Корона с шипами - Джонс Джулия - Страница 42
- Предыдущая
- 42/158
- Следующая
Она выпрямилась — и тут ночной ветерок приподнял лист с неоконченным рисунком и на секунду приоткрыл спрятанный Эдериусом узор. Ангелина увидела его — только краем глаза, но от этого зрелища у нее по телу побежали мурашки, а во рту пересохло.
Это было нечто невообразимое, нечто чудовищное. Ужасное, противоестественное, невозможное...
А потом ветер утих и страницы легли на стол в прежнем порядке. Ангелине уже не верилось, что она вообще что-то видела. Просто бессмысленное нагромождение цветных пятен и запутанных линий.
— Вы хорошо себя чувствуете, госпожа? — спросил Эдериус. Он ничего не заметил.
— Да, да, хорошо. Я, пожалуй, пойду.
Ангелина устремилась к двери. Она дрожала всем телом, сама не понимая отчего. Ее комнатка, Герта со шпильками и виляющая хвостом глупая собачонка, весь привычный, пусть скучноватый порой мирок вдруг показался юной королеве желанным убежищем. Перепрыгивая через две ступеньки, она помчалась вниз, к себе.
— Для отбелки кожи я обычно использую мел, — говорил Эмит, указывая на тарелку с белым веществом, — другие предпочитают золу или хлебный мякиш. Иногда, если кожу не отмочили как следует, я обрабатываю ее пемзой, чтобы удалить остатки жира. — Эмит набрал в горсть белого порошка, высыпал его на кусок кожи и принялся втирать с помощью небольшой деревянной плашки. — Прежде чем приняться за рисование, мастер Дэверик требовал, чтобы я прошелся по пергаменту еще разок — вот эдак, тогда волоски становятся дыбом и лучше впитывают чернила.
Тесса кивнула, изо всех сил пытаясь запомнить каждое слово Эмита.
Они сидели за большим столом в кухне матушки Эмита. Сама же она вместе со своим стулом уже совершила полный круг обращения и теперь снова была повернута лицом к очагу. Голова старушки свесилась на грудь, она сладко посапывала и смешно причмокивала губами. Но, если верить Эмиту, матушка не спала. Просто отдыхала. Котелки с тушеным мясом, крепким бульоном, аппетитно пахнущим соусом висели над огнем. С утра Тесса уже успела два раза плотно покушать, но была отнюдь не прочь повторить. Матушка Эмита готовила просто волшебно. Впрочем, на самом деле стряпал все кушанья сам Эмит, но матушка осуществляла общее руководство: указывала, сколько добавить специй, что снять с огня, что обварить кипятком — и все это не сходя со стула.
Эмит рассказал Тессе, что при жизни Дэверика он обязательно два дня в неделю гостил в городе у матушки. Мастер сам настоял на этом. На пять же дней, которые сын проводил в Фэйле, старушка нанимала в помощницы одну местную девушку.
Один раз матушка Эмита все же поднялась со стула. К тому времени на улице уже совсем стемнело, ставни были закрыты и ночные мотыльки кружились вокруг пламени свечи. Поэтому Тесса предположила, что старушка, как игрушки в детских фантазиях, гуляет по дому, когда все остальные уже спят.
Тессе нравились и Эмит, и его матушка. Они оба были такие добрые, хоть и чудноватые немножко, и искренне хотели услужить ей. Не успевала она пожаловаться на холод, Эмит уже мчался за одеялом. Если у нее урчало в животе, матушка немедленно велела сыну принести гостье хлеба с маслом. Если ей казалось, что лампа горит слишком тускло и при рисовании приходится напрягать глаза, Эмит притаскивал столько жировок, что хватило бы на целую церковь. А стоило ей поднять руку и потрогать шишку на голове, он уже спешил к ней с мазями и настоями из трав.
До сих пор никто не относился к ней с таким вниманием и предупредительностью. Впрочем, Тесса довольно быстро приспособилась к новой обстановке. Так здорово было сидеть здесь, в теплой уютной кухне, совсем непохожей на стерильную, безрадостную кухню в ее квартире, — просто сидеть, слушать и учиться.
Внове для Тессы была и возможность сосредоточиться, вникать в детали, не боясь возобновления звона в ушах. Наконец-то она могла позволить себе полностью погрузиться в то, что делала. До сих пор она знала лишь случайные, ни к чему не ведущие вспышки любопытства: она слышала о чем-то, возникал интерес, потом она сталкивалась с трудным вопросом — и бросала начатое. На службе она говорила примерно то, что хотела сказать, но теми словами, которые другим хотелось слышать. Выполнять такую работу она смогла бы и во сне. Но разве не такие пути выбирала она всю жизнь? Не надо обязательств, не надо подробностей, не надо думать.
Продажей товаров по телефону Тесса занялась, когда оставила колледж. И причиной этого, как и всех важных перемен в ее жизни, был звон в ушах. Первый год в Нью-Мексико прошел сносно. Она посещала положенные по программе лекции и семинары, завела несколько близких подруг и корпела над курсовой работой. Со второго года начались неприятности. Главным предметом была история искусств, а вскоре после летних каникул Тесса поняла, что не способна внимательно слушать лектора. Даже незначительный шум отвлекал ее — гудение кондиционера, рев мотора на автостоянке внизу, покашливание соседа. Отношения с товаркой по комнате, Нилой, тоже испортились напрочь. Тесса больше не могла выносить ее бесконечный треп по телефону и привычку врубать музыку по вечерам. Все вместе стало серьезно мешать работе. Непрочитанные книги пачками пылились в углах. Стоило Тессе сосредоточиться на чем-то, в висках начинала биться кровь — словно кто-то там, внутри, силился вырваться наружу.
Звон в ушах повторялся все чаще. Ногти на руках Тессы были обкусаны до мяса. Она жила в постоянном ожидании следующего приступа.
Тесса начала пропускать занятия. Вскоре она могла заставить себя посещать только курсы профессора Ярбэка по Византийской империи и Коптскому искусству Египта. Только ради узоров она вылезала утром из постели, натягивала одежду и чистила зубы. Архитекторы тех времен не скупились на фантастические, замысловатые украшения каменных колонн, ворот и арок.
Тесса часами просиживала в библиотеке, копируя, выискивая и изучая узоры. И когда профессор Ярбэк разорялся о «натурализме в изображении человеческих фигур» или «о важности понимания религиозной иконографии», Тесса в мечтах уносилась к милым ее сердцу манускриптам, рука ее машинально чертила в блокноте последний из виденных узоров.
Все они казались ей исполнены значения. Идя от сложного к простому, она шаг за шагом проникала в тайну конструкции узоров, постепенно доходя до простейших, основополагающих линий.
Гроза разразилась на последней лекции профессора Ярбэка — «Коптские влияния в искусстве Британских островов». Такого кошмарного приступа до тех пор у нее не было. Профессор Ярбэк показывал слайды в обычной своей неторопливой манере — египетские рукописи, фрески, каменные колонны — и наконец подробно остановился на одном старинном Евангелии.
— Посмотрите, как в этой миниатюре художник воспроизводит коптские образцы...
Больше из речи профессора Ярбэка Тесса не слышала ни слова. Все, кроме узора на слайде, поблекло, отошло на задний план. Никогда раньше ей не случалось видеть столь тщательно проработанного изображения. Странные длиннохвостые птицы, их когти, клювы, похожие на чешую перья, были словно живые. А сверху, над этими птицами с загадочными пустыми глазами, страницу украшал самостоятельный, геометрически безупречный узор, с множеством завитушек, переплетений, головокружительных спиралей и узлов.
У Тессы заболела голова.
Над буйством линий господствовала властная рука творца. Только она не давала причудливым птицам своевольно нарушить идеально выдержанную симметрию страницы.
А потом она услышала и звон в ушах — совсем тихий сначала, точно кто-то тихонько скреб ногтем по барабанной перепонке. В висках начала пульсировать кровь.
Слайд был центром комнаты. Он окрашивал в свои цвета лица шестидесяти студентов. В аудитории пахло застарелым потом, лаком, дезодорантом. Но Тесса уже ощущала только покалывание в ушах. И еще какой-то новый аромат — немножко похожий на запах краски, но более приятный.
Звон усиливался, превращаясь в оглушительный рев.
- Предыдущая
- 42/158
- Следующая
