Корона с шипами - Джонс Джулия - Страница 121

• Предыдущая
• 121/158
• Следующая

— Мы не будем подходить слишком близко.

Пэкс колебался с минуту, но потом решился и помог Кэмрону подняться на ноги. Он не задавал вопросов, и Кэмрон был благодарен ему за это.

Вдвоем они потихоньку спустились с холма. Трупы погибших валялись в черной обугленной траве. Кэмрон обратил внимание, что раны на многих телах совсем легкие. Хватало и ничтожной царапины: стоило чуть замедлить шаг, и дым проникал в легкие. Рейжане падали на землю, задыхались, обгорали до смерти, некоторые истекали кровью. У многих на шее были отметины клыков или когтей гонцов.

В темноте погибших трудно было опознать. Но Кэмрон не мог заставить себя просто пройти мимо. Он каждому должен был посмотреть в лицо. Пэкс помогал ему переворачивать мертвецов. Некоторые еще не успели остыть. Иногда куски кожи свободно отделялись от тела и прилипали к рукам Кэмрона или Пэкса. Юноша старался не дышать, не производить лишнего шума, точно стыдился того, что остался жив. Кэмрон понимал его, но понимал и то, что дыхание живых не может потревожить покой мертвецов.

Многих Кэмрон называл по имени. Его тревожило, что некоторых он не узнает. Он подолгу возился с ними, вглядывался в искаженные черты, старался представить, каким был этот человек при жизни, и вспомнить его.

И каждый раз, когда они с Пэксом переходили к следующему телу, у Кэмрона замирало сердце. Он боялся увидеть Брока Ломиса. Брок меньше чем кто-либо другой был способен пробиться через завесу дыма и пламени: его старые раны заживали крайне медленно. Кэмрон пытался вспомнить, когда видел Брока в последний раз, вспомнить, какими словами или взглядами они обменялись. Но он не помнил ничего.

И тогда душа Камрона преисполнилась гневом. Гонцы снова обокрали его. Сначала они убили отца, потом разрушили родовое гнездо Торнов. Теперь они лишили его воспоминаний. Он не помнил, когда последний раз видел Брока, не помнил, что говорил своим рыцарям во время боя. Неужели он только выкрикивал приказы? Неужели не пытался ободрить их? И предупредил он их, что надо быть очень осторожными с дымом, не лезть в самое пекло? Останавливался ли он, чтобы принять последний стон умирающих, в последний раз пожать им руки? Помогал ли выносить раненых?

Кэмрон заскрипел зубами от отчаяния и бессилия. Он помнил только битву и свои приказы — ничего больше.

— Сир, дальше идти нельзя.

Кэмрон обернулся к Пэксу. В глазах юноши не было страха, только забота о своем командире. За последние полчаса он точно постарел на несколько лет.

— Я должен спуститься в долину, — стоял на своем Кэмрон. — Я хочу видеть тела.

Пэкс колебался. Наконец он неуверенно махнул рукой в сторону видневшихся вдалеке деревьев:

— Если мы используем рощу как прикрытие, то сможем подобраться поближе, не рискуя, что нас заметят.

У Кэмрона потеплело на сердце. Лишь сейчас он понял, как тяжело ему было бы одному, без Пэкса.

— Так идем же.

Они крались между деревьями. Ночь приняла их в себя, скрыла их лица и испачканную кровью одежду. Не ухали совы, лисицы и мыши не сновали в сухой траве. Пепел, как черный снег, покрывал ветви деревьев и кустарников. У Кэмрона ныла каждая косточка, каждая жилка. Он снова выплюнул сгусток крови вместе с выпавшим зубом. Он был уже по ту сторону усталости. С него точно содрали кожу, разрезали на части, а потом собрали заново.

Роща кончилась. Кэмрон и Пэкс замедлили шаги. Прямо перед ними лежало поле боя. Сначала Кэмрон ничего не мог разобрать: луна ушла за тучи, и долина казалась просто черной ямой. Постепенно глаза его начинали привыкать к темноте. Кэмрон увидел землю, изломанную линию ручья, обгоревшие скелеты кустов, темные фигуры. Мародеры из гэризонского войска грабили трупы.

А потом порыв ветра разогнал облака, и серебристый свет залил долину. Кэмрон услышал, как охнул Пэкс. Они чуть было не наступили на тело молодого воина. Его раздробленная рука до сих пор сжимала древко копья.

Долина была буквально завалена растерзанными телами убитых. Головы, руки, ноги, шеи, плечи... Они лежали так близко друг к другу, что уже не походили на останки отдельных людей. Они были частью целого, единой массы. Словно ураган пронесся по полю и сбил всех в одну кучу. Один человек. Один труп. Одна смерть на всех.

Кэмрону не приходилось видеть ничего подобного. Это невозможно было описать, невозможно ни с чем сравнить. Это была смерть.

Пэкс упал на колени. Кэмрон застыл на месте. Он чувствовал себя совершенно потерянным. Со дня смерти отца он пытался найти свой путь, пытался понять, что должен делать.

Но эти тела... Они могли принадлежать кому угодно — рейжанам, гэризонцам. Кому угодно.

— Десять тысяч... — Шепот Пэкса нарушил молчание, столь полное, абсолютное, что казалось почти кощунством прервать его. — Десять тысяч человек полегли здесь сегодня.

И Кэмрон понял, зачем пришел сюда. Он пришел, чтобы видеть все своими глазами. Берик Торнский видел сорок тысяч трупов на поле боя у горы Крид. Его сын видел десять тысяч погибших на северном берегу речки Кривуши.

Смотреть ему было тяжело. Воспаленные, разъеденные дымом глаза до сих пор слезились. Но он смотрел, смотрел не моргая, не отрываясь — и видел то же, что его отец пятьдесят лет назад. Тела покрывал пепел, а не снег, да и ветер в горах наверняка был похолоднее. Но это ничего не меняло.

Нет. Кэмрон не знал, подумал он это или произнес вслух. Не знал, было ли это отрицание или обещание. Он знал только, что ошибался. Не важно, кто сегодня одержал победу. Кэмрон Торнский проиграл бы в любом случае. Как Берик Торнский на горе Крид. Кто бы ни победил, все равно погибли бы соотечественники Торнов. Он понял, почему отец накричал на него в тот последний день. Он не хотел, чтобы сын повторил его ошибки.

Кэмрон шагнул вперед, положил руку на плечо Пэксу. Он хотел успокоить юношу и, лишь прикоснувшись к нему, осознал, что сам нуждается в поддержке. Он с трудом держался на ногах. Силы оставляли его, уходили с каждым выдохом. Все это время он готовился к сражению и сражался. И ни разу остановился, чтобы подумать о будущем или оглянуться на прошлое.

Графиня Лианна уверяла, что Берик Торнский мечтал, чтобы его сын завоевал корону Гэризона. Но она ошибалась. Берик не хотел войны. Что толку в победе, если ради нее должны сложить головы лучшие сыны отечества?! Эти слова были его завещанием, его предсмертной волей.

Кэмрон мрачно улыбнулся. Господи, каким же идиотом он был!

— Пошли, Пэкс, — он даже не ожидал, что голос его прозвучит так твердо, — пошли отсюда. Мы видели достаточно.

Пэкс поднялся. Он тоже не сводил глаз с усеянного мертвыми телами поля.

— Но ведь это только начало? Мы ведь это так не оставим? — выговорил юноша, и голос его был голосом перепуганного ребенка.

— Нет. — Кэмрон пытался отвести глаза, но все смотрел и смотрел. — Это конец.

Тесса спала. Дышать становилось все труднее и труднее. Нос заложило, и она хватала воздух ртом. Только что-то было не так с этим воздухом. Он был слишком густым, с горьковатым привкусом и застревал в горле. Легкие рефлекторно сокращались, отказываясь принимать этот неправильный воздух, выталкивая его.

Судорога прошла по ее телу. Тесса широко открыла глаза. Сокрушительная, как удар кулаком в челюсть, волна ужаса обрушилась на нее. Она закричала, позвала Аввакуса. С каждым криком изо рта вырывалось темное облачко. Пещера была полна дыма. С каждым вздохом он все сильнее пропитывал легкие. Что случилось, что, черт возьми, случилось?

— Аввакус! — Тесса поползла туда, где в последний раз видела старого монаха. Легкие ее были обожжены. Сердце беспомощно трепыхалось в груди. — Аввакус!

Ответа не последовало. Тессу охватила паника. В пещере больше не было воздуха. Она больно ударилась ногой о камень; из глаз брызнули слезы. Она понимала, что этого делать не нужно, но все-таки попыталась вздохнуть полной грудью. Ядовитый дымный воздух хлынул в легкие. Сгибаясь от кашля и рвотных позывов, Тесса зажала рот руками. Темная пещера была как разинутая хищная пасть, а каждый камень — как клык злобного зверя.

• Предыдущая
• 121/158
• Следующая