Крепость Серого Льда - Джонс Джулия - Страница 17
- Предыдущая
- 17/137
- Следующая
Эффи прошла к одному из верстаков и высыпала пригоршню гвоздей из медной чашки. Пока они сыпались, ей послышался какой-то шорох в Сухом Рукаве, но когда она оглянулась посмотреть, все стало тихо. Наверно, балка скрипнула, подумала Эффи, но все-таки стала двигаться чуть быстрее.
Сразу видно, в каких мешках хранится уголь: поддон, на котором они стоят, весь оброс сажей. Собравшись взрезать один из них своим ножом, Эффи заметила на мешке марку угольщика — дерево над костром. Мешок лопнул, и уголь струйкой потек на пол. Эффи подставила под прореху свою чашку, восхищаясь цветом угля — такой настоящей, густой черноты нигде больше не увидишь. Если уж это не зачернит зубы молотобойца, то останется только собрать в пузырек ночное небо.
Эффи наполнила чашку до половины, предоставив углю сыпаться дальше, до уровня дыры. Амулет шевельнулся у нее на груди, но она слишком волновалась, чтобы это заметить. Может, прямо сейчас и попробовать? Нужно ли для железного сока железо, или он просто так называется? Чтобы уголь как следует въелся в зубы, скорее всего понадобится кислота, но можно пока попробовать и без нее. Вдруг это спасет чьи-то десны. «Попробую на ком-нибудь из собак», — решила Эффи, загораясь все больше и больше. Старый Царап возражать не будет. У него зубы желтые и все поломанные — может, черные ему даже больше понравятся.
Усмехаясь при мысли о собаке с черными зубами, Эффи отложила нож, откупорила отцовскую фляжку и влила в чашку половину ее содержимого. Присев на корточки у мешков с углем, она размешивала свое снадобье найденной на полу щепкой. Батюшкина настойка сразу потемнела, и над чашкой вместо пара поднялось что-то вроде тумана. Орудуя щепкой, Эффи видела в своем воображении ряды конных черноградцев с позванивающими на ветру цепями от молотов и оскаленными, черными как ночь зубами. Среди них был и Дрей. Может быть, если она приготовит достаточно крепкий железный сок, брату даже драться не придется: один его вид обратит бладдийцев с их топорами в бегство.
Мужчины появились невесть откуда. Чей-то выкрик заставил Эффи поднять голову, свинцовая дверь хлопнула о стену, и в кузницу ворвались кланники. Они окружили Эффи, тяжело дыша, поблескивая обнаженными клинками. Эффи однажды видела, как охотники окружают раненого вепря, чтобы добить его; наверно, они тогда испытывали то же самое, что и теперь — возбуждение, от которого щеки втягиваются внутрь и губы становятся мокрыми. И страх подойти к добыче слишком близко.
— Поднимайся, ведьма.
Эффи узнала в говорившем Станнера Хока, брата Вилла и дядю Брона, убитых около дома Даффа. Станнер, высокий и бледный, как его брат, невзлюбил всех Севрансов разом. В Эффи что-то отвердело под его взглядом. Райф сражался, чтобы спасти Вилла и Брона, но эту правду переврали, извратили, и теперь все помнят только о том, что Райф у Даффа высказывался против своего клана.
Эффи вскинула подбородок. Он трус, этот человек. Они все трусы. Две дюжины мужчин против маленькой девочки! Они не осмелились даже схватить ее днем и на открытом месте — подкараулили здесь, в темноте, словно вороватые хорьки.
Среди них нет ни одного молотобойца — ни один воин с молотом не поднял бы на нее руку. Здесь собрались прихвостни Мейса. Старый Турби Флап с мечом таким тяжелым, что от пола оторвать его не может. Поджарый смуглый Кро Баннеринг в жесткой коже и лебединых перьях клана Харкнесс, который называют полукланом, — его длинные татуированные пальцы лежат на клинке. Мечники Арлан Перч и Ихор Ро с привычной сноровкой зашли ей за спину. Многие из них уже в годах: всю войну они сидят в круглом доме и жаждут крови, все равно чьей.
И скарпийцы. Урия Скарп, Ракер Фокс и другие, которых она не знает. Тощие, в черной коже, отделанной ласочьим мехом, они смотрят на нее так, будто им есть чего бояться. «Они правда думают, что я ведьма», — мелькнуло в голове у Эффи, и еще: они хорошо подготовились. Не сказав ничего ни Шенкам, ни молотобойцам — никому из тех, кто дружен с Дреем.
— Встань. — Голос Станнера обдавал холодом, и Эффи впервые подумалось, что он, может быть, хочет не просто взять ее в плен. Он сделал знак Кро Баннерингу, и лучник захватил из поленницы охапку дров. — Я сказал, встань, ведьма. — Станнер пнул ногой чан, и соленая вода плеснула в лицо Эффи.
Спокойствие начинало изменять ей. Амулет дергался, и остроглазый Урия Скарп пристально смотрел на ворот ее платья. Эффи взглянула вниз. Кремневый нож лежал на полу, всего в трех шагах от нее. Боясь, как бы Урия Скарп его не заметил, она отвела глаза, поставила плошку с железным соком и медленно поднялась.
Кро Баннеринг свалил дрова у печи и надел толстые кожаные рукавицы плавильщика. Двумя руками он открыл чугунную дверцу. Печь сразу всосала в себя воздух, и в кузницу хлынул жар. Кро стал загружать ее дровами, выбирая самые сухие и увесистые поленья.
Остальные переминались с ноги на ногу — то ли от неловкости, то ли от волнения.
— Поработай мехами, Кро, — сказал один из скарпийцев. Глаза Станнера Хока стали рыжими от разгорающегося огня.
— Ты обвиняешься в колдовстве, Эффи Севранс. Покайся, и мой клинок подарит тебе быструю смерть.
— Это будет милосердно, малютка, — прошептал кто-то у нее за спиной.
Двадцать четыре пары глаз смотрели на нее. Турби Флап, опершись на свой тяжеленный меч, вытер слюнявый рот. Эффи оглядывала всех поочередно: черноградцев, скарпийцев и тех, кого не знала. Ее трясло, и она ничего не могла вымолвить, только смотрела в глаза каждому — чем еще ей было доказать свою невиновность? У двух или трех хватило совести отвести взгляд. Арлен Перч пристально разглядывал эфес своего меча.
— Говори же, ведьма. — Станнер обращался не столько к ней, сколько к публике — он расхаживал по кругу, повернувшись к Эффи спиной. — Я хочу услышать твои слова, прежде чем отправлю тебя в огонь.
Эффи слышала, как кипит и пузырится грязь в канавке вокруг печи. Как ни странно, ей вспомнились при этом собаки. Они издают такие же звуки, когда приносишь им зелень вместо мяса. Мысли о собаках помогли ей, и Эффи внезапно обрела голос.
— Станнер Хок, мой батюшка рассказывал, как ты смошенничал на охоте, подменил его копье своим и сказал, что медведицу убил ты, а не он. Батюшка никогда не лгал, и я не стану. Никакая я не ведьма. Собаки спасли меня из любви и верности, а не из-за колдовства. Они сделали бы то же самое для своего хозяина Орвина Шенка, а псы Мейса защищали бы Мейса.
Несколько человек утвердительно промычали что-то. Многие в клане держали собак и гордились свирепостью и преданностью своих свор.
Лицо Станнера утратило те немногие краски, которыми обладало. В глазах загорелся гнев, и Эффи поняла, что совершила ошибку, затронув его честь. Теперь он уж точно ее сожжет.
Он подошел к ней тремя быстрыми шагами и приставил меч к ее нижней губе.
— Открой рот, ведьма. Покажи язык, который лжет с такой легкостью. Говорят, ведьмы могут заставить меч выпасть из руки человека, но я никогда не чаял увидеть такое своими глазами. — Он окинул взглядом остальных, и они, все до одного, вскинули мечи вверх: нас, мол, никакая ведьма хитрыми речами не одурачит.
— Твой отец был хороший человек, Эффи Севранс, — крикнул Турби Флап. — Ты оказываешь ему плохую услугу, прикрываясь его именем. Какой мужчина не спорил с другим насчет добычи? Женщинам об этом и знать не положено — пусть себе занимаются своими силками.
«Верно! Верно!» — закричали кланники. Старый, трясущийся Турби торжествовал. Еще бы: оскорбив Эффи и ее отца, он разжег в мужчинах праведный гнев.
Мейс Черный Град сделал правильный выбор.
Эффи понимала, почему он не пришел сюда сам. Его руки должны оставаться чистыми. Когда Дрей придет к нему, а Дрей придет непременно, Мейс скажет: «Я остановил бы их, Дрей, будь я там. Но я нес бдение у Большого Очага и понятия не имел, что замышляют эти люди».
Меч Станнера поранил губу Эффи, и по подбородку стекала струйка крови. Это произвело перемену в кузнице. Мужчины шумно дышали и перехватывали вспотевшими ладонями рукояти своих клинков. Пролилась кровь — теперь о милосердии не могло быть и речи.
- Предыдущая
- 17/137
- Следующая
