Курсант: назад в СССР 6 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 18

Мы взяли сразу по две кружки “Жигулевского” и местный деликатес — копченые свиные ножки.

Несмотря на неприглядный антураж советского минимализма, пивнушка славилась неразбавленным и всегда свежим пивом (пусть и с некоторым недоливом).

— Что там нового у вас? — спросил я, отхлебывая пенную жидкость, пахнущую хлебом и солодом.

Федя ответил не сразу. Сначала жадно выдул залпом полкружки, крякнул и шумно выдохнул, смакуя послевкусие:

— Гоша поправляется, но молчит, как кубинский партизан. Пока в больнице еще долго будет. Парни из угро жалуются, что теперь их припрягают в конвой на его охрану в хирургию ходить, по два человека в сутки. Сетуют, что всем было бы проще, если бы Гоша загнулся. Мол, Горохов на него и так дело сошьет

— Ну уж нет… Гоша будет жить... Тем более, он, скорее всего, вообще не при делах.

— Как это? — Погодин отставил кружку и даже свиную ножку жевать перестал. — Ты же сам говорил, что всё против него.

— Говорил, каждый может ошибаться. И даже Горохов. Все мы люди-человеки.

— И что ты собираешься делать?

— Единственный шанс спасти Гошу — это найти того, кто на самом деле пришил Дубова. Вот и буду работать в этом направлении.

— Но ты же на больничном, — Федя ткнул на повязку на моей голове.

— Оно и лучше. Поработаю пока один. Без надзора Никиты Егоровича. А ты мне поможешь.

— А если Горохов узнает? — Погодин стал переминаться с ноги на ногу и чуть втянул голову в плечи.

Кажется, он начал прозревать, почему вдруг я его позвал на пиво.

— Ну мы ж за правду, Федя. Если узнает, то, думаю, поймет нас. Никита Егорович не дурак. Хотя иногда слишком прямолинейно мыслит.

— А я-то чем могу помочь? Я же все время на работе.

— Это как раз и хорошо. Будешь мне рассказывать все новости по делу, и сводку штудируй. Все, что интересное в городе происходит в плане криминала, мне пересказывать будешь.

— Да вроде пока ничего не происходит. Фарцовщика только пару дней назад убили. Ножом пырнули. Я думаю, свои же. Не поделили что-то, скорее всего.

— И ты молчал?

Федя повел плечами и снова потянулся к кружке. Постепенно здешняя обстановка перестала его так уж сильно напрягать.

— Да я думал, это не важно… Город у нас немаленький. Убийства частенько происходят.

— Давай, рассказывай уже. Кто, когда, где…

— Да непонятно. Темнуха. Нашли его поздно вечером с дыркой в животе в подворотне недалеко от дома. Гребешков Демьян, тридцать лет, женат. Детей нет. Судим за спекуляцию. Я же говорю, ничего интересного…

— Ранение колото-резаное?

— Ага.

— Одно?

— Ну да…

— Странно...

— Почему?

— Ну сам посуди, если шпана или свои пришили, то дырок больше должно быть. Сам вспомни хоть один труп с одним ножевым?

Погодин долго не раздумывал, сразу согласился.

— Ну да… Всегда как минимум пять, а то и больше.

— Все правильно, потому что человек существо живучее, и никак умирать не хочет от порезов. Особенно если они жизненно важные органы не затрагивают. Бывают у нас бытовухи с одним ножевым, но это когда жена мужа-алкаша в сердцах пырнет кухонным ножом, за побои и оскорбления. А в подворотне с одним ножевым трупы не находят.

— Вспомнил! Печенкина же тоже убили с одного удара. В печень.

— Печенкина в печень, — кивнул я. — Какая мрачная игра слов. А Гребешкова куда ткнули?

— Слушай, Андрюх, я даже не вникал. Так, пробежал глазами сводку, выучил только имя и фамилию, потому что подумал, что спросить меня можешь…

— Не зря подумал. В таких случаях, Федя, каждая мелочь важна. Завтра же узнай все подробно, и адрес места жительства убитого мне сообщишь.

Мой товарищ только фыркнул от возмущения.

— Зачем тебе?

— С женой его хочу побеседовать. Странно все это…

— Но завтра же суббота… Это мне на работу придется в выходной день тащиться?

— Ничего, друг. Наша служба и опасна и трудна.

— Лан… Сделаю, — вздохнул Федя. — И что ты так за спекулянта этого зацепился? Паразит на теле советского государства. Туда ему и дорога.

— Придет время, Федя, и спекуляция не будет считаться преступлением, а сами спекулянты станут уважаемыми людьми.

— Ну и шутки у тебя! Еще скажи, что Советский Союз исчезнет.

Он поводил пальцами в воздухе, как бы изображая клубы дыма.

— А ты откуда знаешь?

— Тьфу, ты! — Федя постучал по деревяшке стола. — Да я так, ляпнул небылицу, а ты все шутишь.

На Федин стук обернулся пижон в джинсовой ветровке и вельветовых штанах. Судя по его кудрявым патлам, золотым часам и модным кроссовкам, он был явно не советского пошиба. Иностранец. Как его сюда занесло? Смотрелся здесь, как белая ворона на куче навоза. Рядом с ним были мужички попроще, но тоже с интеллигентным уклоном и мордами не обветренными — в широких галстуках в ромбик и с фотокамерами наперевес. Все ясно — журналисты привели в пивбар иностранного коллегу. Тот находился в легком шоке от условий советской культуры пития. Еще и Федя его удивил, что постучал по столу и поплевал через левое плечо. С таким ритуалом он явно отродясь не встречался. Это он еще не видел, как сидят на дорожку, а так бы вообще глаз выпал. Хотя глаза у него и так на лоб полезли, после того, как его сотоварищи достали из потертого портфеля промасленный, сверкающий чернотой типографского шрифта сверток из советской газеты. Журналисты торжественно водрузили его на стол.

— Это штьо? — спросил буржуй на ломанном русском.

— Закуска, — похлопал его по плечу один из компаньонов.

Да так похлопал, что патлатый чуть не подавился воздухом. Не ожидал он такого широкого жеста физического контакта. Не хлопают у них мужики по спине друг друга, не братаются и не клянутся в верности братской под парами алкогольными. Скучно живут.

Один из журналистов достал еще и чекушку, пытаясь объяснить недоумевающему гостю, что свое здесь втихушку проносить — это вполне себе нормально, тем более что без чекушки — деньги на ветер, а леща лучше “ершом” запивать. Иностранец еще больше удивился, когда газетный сверток раскрыли, и там оказался вяленый пучеглазый лещ. Он смотрел на буржуя немигающим насмешливым взглядом, а тот хлопал своими зенками в ответ, не понимая, как можно есть такую вонючую рыбу, да еще и в чешуе, да еще и на газете. Видно, первый день он в Союзе. Ничего. Вечер удивлений еще впереди. Он еще в туалет не ходил после пива. Только нет здесь туалета. Вот удивится, когда его коллеги поведут углы соседних домов обсыкать. Романтика, блин. На всю жизнь запомнит командировку в СССР. Знай наших…

Погодин выполнил обещание и раздобыл для меня адрес убитого Гребешкова. Приперся с утра пораньше ко мне в общагу. Разбудил нас с Соней, не дав насладиться утром в объятиях друг друга. Посчитал, наверное, что раз я его заставил на работу идти, и он мне обязан чуточку подгадить. Не фиг спать, если служба не ждет.

Пока Соня накидывала халатик, я держал гостя в коридоре. Потом только пригласил внутрь:

— Чай будешь с булочками?

— Это можно, — довольно прокряхтел Федя.

— Тогда держи рубль, сгоняй в булочную. Нам возьми с маком, а себе, какую присмотришь.

— Э-э, Андрюх. Я могу и без булочек обойтись.

— Жаль, тогда бутерброды с маслом опять на завтрак.

— Что ты гостя гоняешь с утра пораньше? — возмутилась Соня. — Сейчас я омлет сделаю, с колбаской обжарю. Будешь, Федя, с нами завтракать?

— А за яйцами не надо идти? — опасливо переспросил тот.

— Нет.

— Тогда буду.

— Как там у вас на работе? — Соня хитро прищурилась. — Слава Богу, мой теперь дома чаще бывает, благодаря больничному. Нет худа без добра…

— Да нормально все, — отмахнулся Погодин. — Работаем.

— А психованная тоже работает, или она для антуража у вас?

— Какая психованная? — не понял Федя.

— Не психованная, — поспешил поправить я. — А психологиня. Это мы Светлану Валерьевну так называем.