Н 2 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 35

Нанеся серию обманных ударов, противник пошел в атаку. Пер, как танк, а я словно отрабатывал базу: удар — уклонение, удар — блок…

Левая рука онемела, и я отпрыгнул в сторону. С блоками надо бы аккуратнее — такой монстр и кость сломать может.

— Уводи в партер, Саня! — кричал мечущийся вокруг сетки Тирликас.

Еще лоукик от Ибрагимова — я приготовился хватать ногу, но разгадал хитрость и отшатнулся от встречного в лицо. Апперкот в челюсть противнику — есть!..

Но Ибрагимов лишь дернул головой. Мой удар для него — что укус комара. В то время как его кулак-кувалда может свернуть мне челюсть или пробить голову. Или ребра сломать. Мысли шли фоном, и как-то отстраненно, пока я делал все, чтобы выжить.

— Ты мне тут давай не бегай, — усмехнулся противник, поманив меня. — Девочка что ли? Или из этих?

Промолчав, я провел обманную связку, но Ибрагимов лишь усмехнулся. Оценив силу моих ударов, он ринулся в контратаку. Зато с лоукиков перешел на удары коленями. Одно попадание по мне — и хана.

Несколько раз я пытался броситься ему в ноги, но Ибрагимов грамотно уходил. Я ощутил себя мячом, который бьется о стену. Не пробить. Не достать.

Удар — отшатнуться. Удар — уйти под руку и двинуть локтем в печень… Выставленный блок сделал мой удар скользящим.

— Третья минута пошла! Балерина, на! — рычал тренер Ибрагимова, оказавшийся за моей спиной. — Вали его!

— Саня, ты можешь! — подбадривал меня Витаутович, который бегал вокруг клетки и каким-то чудом всегда перекрикивал вражеского тренера. — Можешь!

Где уж там! Как об стену горох ему мои…

Я проводил короткие комбинации, кавалерийскими наскоками пытаясь нанести хоть какой-то урон и тут же уйти от возмездия, потому что любой пропущенный удар грозил мне нокдауном или травмой в лучше случае.

Ну конечно. В конце концов, я просто любитель, пусть и в молодом теле, а противник — чемпион беспредельных боев. Было грустно вспоминать свое бахвальство, когда я обещал Лосю сломать Ибрагимова.

Удар — отклониться, удар — сместиться, удар — отпрыгнуть и броситься в ноги… Нет, неудачно, он легко ушел и чуть не перехватил меня за шею, я еле ноги унес паническим кувырком в сторону.

— Трусишка, да? — осклабился Ибрагимов. — Че бегаешь? Я твою маму в…

Оскорбление было классическим, и вестись на него я не стал. Провоцирует, понятно, а рефери, гад, молчит, словно ни черта не слышал.

— Тебя же ссыкунишкой зовут, да? — продолжал провоцировать Ибрагимов. — Саша Ссыкунишкин? Я тебя в рот…

Я зло оскалился. Поток оскорблений Ибрагимова разнообразием не отличался.

Пот застилал глаза. Сердце рвалось из груди. Дыхания не хватало. Каждое движение давалось с трудом. Тело не успевало за мозгом, который улавливал движения противника, но я не сдавался. Хрена вам всем, жирные рожи, опухшие от наглости! Ненависть — отличное топливо. Ибрагимов был для меня собирательным образом, олицетворением беспредела власть имущих, и это придавало сил.

Он все пытался зажать меня в угол и засыпать ударами, уверенный, что я не отобьюсь. Я прыгал вокруг него и все не мог пробить защиту.

Уложить меня не получилось, и противник начинал яриться, ему-то обещали легкую победу.

— Аккуратнее! — крикнул Витаутович.

— Минута! — надрывался тренер Ибрагимова. — Ломай его!

Ибрагимов попер буром. Я едва успевал уклоняться. И откуда в тебе столько сил, гад?

Обманный боковой от Ибрагимова, удар прямой в челюсть. Понимая, что не успеваю уйти, я повернул и откинул голову. Удар прошелся по касательной, задев скулу… Я был в секунде от нокаута!

А потом что-то изменилось.

Время будто на миг поставили на паузу, но прокрутили внутри меня. Я ощутил жидкий огонь, внутренним взором увидел маленькое солнце у себя в солнечном сплетении, разбрасывающие лучи к рукам, ногам, разливающее жар по позвоночнику. Все вокруг будто смазалось, крики болельщиков слились в протяжный механический гул.

Казалось, что если не выплесну эту опасную энергию, меня разорвет, как перегревшийся ядерный реактор. Не в силах сдержаться, я заревел и нанес молниеносный удар. Мой кулак смачно врезался в мясистый нос с горбинкой и, ломая хрящи, передал инерцию удара черепу. БУМ!

Голова Ибрагимова откинулась назад, веером разлетелись капли крови и пота, противник потерял равновесие и начал заваливаться назад…

…но устоял!

Он пошатывался, держась за разбитый нос.

В тот же момент ощущение, что во мне бурлит ядерный реактор, схлынуло, вернулись краски и голоса — так откатывается волна прибоя. Не дожидаясь, пока противник очухается, я уронил его, обхватил ногами его шею, блокируя ударную руку, и принялся душить.

— Расскажи еще раз… — прорычал я, — что ты там делал и с кем…

— Ы-й-а… — захрипел он.

— Что? Извини, не расслышал…

Рефери обеспокоенно забегал над нами. Ибрагимов попытался выпрямиться, достать меня левой рукой, но не хватало замаха. Тогда он напряг свои бычьи мышцы, попытался втиснуть вторую руку и разорвать захват — бездарно со спортивной точки зрения, но с его силой прием мог сработать. Потому я, обливаясь потом, напрягся так, что, казалось, вот-вот затрещат и порвутся связки.

— Молодец, Саня! Еще немного! И еще!

— Баба! Вставай, вставай, я сказал! — ревел тренер Ибрагимова. — Не позорь меня! Вставай!

Лицо Хадиса побагровело, тело начало слабеть, и он слабо — очень слабо, так, что я мог и не заметить — похлопал меня по ноге.

Сдался? Не поверю, что нет сил честно и открыто похлопать меня по ноге. Отпущу его — он вскочит и попрет в атаку, типа показалось тебе, мальчик. Потом ничего не докажешь, так что я сделал вид, будто ничего не почувствовал. Сжимал и сжимал ноги, пока рефери не налетел на меня, сталкивая с обмякшего тела.

Задыхаясь, будто это только что меня душили, я отполз от тела Ибрагимова. Хотелось распластаться на полу, хватать воздух разинутым ртом, но я заставил себя подняться — сперва опираясь на одно колено, как дающий клятву рыцарь, потом — разогнув ноги.

От перенапряжения мышцы мелко подрагивали и ноги плохо держали. К Ибрагимову, который предпочел отключиться, а не сдаться по-честному, подбежали медики, засуетились над ним. Ко мне подошел рефери и, повернувшись к судьям, поднял мою руку.

Сквозь вату в ушах пробился торжественный голос диктора:

— На четвертом ринге победу удушающим приемом одержал Александр Нерушимый! Хадис Ибрагимов выбывает, проиграв…

Я с трудом сфокусировал взгляд на трибунах, увидел Мищенко, вставшего и машущего мне обеими руками.

Пошатываясь и улыбаясь — зрителям, судьям, нежданной победе — я направился к выходу, где мне сразу подставил плечо Витаутович. Сунул в руку бутылку воды и произнес характерную для него мотивирующую тираду:

— Саня! Боец! Смог же, да?

— Смог, Лев Витаутович, — кивнул я. — Смог.

Победа?

Победа…

Победа!!!

Передо мной мелькают какие-то лица, люди, улыбки. Перед глазами все плывет, руки-ноги трясутся. Начинает болеть отбитое предплечье левой руки. Но пока все это кажется нереальным и далеким, даже боль. Реально только подставленное плечо Льва Витаутовича, его ободряющий голос. А еще маты, на которые я сел, и стена, куда уперся спиной. Остальное пока не колышет.

Отобрав бутылку с водой, Витаутович открыл ее и поднес к моим губам.

— Пей, полегчает.

Я сжал бутылку двумя руками и принялся жадно хлебать воду, только сейчас понимая, что огонь в горле и груди — это от жажды. Вода стекала по лицу, капала на рашгард. Потом я наплевал на всех и вся, плеснул в ладонь и размазал по лицу.

Постепенно дыхание восстановилось, я более-менее пришел в себя, огляделся. Надо мной нависли Алексей и Олег. Чуть в стороне Лев Витаутович, выставив руку, как шлагбаум, теснил к выходу рвущуюся ко мне журналистку.

— Кто вас сюда впустил? — негодовал он. — Здесь нельзя находиться. Охрана!