воды, хотела было вернуться к нему, но заметила открытую дверь.

"Спальня", - поняла она.

В ней почти ничего не было, только кровать и комод. Голые стены, углы которых были затянуты паутиной. Однако на комоде стояла странная вещь: фотография в рамке.

"Зачем слепому человеку..."

Но она решила, что фотография должна иметь сентиментальную ценность, видит он её или нет. Однако к ней не прикасались годами, как доказала четвертьдюймовая пыль. Хейзел подняла её, вытерла.

Трое мужчин в туристическом снаряжении стояли перед хижиной Генри Уилмарта, все с робкими улыбками. Слева Фрэнк, молодой, энергичный, с глазами, горящими жаждой знаний. Когда это было сделано, ему должно было быть около двадцати пяти. Справа стоял Тёрнстон Барлоу, ничуть не похожий на иссохший панцирь в дальней комнате. По оценке Хейзел, начало его пятидесятых годов. Он стоял крепко, уверенно, сильно, но излучал ауру академика.