Terra Insapiens. Дороги (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович - Страница 68

Он повернулся к Артуру.

— Философы спорят: что первично — бытие или сознание? Но ведь это бумажный вопрос. Человеку неважно то, что существует вообще, где-то там, в большом мире, неведомом и непостижимом. Человеку важно то, что существует для него, в его мире. А я вот недавно понял: первично страдание. Оно определяет и наше бытие, и наше сознание. Жизнь и есть страдание. От мучительного рождения до мучительной смерти… Да, посерёдке бывают светлые моменты, когда забываешь о страдании, когда ты счастлив. Но это короткий обман. Счастье — это всего лишь временное отсутствие боли.

— Категорически не согласен, — возмутился Артур. — Сама жизнь и есть главное счастье. Тебе подарен огромный таинственный мир. Возможен ли больший подарок?! За такое сокровище можно, стиснув зубы, стерпеть очень многое — боль, обиды, потери… Ты просто утратил способность, которой мы все обладали в детстве — радоваться самой жизни — каждому дню, каждой минуте… Надо вспомнить — как это было? Надо вернуть себе эту радость жизни.

— Как вернуть себе то, чего больше нет?

— Оно есть, — упрямо сказал Артур. — Если прекрасный мир больше не виден сквозь грязное окно, надо подняться и протереть окно от пыли.

Паскаль, прищурившись, посмотрел на Артура и усмехнулся.

— Неисправимый романтик… Тебе книжки надо писать… для детей.

Артур заметил на столе белый конверт.

— Ты пишешь письмо? — спросил он, кивнув на конверт.

Паскаль взял конверт в руки, подержал и положил обратно.

— Это письмо от матери, — сказал он. — Единственное, которое она мне сюда написала.

— Почему единственное?

— Она умерла.

— Прости… — смутился Артур.

— Это было два года назад… Больше всего меня угнетает то, что расстались мы с ней в ссоре. Это были взаимные обиды, которые сейчас, по прошествии лет, кажутся такой ерундой! — Паскаль снова взял конверт, повертел и даже понюхал. — Когда я узнал, что её нет, на меня накатила такая тоска, что я заперся в комнате и ходил из угла в угол весь вечер, а в голове вертелась только одна мысль: «мама больше никогда не придёт». Я повторял её про себя сотни раз, а потом заметил, что говорю её вслух:

— Мама не придёт.

Паскаль положил конверт на стол, захлопнул ноутбук и лёг на кровать, лицом вниз, уткнувшись в подушку. Артур присел на краешек кровати. Минуту они провели молча. Затем Паскаль перевернулся на спину и заложил руки за голову и посмотрел на Артура.

— Ты боишься смерти? — спросил он.

Артур на мгновенье задумался и ответил честно:

— Да… Я её не понимаю… Мы боимся того, чего не понимаем.

— А что ж тут непонятного? — оживился Паскаль. — Это дверь в лабиринте.

— Дверь в лабиринте? — удивился Артур. — Как это?

— Жизнь — это длинный лабиринт, по которому я иду, не имея в руках ариадниной нити. Может, я свернул в тупик — не знаю, но продолжаю идти, пока не упрусь лбом в стенку. Разворачиваюсь и иду обратно, может быть, в очередной тупик. В конце концов, я прихожу в отчаяние и вдруг вижу в стене дверь — выход из лабиринта. Разве я не с радостью кинусь к ней, даже не зная, что за нею?

— А если за ней — ничего?

— «Ничего» не бывает. «Ничего» — это уже шесть букв… Я скорее поверю в Бога, чем в «Ничего».

Артур замялся, не зная — что ответить? Он припомнил слова Шута и сказал:

— Даже если смерть — переход в новую жизнь, торопиться не надо, ведь она и так неизбежна.

— Надо, не надо… — задумчиво произнёс Паскаль. — Кому надо? Кому не надо? Разве я не сам решаю — чего мне надо?.. Я устал скитаться по лабиринту, устал стучать головой в стены, уткнувшись лбом в очередной тупик… Меня греет мысль, что всегда, в любой безвыходной ситуации, в любом отчаянном положении, рядом есть дверь — выход из лабиринта.

Он перевернулся набок, лицом к стене, и закрыл глаза. Артур посидел ещё чуть-чуть и, решив, что Паскаль уснул, удалился.

Следующий день запомнился Артуру надолго. Проснувшись утром, он вышел во двор. Навстречу ему шёл Андрон. В руках он держал какую-то бумажку.

— Тут… вот… Паскаль на столе оставил, — как-то растерянно сказал Андрон и протянул бумажку Артуру.

«Артур, Адам и все-все-все — не судите меня. У меня есть право на жизнь и право на смерть. Прощайте!»

Тяжёлое предчувствие охватило Артура.

— Где Паскаль? — спросил он Андрона.

— Он уплыл на тот берег, в лес за грибами. Так он сказал. Я ещё подумал: какие в марте грибы?

Артур выбежал из ворот Замка, подбежал к воде и посмотрел на другой берег. Лодка стояла, уткнувшись носом в землю, Паскаля нигде не было видно. Выругавшись, — чёрт! — он отвязал плот и взял в руки весло. Через пятнадцать минут он выбрался на противоположный берег возле лодки и отдышался, держась за неё. Потом побежал по тропинке в лес. Минут через пять, он наткнулся на Паскаля. Он шёл, пошатываясь, между голых деревьев, не разбирая дороги. Руки его безвольно болтались, как у марионетки. По кистям стекала и капала на землю кровь.

Артур бросился к нему.

— Что ты сделал? Откуда кровь?

Паскаль посмотрел на него мутными глазами, ноги его подкосились, и он упал на землю, стукнувшись головой о корягу. Артур беспомощно оглянулся назад. Помощи ждать было неоткуда. Он ещё раз выругался, снял с себя рубаху, бросил её на землю, наступил ногой и двумя сильными рывками оторвал рукава. Двумя рукавами, как бинтом, он туго обтянул кисти Паскаля, чтобы остановить кровь. Подвернул концы, чтобы тряпки не свалились. Потом взвалил его себе на спину и пошёл, пошатываясь к берегу озера.

Подплывая к острову, Артур крикнул Хозяину, стоявшему с удочкой на берегу.

— Помогите!

Они вытащили Паскаля на берег. Хозяин стал осматривать его, Артур побежал в Замок. Увидев Сократа, схватил его за руку и чуть ли не потащил за собой.

— Скорее, скорее! Нужна ваша помощь.

Вдвоём с Сократом они перенесли Паскаля в его комнату. Хозяин пошёл за бинтами и лекарствами.

Через два часа, когда Паскаль уже пришёл в себя, раскрасневшись от ярости, Адам ругал его:

— Тряпка! Слабак! Размазня! Даже хуже — ты просто трус! Ты бежишь от боли, от обиды, от бессмыслицы, не пытаясь победить боль, обиду, бессмыслицу. Будь воином! Сожми свою волю в кулак и борись! Легче всего сбежать с поля боя. Но это презренный выход.

От досады он отбросил в сторону полотенце, которое держал в руках, и вышел, хлопнув дверью.

Паскаль улыбнулся одними губами.

— Я, кажется, разозлил Адама… Mea culpa… Он хороший человек и всё правильно говорит… Я действительно хотел сбежать от боли.

Пришла Ева, села на край постели Паскаля и молча положила руки и голову ему на грудь. Он медленно поднял руку и осторожно погладил её по голове. Взгляд его был направлен в потолок. Через пять минут Ева заснула на его груди и Паскаль тоже закрыл глаза. Артур встал со стула и тихо вышел из комнаты.

Настроение у всех было подавленное. Говорили негромко, не было слышно смеха. Адам ходил хмурый, каким Артур его никогда не видел. Зато Хозяин оживился, он вновь почувствовал себя нужным и значимым. Отправил Андрона на ярмарку в Кардерлин — купить красного вина, диктовал Ньютону — какой суп сварить для больного, в общем, командовал с непререкаемым тоном врача.

Шут за столом во дворе утешал Еву, сидевшую напротив него с заплаканными, красными глазами.

— Главное, что всё обошлось. Он жив и отец твой поставит его на ноги. Это несерьёзные раны, заживут быстро. Вот меня однажды так покромсали в бою — полгода отлёживался, встать не мог. И ничего! Видишь — живой и весёлый. Так что вытри слёзы и будь умницей.

Он протянул её свой шёлковый платок.

— А с кем вы воевали? — поинтересовался Артур, присаживаясь рядом.

— Да почти со всеми соседями! И с анжуйским графом, и с герцогом Бретани, и с маврами.

— А в будущем с англичанами Франция будет воевать, — вспомнил будущее Артур.

— С англичанами? — удивился Шут. — Ну, до этого пока не дошло. Они сидят там у себя на острове, у них там свои разборки.