Маленький детектив (СИ) - Андреева Юлия Игоревна - Страница 55

— Скажем так, я знаю, как он выглядит. Несколько раз нанимался к нему проводником, знаком с некоторыми из его постоянных рабочих, Себастьян Нортон предпочитает работать с одними и теми же людьми.

Морби разочарованно вздохнул.

— Но, если вы объясните, какую информацию следует искать, я ее найду. Тем более что в этом сезоне профессор не занимался раскопками, а его участок, прекраснейший, я вам доложу, участок, разрабатывал его брат Габриэль. Конец сезона, господа, какая бы ни была работа, мне сейчас выбирать не приходится. — Он опустил голову. — Стыдно такому здоровому лбу сидеть на шее у матери.

Морби и Нарракот переглянулись.

— Отчего же профессор прекратил раскопки? Да еще и на прекраснейшем участке? — Нарракот сощурился, наблюдая за танцем чаинок в своей чашечке, но на самом деле внимательно наблюдая за реакцией чичероне.

— Я слышал, будто бы его отвлекли домашние дела. — Александр задумался. — Если бы знал, что вы заинтересуетесь этим человеком, навел бы справки.

— Вы что-нибудь слышали о том, как профессор Нортон нашел свою дочь?

— А, точно. Именно это я и слышал. Хотя, когда я в первый раз устроился к нему в бригаду, это было лет семь назад, у него не было ни жены, ни детей. Пять лет назад ситуация еще не изменилась. Полагаю, что фраза: «нашел дочь» в наших условиях может означать только одно. Уважаемый Себастьян Нортон, прельстился очарованием какой-нибудь местной красавицы и сделал ей ребенка, после чего уехал в Европу. Летом в Египте сущий ад, сезон начинается глубокой осенью. Ну вот, он уехал, а когда вернулся и навестил свою прелестницу, она предъявила ему новорожденную дочь. В его-то возрасте вдруг обрести семью, — неудивительно, что он оставил перспективный участок на брата.

А Габриэль не дурак, сантименты возле чужого ребенка разводить не стал и в результате снял все сливки. О нем во всех местных газетах писали. А вот не ушел бы Себастьян, участок его и сокровище были бы его. Судьба.

— Вы не правы. Речь едет о ребенке Себастьяна, которого он потерял, а позже нашел, о десятилетней девочке. Вы слышали что-нибудь о фонде Лилит? — Нарракот поманил разливающего напитки толстяка, и тот поставил перед ними второй кувшин с холодным чаем.

— Фонд Лилит — знаю, конечно, он выдает гранты молодым ученым. А про потерянного ребенка ничего не слышал. Когда это было? Я сейчас же зайду в библиотеку и пересмотрю все подшивки. О таком должны были писать, здесь не так много новостей.

— А вы сможете найти подшивки двадцатилетней давности? — Морби, набил трубку, и мальчик-слуга поспешил принести ему огниво.

— Разумеется. — Александр пожал плечами. — Что искать?

— Ищите сообщения об исчезновении Лилит Нортон. Все, что об этом писали, даже если в заметке говорится только о размере вознаграждения за информацию о нахождении девочки. — Нарракот поднялся, кинув хозяину несколько монет. — Сколько времени вам нужно, чтобы войти в курс дела?

— К завтраку должен успеть. — Молодой человек был явно сбит с толку полученным заданием. — Что еще я должен найти?

Ищите все, что может относиться к Лилит Нортон двадцать лет назад и сейчас. Встретимся завтра в гостинице, жду вас к восьми утра.

— Но в гостиницу мне не пробраться. — Александр развел руками, демонстрируя свой нищенский наряд.

— Надеюсь, вам хватит времени посетить портного, или где вы здесь покупаете одежду, дабы выглядеть как джентльмен. Этого должно хватить. — Нарракот положил перед ошеломленным Маилзом несколько купюр. — Не смущайтесь, считайте, что это начало вашей новой службы. Отдавать мне деньги не придется. Завтра в восемь мы ждем вас в гостинице на завтраке. Надеюсь, к тому времени вы постараетесь раздобыть интересующую нас информацию.

На следующее утро в холле, возле обеденного зала, Нарракота и Морби встречал непривычно коротко остриженный, сильно загорелый мужчина, в котором они не без труда признали вчерашнего знакомца. Серые брюки и летняя куртка мужчины, скроенная по образцу армейской — так называемый тренчкот, летние туфли на низком каблуке и шляпа — все явно купленное в магазине готового платья, тем не менее преобразили вчерашнего знакомого до почти полной неузнаваемости, и только яркие голубые глаза и очаровательная улыбка делали Александра Маилза немного похожим на чичероне Али.

— Я все равно не успел бы заказать костюм у портного. — Али-Александр нервно повел плечами, должно быть, досадуя на неудобную европейскую одежду.

— Что же, главное, что вас впустили в гостиницу. — Нарракот кивнул официанту на столик на теневой стороне зала у окна, и тот размашистым движением постелил белоснежную скатерть, взмахнув ею в воздухе, точно матадор плащом.

Так как Морби сделал заказ еще вчера, теперь халдеям оставалось только принести просимое, сервировав стол на три персоны.

— Если бы я знал заранее, что вы собираетесь расследовать преступление двадцатилетней давности, пожалуй, еще подумал бы, стоит ли данная игра свеч.

На стол поставили графин с водой, и Александр тут же налил себе полстакана и с блаженной улыбкой поднес его к губам, явно смакуя вкус. Другой человек мог бы пить с таким выражением лица какое-нибудь благородное вино столетней выдержки, медленно, маленькими глотками, ощущая, как великолепный напиток увлажняет язык и затем стекает по глотке, смаковал бы каждую капельку вкуса и послевкусия. Но выросший в пустыне Александр так пил обычную воду, ту самую воду, которая в этих местах ценилась дороже золота и от которой подчас зависит жизнь.

Морби и Нарракот переглянулись.

— Отчего же вам не поучаствовать в нашей затее? — с деланным удивлением осведомился Морби. — Можно подумать, в конце сезона у вас ужас сколько работы, просто не успеваете с одного заказа на другой.

— Вот поэтому и не отказываюсь. — Александр вздохнул, отодвигаясь от стола и позволяя официанту поставить перед ним его порцию.

— Я вспомнил про это похищение, когда уже распрощался с вами. А когда увидел фотографии Лилит, в памяти всплыли и подробности этого дела. — Он тяжело вздохнул. — Вы должны простить мне мою забывчивость, в тот год я лишился отчима, и мир изменился раз и навсегда. Мы с мамой тогда находились далеко отсюда. Конечно, мы читали газеты и знали об обещанном награждении, но, даже если бы я хотел поучаствовать в поиске, сами понимаете, кто бы нанял десятилетнего мальчишку. — Он помолчал. — Тогда мнения разделились: половина считала, что девочку похитили с целью продажи в богатый гарем, другие полагали, что она погибла под обломками во время взрыва. Если справедлива первая версия, она могла находиться где угодно, в любом богатом доме Египта. Мусульмане хорошо охраняют свои гаремы. Вы будете изо дня в день ходить рядом с домом, где томится пленница, а она не сможет подать вам знак. Либо ее могли переправить за границу, скажем, в Ливию или Судан. В этом случае поиски вообще невозможны.

Судя по фотографиям, девочка обещала вырасти и превратиться в весьма привлекательную особу. Там написано: светлые волосы, голубые глаза — все это в мире черноволосых и смуглых аборигенов весьма ценится.

— Неужели вы думаете, что кто-то мог опуститься до такой низости, как… — Нарракота передернуло от брезгливости.

— Вовсе необязательно, — улыбнулся Александр, — я же сказал, она только обещала сделаться красавицей, когда в руки торговца попадает маленькая девочка, он отдает ее своим женщинам, которым вменяется в обязанность воспитать малышку подобающим образом. Она должна знать язык и обладать хорошими манерами, уметь носить красивые платья, танцевать, петь, она учится следить за домом и вообще всему, что должна знать мусульманская женщина. Обычно такие девочки принимают ислам, чтобы исповедовать ту же религию, что и семья, в которой она воспитывается или ее будущий муж. Только если все было именно так, Лилит давно уже стала наложницей какого-нибудь богача и теперь у нее куча детей. Какой смысл начинать поиски, когда ее жизнь уже налажена? Даже если вы спустя двадцать лет предъявите претензии ее супругу, тот, скорее всего, скажет, что взял ее из приличной семьи и понятия не имел, что она иностранка. — Он помолчал, пережевывая кусок омлета. — Хотя вряд ли Лилит Нортон могла прожить так долго, туберкулезным обычно прописывают африканский климат, но чтобы кто-то с таким диагнозом прожил двадцать лет…