Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии - Спенсер-Черчилль Уинстон - Страница 38

Он никогда не был так воодушевлен, как в эти последние, мрачные дни. Деньги, которыми он платил жалованье солдатам, подошли к концу. Он стал выдавать векселя, подписывая их своим именем. Горожане томились под гнетом ужасающих лишений, страдали от болезней. Он приказал оркестрам играть веселую музыку и пускал в воздух ракеты. Люди говорили, что их бросили на произвол судьбы, что помощь никогда не придет, что экспедиция — это миф, ложь генерала, от которого отказалось правительство. Гордон увесил стены плакатами, рассказывающими о победах и триумфальном продвижении британской армии, нанял все лучшие дома на берегу для размещения офицеров экспедиционного корпуса. Вражеский снаряд однажды попал в его дворец. Генерал приказал высечь дату выстрела на стене. С пышностью и церемониями он награждал медалями тех, кто верно служил ему. Других, менее достойных, он расстреливал. С помощью всех этих средств и уловок он оборонял город в течение весны, лета и зимы 1884 и 1885 гг.

Все это время в Англии постепенно росло общественное недовольство. ЕСЛИ от Гордона отказались, это еще не значит, что о нем забыли. С неослабевающим интересом жители страны следили за генералом, неудача его миссии ввергла всех в состояние уныния. Разочарование скоро уступило место тревоге. Вопрос о личной безопасности знаменитого посланника был впервые поставлен лордом Рэндольфом Черчиллем на заседании палаты общин 16 марта.

«Полковник Кутлогон утверждает, что Хартум вскоре будет взят; мы знаем, что генерал Гордон окружен враждебными племенами и отрезан от Каира и Лондона; в подобных обстоятельствах палата имеет право задать Ее величеству вопрос о том, будет ли что-либо предпринято для его освобождения. Собираются ли они оставаться равнодушными к судьбе человека, который взял на себя обязательство помочь правительству выкарабкаться из того кризисного положения, в которое оно попало, бросить его на произвол судьбы и не сделать ни одного шага для его спасения?»^[29].

Правительство хранило молчание. Но вопрос, однажды поднятый, не мог так легко быть оставлен без ответа. Оппозиция становилась все сильнее. Почти каждый вечер министров приглашали в палату, чтобы узнать, собираются ли они спасти своего посланника, или готовы оставить его без помощи. Гладстоун давал уклончивые ответы. Негодование все возрастало. Даже среди сторонников правительства появились недовольные. Но премьер-министр был непреклонен и тверд как скала.

Принято считать, что поведение Гладстоуна в этом случае объясняется его слабостью. Но история заставляет нас взглянуть на это иначе. Генерал имел неуживчивый характер, но и премьер-министр был упрям. Если Гордон был резок, то Гладстоун был несравненно резче. Лишь немногие боялись ответственности меньше, чем Гладстоун. С другой стороны, воля нации являлась силой, перед которой он всегда преклонялся и которой был обязан своим политическим влиянием. Но, несмотря на растущее в стране недовольство, он оставался непреклонен и хранил молчание. Большинство людей делает то, что правильно, или то, что им кажется правильным; трудно поверить, что Гладстоун не имел оснований вовлекать страну в военные действия в центре Судана даже не для того, чтобы спасти жизнь посланника, — для этого Гордону следовало только сесть на один из своих пароходов и отправиться домой, — но чтобы отстоять свою честь. Возможно, что чувство обиды на офицера, чей упрямый характер навлек столько бед на правительство, заставляло министра поступать таким неприглядным образом.

Но, несмотря на всю свою власть и влияние, он был вынужден отступить. Правительство, не обращавшее внимания на призывы к чести, доносящиеся из-за границы, было приведено в Судан обвинениями, которые стали раздаваться дома. Лорд Хартингтон, в то время военный министр, не заслуживает тех упреков и той критики, которой справедливо подверглись его коллеги по кабинету. Он первым признал обязательство, лежавшее на правительстве и нации, и в первую очередь именно благодаря его влиянию в Судан был направлен экспедиционный корпус. Главнокомандующий и генерал-адъютант, которые хорошо знали о положении дел в Хартуме, поддержали министра. В самый последний момент Гладстоун одобрил использование военной силы, но лишь потому, что, как он считал, операция не будет крупной, — премьер-министр предполагал использование только одной бригады. Министры согласились с таким решением, и оно было оглашено. Генерал-адъютант, однако, настаивал на том, что необходимо будет задействовать большее количество войск, чем предлагало правительство, и увеличить бригаду, превратив ее в экспедиционный корпус в десять тысяч человек, отобранных из всех вооруженных сил Империи.

Но изменить решение уже было невозможно. Операция по спасению генерала Гордона началась. Командир, которому было поручено руководство операцией, проанализировал ситуацию. Перед ним стояла задача, которую можно было легко выполнить, если бы имелась возможность действовать без спешки, но которая превращалась в рискованное и сомнительное предприятие, если бы корпус незамедлительно приступил к действиям. Трезво оценивая военные трудности, командующий решил медленно и осторожно перейти в наступление, не оставляя места случайностям.

В Вади Хальфе и вдоль Нила концентрировались войска и создавались склады с оружием. Новый корпус верблюжьей кавалерии, состоящий из четырех полков, маневрировал, отрабатывая взаимодействие. Для проведения лодок через пороги прибыли из Канады проводники-лодочники. Наконец, когда все было готово, экспедиционный корпус отправился в путь. План был прост. Мощная пехотная колонна должна была подниматься вверх по реке. В том случае, если она не сможет прибыть вовремя, корпус верблюжьей кавалерии должен был прорваться через пустыню Байда из Корти в Метемму. По прибытии туда небольшой отряд должен был направиться в Хартум на пароходах Гордона, чтобы поддержать оборонявшихся до прибытия главных сил в марте или апреле 1885 г., когда можно будет снять осаду.

Колонна, двигавшаяся через пустыню, покинула Корти 30 декабря. В ней находилось не более 1100 офицеров и солдат, но это был цвет армии. Не имея связи с внешним миром, корпус по караванному маршруту направился к Метемме. Зная о возможностях махдистов, мы можем только восхищаться храбростью этих людей, пошедших на такой риск. Хотя дервиши не были ни хорошо вооружены, ни хорошо подготовлены к ведению боевых действий, как в последующие годы, они были многочисленны и практически лишены чувства страха. Тактика их действий соответствовала обстановке, они были фанатиками. Британские войска, с другой стороны, имели в своих руках оружие, которое заметно уступало тому, которое появилось у них к последующим кампаниям. Вместо мощных винтовок Ли-Метфорда с бездымным порохом, магазином и практически полным отсутствием отдачи англичане были вооружены ружьями Мартини-Генри, не обладающими ни одним из перечисленных достоинств. Вместо беспощадного «максима» они имели орудие Гарднера, то самое, которое отказало в сражении при Тамае и Абу Кли. Артиллерия также уступала той, которая сейчас повсеместно используется. Кроме того, концепции огневой дисциплины и стрелковой подготовки еще только входили в употребление, эти факторы недооценивали и не понимали. Но, несмотря ни на что, корпус верблюжьей кавалерии упорно двигался вперед и вступил в бой с врагом, для победы над которым требовалась армия в десять раз лучше вооруженная и лучше подготовленная.

3 января корпус приблизился к колодцам Гакдуль. Он прошел маршем сто миль, но там был вынужден ненадолго задержаться — необходимо было сопроводить в Гадкуль вторую колонну с припасами, а затем дождаться подкрепления, которое увеличило состав соединения до 1800 человек — как солдат, так и офицеров. За это время англичане построили два небольших форта и передовой склад; марш был возобновлен лишь 13 марта. Верблюдов для перевозки грузов не хватало. Пищи для животных было также слишком мало. К 16 марта, однако, корпус прошел еще пятьдесят миль и вплотную приблизился к колодцам Абу Кли. Здесь дальнейшее продвижение британцев было остановлено противником.