Крепость Серого Льда - Джонс Джулия - Страница 105
- Предыдущая
- 105/137
- Следующая
Отскребая котелок от нагара, она нашла глазами их обоих. Драсс по нужному делу присел за кустом у самого крутого берега, и она видела только его макушку. Клевис, на четверть лиги к северу, прохаживался дозором вдоль лесной опушки.
Здесь, среди грифельных утесов и огненных сосен западного Ганмиддиша, они провели уже несколько дней, укрываясь от бури. Эта буря доставила Эффи большое удовольствие. Гораздо лучше находиться в самой ее середине, когда у тебя над головой только древесные кроны до тонкий холст, чем в круглом доме, под защитой каменных сводов. Сначала она боялась, но в фургоне, который уже стал для нее домом, было уютно, как в пещере, и страх прошел как-то сам по себе. Там, внутри, с ней ничего случиться не может.
Одна из молний попала в дерево — оно и теперь еще дымилось. Гроза уже два дня как прошла, но земля сильно размокла, и Драсс с Клевисом не спешили отправляться в дорогу. Река после дождя бежала бурным, мутным потоком. Где-то выше по течению подмыло берег: мимо то и дело проплывали глыбы земли и вывороченные с корнем деревья. Драсс и Клевис хмурились, глядя на реку. Она, только она задерживала их в пограничных землях и не давала вернуться домой.
Обо всем этом Эффи узнала вскоре после того, как обнаружила золото. Драсс ничего не хотел ей рассказывать, но Клевис на свой медленный, рассудительный лад заметил, что раз уж она видела золото собственными глазами, то им остается либо убить ее, либо открыть ей правду. Убить ребенка он, Клевис Рид, не позволит — значит, придется ей кое-что рассказать.
Драссу этого совсем не хотелось. Некоторое время он ругался, затейливо и по-новому, а потом взял с Эффи страшную клятву: «Никогда не расскажу про золото никому, ни живому, ни мертвому, даже если меня будут пытать каленым железом, и унесу то, что знаю, с собой в могилу. Клянусь в этом жизнью Дрея и Рейны и душами своих родителей». Он даже руку ей разрезал, чтобы скрепить клятву.
Золото, как оказалось, происходило из черноградской Черной Ямы. Два года назад там начали разрабатывать заново одну из старых жил — на целую лигу под землей, в начале коридора под названием Темная Дева. Взломав кварцевую стену, рабочие стали находить вместе с серебром крупицы желтого металла. Сперва это были только чешуйки, но потом рудничный мастер приказал подорвать стену с помощью воды, и рабочие, придя туда после обвала, подумали, что попали в другой мир. Перед ними открылся целый пласт золота трехфутовой ширины.
Рудничный мастер созвал всех на совет. На руднике без ведома клана завели уже и дробилку, и печь, так что выплавлять золото не представляло труда. Все решили, что клан и об этом знать не должен. С Драссом Ганло рудничные уже имели дело: он тайно возил их серебро на юг, в городские владения. К нему и обратились с тем, чтобы он менял добытое ими золото на товары.
Два года прошло с тех пор, а пласт все еще не истощился. Все клановые рудокопы прикопили себе золотишка. Некоторые тратили его на Юге, но большинство просто держало в тайниках. Они там люди осторожные, сказал Клевис, и на душе у них явно полегчало, когда он и Драсс согласились взять у них с рук лишние слитки.
Драсс и Клевис должны вернуться туда через двенадцать дней, но не похоже, что им это удастся. Городские торговцы, бравшие у них золото в обмен на деньги и разные товары, на условленную встречу не явились. Теперь остается только ждать.
Вода в Волчьей не спадала две недели, а когда она уже собралась было войти в берега, разразилась буря. Ни одна переправа не работает, паромы вытянуты на берег. Банненский Лодочный мост (Эффи с разочарованием узнала, что это всего лишь плоты, связанные вместе и покрытые досками) уже месяц как не спускали на воду. Золотишники при всем желании не могли переправиться в клановые земли.
Все это очень беспокоило мужчин. Клевис настаивал на том, чтобы каждые несколько дней переезжать с места на место: фургон с девятью стоунами золота — лакомый кусочек для всякого злоумышленника.
Вес, названный им, произвел на Эффи сильное впечатление. В прошлом году Анвин Птаха посадила ее на свои мясные весы и объявила, что Эффи весит чуть больше четырех стоунов. Значит, золота в фургоне хватило бы на двух таких, как она. Поэтому, увидев груз целиком, она снова испытала разочарование. Всего-то навсего двадцать четыре слитка толщиной со свечку и наполовину короче. Разве из этого можно сделать двух Эффи Севранс?
В остальных корзинах была серебряная руда, скрытая в больших кусках кварца, сурьма, используемая при плавке, и свинцовые бруски. Это все больше для отвода глаз, сказал Клевис — надо же чем-то прикрыть золото.
Эффи закончила отскребать оставшийся от завтрака котелок и встала. Коленки у нее застыли от стояния на сырой земле и хрустели, как сухие ветки. Драсс, тоже покончивший со своим делом, тыкал в землю палкой и смотрел, прищурившись, то на реку, то на небо. День, по мнению Эффи, выдался хорош: дождь отмыл траву и папоротники, по небу плыли высокие, не сулящие дождя облака. Утки шумно возились в кустах, но только скоморохи отважились войти в воду.
Драсс как будто принял какое-то решение и зашагал к фургону. На ходу он по-особому свистнул, подзывая к себе Клевиса.
Быстро собрав посуду и подстилку, Эффи потащила все к повозке. Гасить ей костер или нет? Едут они или остаются?
Драсс ничего ей не сказал — поди разбери, что он там надумал.
— Лошадей покормила? — только и осведомился он. Она кивнула. Никто не сможет сказать, что Эффи Севранс пренебрегает своими обязанностями.
— А царапина у Дударя на копыте?
— Я ее промыла. — Еще одно разочарование: их парных лошадок, как оказалось, звали не Вор и Разбойник, а просто Плясун и Дударь.
Драсс, так и не сумев уличить Эффи в лентяйстве, надулся. Со своими редкими, прилипшими к голове волосенками он напоминал Эффи толстого капризного младенца. Кожа у него гладкая, щеки румяные — если б не остро глядящие зеленые глаза, он мог бы показаться весельчаком.
— Ничего не видать? — спросил он идущего к ним Клевиса. Тот покачал головой. Его длинный, узкий орлийский плащ каким-то неведомым образом перенимал цвет неба и окружающей местности. Сегодня он сделался сизым, как голубиные перышки. А там, в Черном Граде, увидев его впервые, Эффи могла бы поклясться, что плащ белый.
— Едем, что ли? — сказал Клевис.
— Так ведь грязища. Дождь смыл весь снег без остатка.
— Мы пробыли тут четыре дня. Чересчур долго, к тому же у нас костер горел.
Драсс неохотно кивнул — в вопросах безопасности он всегда полагался на орлийца.
— Ладно, попробуем. Поглядим, какая дорога.
Эффи, слушая разговор мужчин, зачем-то взялась за амулет. Кусочек гранита у нее на груди шевельнулся. Он не то чтобы предостерегал — скорее соглашался с Клевисом. Надо отправляться в дорогу, да поживей. Эффи быстро взглянула на огненные сосны вдоль опушки леса и напомнила себе, что человек намного опытнее ее уже побывал там и не нашел ничего подозрительного. Она тоже ничего такого не заметила и стала думать о другом. Раз они едут, костер надо гасить.
Все трое работали дружно, готовя повозку и запрягая лошадей. Эффи покончила со своими делами, и у нее выдалось несколько свободных минут, пока Драсс закреплял груз, а Клевис раскладывал отсыревшие стрелы для просушки в фургоне. Не отходя далеко, она закидала грязью горячую золу и лошадиные яблоки — просто так, на всякий случай.
Когда повозка наконец тронулась, все утки всполошились и поднялись в воздух. Вот верный знак того, что они пробыли здесь слишком долго: утки привыкли, что повозка стоит на месте, как камень или дерево, и перепугались, когда она вдруг зашевелилась.
По грязной дороге ехалось трудно. Фургон дергался вперед, оседал и снова трогался, когда Драсс щелкал кнутом.
Клевис сел к Драссу на козлы, положив свой лук на колени им обоим. Эффи видела, что его беспокоят стрелы. В дождливую погоду они отсыревают, как их ни укрывай, и просушивать их надо осторожно. Клевис говорил, что даже сырая стрела лучше той, которая покоробилась от сильного жара. Сырая стрела теряет силу, а покривившаяся — меткость, вот и выбирай тут. Лук — иное дело, объяснил Клевис, поскольку хорошо навощен и отлакирован.
- Предыдущая
- 105/137
- Следующая
