Измена - Джонс Джулия - Страница 103

• Предыдущая
• 103/125
• Следующая

— Да, милая сестра. Все последние девушки, принятые тобой, они, как бы это сказать... — Грил сморщила свой тонкий нос, словно молочник, вынюхивающий плесень. — Словом, уродки.

— Уродки? — вскипела Тугосумка. Грил сжала ей руку, как клещами.

— Тише, сестрица, я не хотела тебя обидеть. Да, они пухлы, как колбасы, и наверняка достались тебе задешево — но нам нужна красавица, только одна, но такая, чтобы слухи о ней пошли по всему городу. Мужчины, прослышав о ней, валом сюда повалят.

— Но одна девушка может обслужить только четверых за ночь.

— Вот то-то и оно! — Кривой палец Грил впился в мякоть сестриной руки. — Большинству гостей придется довольствоваться другими девушками.

— А если они просто уйдут?

— Никуда они не уйдут после пары стаканчиков моего дувиттского особого. — Грил улыбнулась, не разжимая губ, чтобы скрыть выбитые зубы. — Выпьют малость — и все женщины для них станут одинаковы. Задуем побольше свечей, заткнем трубу, чтобы дым шел в комнату, а напитки будем подавать покрепче. Они и руки-то свои не разглядят, не то что разницу между молодой кобылкой и старой клячей, — торжествовала Грил. — Весь секрет в том, сестрица, чтобы заманить их сюда.

Тугосумке хотелось найти какие-то изъяны в предложении сестры, но их не находилось.

— Что ж, дело как будто выгодное.

— Так испокон веку заведено в Обитаемых Землях, сестра: лишь бы завлечь покупателя, а там уж он твой. На свой скромный лад вы так и поступали, пока Корселла не пропала. Племянница была достаточно хороша, чтобы привлекать мужчин со всего города.

Тугосумка разрывалась между возмущением, вызванным словами «на свой скромный лад», и гордостью за то, что похвалили ее дочь. Гордость возобладала.

— Она пошла в меня — все так говорят.

— Красота у нас в роду, сестрица. — Грил прижала руку к костлявой груди. — У меня прямо сердце разрывается, так я соскучилась по любимой племяннице. Городская стража так до сих пор и не знает, что с ней сталось?

— Нет, — тяжело вздохнула Тугосумка, — они говорят, что она сама вернется рано или поздно. Каждую ночь я молю Борка, чтобы он сохранил ее.

— Ты бы прилегла, сестрица, — я вижу, как ты извелась. Я пришлю тебе глоточек браги.

— Ты ведь любишь Корселлу, правда, сестрица? Столько подарков всегда ей посылала — и браслеты, и ожерелья...

— Она мне как дочь, сестрица. Когда ты болела оспой, я за ней как за родной смотрела. — Грил выпрямилась во весь рост. — Если какой-то мужчина тронул хоть волосок на ее голове, клянусь — я отправлю его в ад.

От этих слов у Тугосумки потеплело на сердце. Пусть сестра у нее чересчур властная и въедливая — зато она всегда делает то, что обещает.

Девицы у окон вдруг подняли крик, прервав разговор сестер. Одна из них, красотка с заячьей губой, обернулась.

— Одного поймали, хозяйка. Идет прямо к нам.

Тугосумка потерла руки.

— Да еще с утра пораньше. — Она благодарно кивнула сестре. — Вы мудры, как всегда, госпожа Грил.

Та склонила голову, как королева.

— Ты меня знаешь, Тугосумка: я всякий раз стараюсь оживить дело.

Обе женщины устремились к двери, и Грил из-за того, что сестра прихрамывала, оказалась там первой. Она распахнула дверь и увидела за порогом тощего, усталого с дороги человека.

— Доброе утро, господин. Желаете утешиться?

— Кроме утех, мне понадобится еда и ночлег, если у вас все это имеется. — Мужчина выплюнул жвачку и втер ее в землю сапогом.

— Входите, входите, — защебетала Тугосумка, отпихивая сестру. — Горячая еда, теплая постель и самые красивые в Брене девушки ждут вас.

— Но сначала небольшой задаток, — ввернула Грил. Мужчина достал кошелек и сунул ей в руку золотой. — А теперь, женщина, принеси-ка мне эля.

Тетушке Грил ничего не оставалось, как отправиться выполнять приказание. Она удалилась, возмущенно шурша юбками.

Тугосумка продела руку гостю под локоть и кокетливо улыбнулась — у нее-то передние зубы были на месте.

— Позвольте узнать ваше имя, прекрасный путник?

— Траффом меня зовут, — ответил тот, разглядывая девиц.

— А заниматься чем изволите? — Хозяйка поманила к себе двух лучших — Долли и Мокси. Те подошли, хихикая и жеманясь, в точности как их учили. Гость тут же сгреб Мокси за грудь.

— Я наемник.

Тугосумка обрадовалась — у таких всегда есть деньги или средства добыть оные.

— Что же привело вас в наш славный город? — Она отпустила его руку, освободив место для Долли. Если повезет, он заплатит за обеих. Трафф скривил рот в улыбке.

— Я пришел, чтобы найти мою невесту.

Таул постучал тихонько и вошел. Мелли стояла посреди комнаты, расставив ноги, вытянув руки, целя своим посеребренным кинжалом в воображаемого врага. Увидев Таула, она вспыхнула и опустила руки.

— Нужно стучать, когда входите.

— Я стучал. Это у вас ушки не в порядке.

Таул видел, что она решает, нахмуриться ей или улыбнуться. За последние дни он узнал, что у Мелли всегда все на лице написано. Страх, радость, боль, гнев, а чаще всего негодование — все это лилось из ее глаз, кривило ее губы и морщило лоб. Даже цвет лица сразу менялся — она ничего не умела скрыть.

— В другой раз стучите погромче, — сказала она, лишь слегка нахмурив брови. Таул поклонился, принимая выговор, подошел и положил руки ей на плечи.

— Когда будете иметь дело с настоящим противником, не стойте так прямо — согните немного колени. — Он нажал на плечи, побуждая ее принять правильную позицию, отклонил ее немного назад и приподнял ей руки. — Так вам легче будет сохранить равновесие. — Охватив ее пальцы, он показал, как нужно держать нож. — А вот запястье никогда сгибать не надо. Иначе вся сила, идущая от плеча и бока, пропадет впустую. — В подкрепление своих слов он провел пальцами вдоль мышц, о которых шла речь. — Сгибая запястье, вы ломаете линию, и вам остается полагаться только на мышцы предплечья. Попробуйте в таком положении пырнуть ножом человека — в лучшем случае вы растянете себя связки, а в худшем — запястье у вас переломится.

Все это время Таул остро чувствовал близость Мелли. От нее шел свежий, чистый запах, темные волосы блестели, а гладкая кожа была как нагретый солнцем мрамор. Она уже четыре дня жила в герцогском дворце и день ото дня становилась все краше. Она окрепла, пополнела, темные круги под глазами пропали, и на щеках появился румянец. Это была уже не та худая бледная девушка, какой Таул впервые увидел ее. Перед ним предстала сильная, полная жизни женщина, думающая и поступающая по-своему.

Таул начинал понимать, что нашел в ней герцог.

Предосторожности, принятые им для переезда в Брен, оказались напрасны. Таул был почти уверен, что сокольничего посадили под замок прежде, чем тот успел с кем-либо поговорить, поэтому слухи о сделанном герцогом предложении не имели случая разойтись. Самой большой опасностью, которой они подверглись в дороге, был неутихающий дождь. Земля раскисла, и приходилось следить за каждым шагом лошадей. Опасаясь за здоровье Мелли, Таул закутал ее в свой верхний плащ. Он то и дело оглядывался на нее. Вид у нее был больной: серая кожа блестела от пота, губы стянуло от боли. Таул пересадил ее к себе позади седла. Дорога заняла у них девять часов вместо обычных шести, и почти весь путь Мелли проделала, привалившись к его спине и обняв его руками за пояс. Все это время она молчала.

Герцог пришел на конюшню встретить их. Они уже спешились, и Мелли ни слова не сказала о том, что ехала на одном коне с Таулом. Умолчал об этом и Таул. Он видел, как смотрит герцог на свою невесту, — и, хотя тот сам поощрял Таула подружиться с Мелли, вряд ли герцогу было бы приятно узнать, что полпути они проделали, так тесно прижавшись друг к другу, что даже дождь не проникал между ними.

В дороге у Таула было время подумать. Он вырос на болотах и любил дождь. Шум дождя сопровождал его с колыбели. Запах, вкус и прикосновение падающих капель пробуждали в нем воспоминания старше, чем женщина, с которой он ехал. Вот он лежит в раннем детстве и слушает капель, проникающую сквозь камышовую крышу. Мать никогда ее не чинила — она говорила, что ей нечем заплатить кровельщику, но Таул подозревал, что ей так же нравится слушать стук капель, как и ему. А лучше всего бывало, когда дождь кончался. Мать сливала всю воду из подставленной посуды в свой лучший медный горшок, добавляла туда разных трав и специй и подогревала на медленном огне. Никогда потом он не пробовал ничего вкуснее, чем материнский сбитень на дождевой воде.

• Предыдущая
• 103/125
• Следующая