Н 2 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 24

Сколько же у меня осталось? На такси плюс долг Коту — чуть больше сотни, семьсот на подарки Мищенко, Наташе и семьдесят рублей за новогодний стол. Девятьсот! Две тысячи Витаутовичу, да плюс траты на вещи, шторы еще эти!

Гулять так гулять! Для ровного счета я приобрел темно-коричневые кожаные берцы с песочными вставками — типа тех, на которые пожалел денег в прошлый раз — и простенькие, но приличные кроссовки для уличных тренировок.

Жаба перекинулась кверху лапками. Пять тысяч рублей я просадил за один день! Масштабы растрат поражали. Но очень радовало, что осталось еще восемнадцать тысяч.

Вынимая купюры, я снова и снова наталкивался на билеты для Насти и Наташи. Нужно их отдать. Занесу Наташке, а там пусть сами разбираются. Встречаться с Настей не было ни малейшего желания. Не только сейчас — вообще. У нас ничего не было, а она уже от ревности убить готова, на фиг мне такие сложности? Что я, секса не найду? Найду и без таких проблем.

Оставив вещи у себя в комнате, я навьючился пакетами с подарками и вкусностями, которые купил еще до звонка Витаутовича, и отправился к блондинке Наташе.

Девушка распахнула дверь, не спросив, кто пришел. Увидев меня, просияла. С чего бы?

— Саня, какими судьбами? — Ее взгляд остановился на пакетах. — Заходи!

Я протянул торт и переступил порог.

— Вот, с наступающим. Остальное тоже вам.

— Ой, спасибо! Какая прелесть!

Она сразу же поставила торт на стол, взяла другие пакеты, расставила на полу. Заинтересовалась, когда в одном что-то зазвенело. Но не стала заглядывать, захлопотала вокруг меня, заглянула в лицо.

— Мамочки! Кто это тебя так?

В этой скромной девушке в спортивном костюме невозможно было узнать разукрашенную блондинку, которую я видел на дискотеке, она сбросила лет десять, и теперь ей трудно было дать больше двадцати.

— С любовницей застукали, — отшутился я.

Конечно же, она не поверила. Но это была ирония, а не ложь, и потому не вызвала негатива.

— А если серьезно? — Она подставила стул, и я уселся в середине комнаты. — Ты хоть обработал ссадину на скуле? А то еще воспалится.

— Брось, на мне, как на собаке зарастет.

— Чай будешь?

— Спасибо, нет, я на минутку.

— Будешь, — с нажимом произнесла она, поставила электрический чайник. — Заодно обработаю твою ссадину.

— И все-таки, что случилось? — В ее руках появился пузырек перекиси и ватка.

Я замялся, думая, что ответить, и понял, что в моем случае — правду и ничего, кроме правды. Врать-то я разучился…

— Был на беспредельных боях. Победил. Принес вина, чтобы вы с Настей отметили.

Она провела холодной ватой по лицу, оттирая кровь.

— Ну ты даешь! Вот так взял и победил? Я, если честно, когда тебя только увидела, подумала, что ты парень непростой.

— Да не надо ничего обрабатывать. Все уже зажило.

Но она не унималась, осторожно оттирала запекшуюся кровь. Нежные движения убаюкивали, и я невольно зевнул. Закончив, Наташа заглянула в пакет и всплеснула руками:

— Мамочки, какая прелесть! Вино! Портвейн. Настоящий, а не какой-то там «три топора». Саша! — Она придвинула ко мне столик, уселась напротив, кокетливо подперев голову рукой. — Я тебя не отпущу, пока чаю со мной не выпьешь!

Она принялась резать торт, приговаривая:

— Прощай, талия! Надо же — киевский! Сашка, змей ты искуситель! Вот как с тобой удержаться?

На столе появились принесенные мной апельсины с мандаринами и банан. Две прозрачные чашки с чаем, над которыми клубился пар.

— Рассказывай, как там было? — Ее глаза сияли, она хотела слушать и представлять себя там — в вечернем платье, хотела прикоснуться к сияющей запретной жизни.

— Там было…

Хотелось сказать, что о таких, как она и я, там просто вытирают ноги. Но тогда придется вдаваться в неприятные детали. Вместо этого я молча вытащил из куртки, которую так и не снял, два билета на турнир, семьдесят рублей, которые должен за новогодний праздник, и положил все это на стол.

— Мне не хочется говорить, как там было, Наташ. Просто поверь, там мало хорошего.

Увидев билеты, она меня уже не слушала. Не веря своим глазам, протянула руку, коснулась их. Наверное, так же себя вела бы фанатка, получившая допуск в ВИП-ложу на концерт своего кумира.

— Один твой, другой Настин. Мы с ней повздорили немного, передашь ей?

— Боженьки, второй ряд! — Она мечтательно закатила глаза, уже представляя себя там.

А потом, не сдержав чувств, вскочила и обняла меня.

— Спасибо! Огромное… великое спасибо!

Казалось, еще немного, и она воспарит. За всю жизнь я трижды видел таких счастливых людей: Алену, когда она наконец забеременела, Шрека час назад и теперь, вот, Наташу. Но самое забавное, что причиной их счастья был я! Оно передавалось мне, и я тоже был счастлив.

Представив феерию эмоций, когда миллионы болельщиков будут радоваться победе нашей сборной по футболу, я невольно улыбнулся.

И в этот момент дверь распахнулась. Наташа отшатнулась от меня, побледнела.

Я сидел спиной ко входу, потому сперва услышал Настю и лишь потом, обернувшись, увидел. Красная до кончиков ушей, она сжимала и разжимала кулаки, источая ненависть.

— Вот, значит, как! — прошипела она.

— Это не то, о чем ты подумала, — пробормотала Наташа, указала на стол. — Давай с нами…

Настя запрокинула голову и зло рассмеялась.

— С вами — это тройничок? Так и знала, что ты шалава! А Вадик знает?

— Ты свихнулась? — Теперь вспыхнула Наташа. — Саша принес…

— Да мне плевать! Я все видела! Это он с тобой вчера зажигал, да? Вот так… лучшая подруга — и парень, которого я… который мне нравится!

— Настя…

— Заткнись! Шкура! Я Вадику все расскажу про вас!

— Да ничего не было! — рявкнула Наташа, но Настя ее перебила, указав на стол, на бутылку портвейна, стоящую возле кровати:

— Дуру из меня делаешь, да?

Она схватила вазу с засушенными цветами, швырнула в Наташу. Я метнулся вбок, переворачиваясь вместе со стулом, поймал вазу на лету, но с грохотом опрокинулся сам.

— Ты сама из себя дуру делаешь! — парировала Наташа.

Изрыгая ругательства, как Змей Горыныч — огонь, Настя бросилась на бывшую лучшую подругу. Перескочила через меня, чтобы вцепиться ей в волосы. Поставив вазу и не вставая, я сделал ей подсечку. Она, выпростав руки, в падении ухватилась за занавеску и оборвала ее вместе с гардиной, обрушив на искусственную елочку. Покатились по полу рассыпавшиеся шары.

— У-род! Отпусти меня! — верещала Настя, когда я сграбастал ее и, прижав к себе, понес к выходу.

Она пиналась, брыкалась, извивалась, как дикий зверь, и голосила во все горло:

— Помогите! Отпусти меня, урод! А-а-а! Отпусти!

— Вот дура припадошная, — бросила Наташа, собирая елочные игрушки.

— Убери свои вонючие лапы, извращенец!

Я вытолкал ее за дверь, заметив головы любопытствующих, высунувшиеся из комнат.

Настя обернулась — взъерошенная, злющая, указала на меня:

— Смотрите! Средь бела дня! Муженек за порог, а тут — опа! Любовничек.

На шум прибежал Мищенко. Задыхающаяся от гнева Настя так и стояла, всхлипывая и указывая на меня.

— Кто беспредел развел? — громыхнул он командирским басом.

Я вышел, следом выскочила Наташа и затараторила, пока бывшая подруга ее не перебила:

— Саша принес деньги за праздничный стол и продукты. А еще билеты на турнир мне и этой дуре. — Про билеты она сказала погромче, чтобы все слышали и завидовали. — А тут она ворвалась и скандал устроила, что мы любовники! Да что я, совсем больная? Вадик-то вот-вот придет. — Она покрутила пальцем у виска.

Мищенко не перебивал, потирал подбородок протезом в черной перчатке. Перевел осуждающий взгляд на меня, ожидая объяснений.