Крепость Серого Льда - Джонс Джулия - Страница 25

• Предыдущая
• 25/137
• Следующая

Брим раньше надеялся, что и у него будет такой меч: его отец, Мабб Кормак, был мечником и после смерти оставил два водных клинка обоим своим сыновьям. Робби в ту пору было шестнадцать, Бриму шесть, и он думал, что Робби, забравший оба меча себе, отдаст один ему, когда он, Брим, подрастет. Теперь Бриму пятнадцать, но о мече нет и помину.

— Эй, бабка, поосторожней! Клянусь, ты обращаешься со мной хуже, чем со своим мулом! — Робби Дхун сидел на походном табурете у единственной в лагере палатки, положив ноги в сапогах на пивной бочонок, а старушка трудилась над его лицом, орудуя толстой, как гвоздь, иглой.

Когда Брим подошел, она как раз опустила иглу в висящую у нее на поясе фляжку, обваливая свой инструмент в голубом порошке. Затем снова поднесла иглу к глазу Робби и проткнула кожу между веком и бровью. Потекла кровь, но Робби, на которого смотрели несколько его воинов, подмигнул, притворяясь, что ему вовсе не больно. Бабушка погрузила иглу глубоко, вводя порошок под кожу — теперь эта метка останется при Робби до самой смерти.

Ни один дхунит, не имеющий на лице такой татуировки, не может считаться воином. На эту роспись уходят годы, а то и десятилетия, поскольку больше двух-трех штрихов вытерпеть никто не в состоянии. Однако брат Брима, которому вздумалось заняться этим посреди военного лагеря, сидит как ни в чем не бывало, точно его бреют, а не татуируют. Брим передернулся. Сам он получил свою первую воинскую метину в середине зимы и полночи маялся от боли.

— Вот что, Брим, — сказал Робби, наконец заметив его, — поди-ка осмотри копыта Верного. Мне сдается, у него в подкове камень застрял. Ты ведь знаешь, он никому не дается, кроме тебя и Флока.

Брим скрыл свое разочарование, сказав себе: нечего кукситься, у Робби и без того забот хватает. Он кивнул и собрался уйти, но Робби добавил, окинув его взглядом своих ярких голубовато-серых глаз:

— А еще замотай уздечку своего мерина, чтобы не звенела. Ночью поедешь со мной.

Удаляя камешек из копыта Верного, Брим с трудом сдерживал волнение. Уже стемнело, и над лесом взошла половинка луны. Все кругом пристегивали оружие, готовясь к бою. У сокланников Брима свирепый вид: все они рослые, белокожие, с желтыми бородами. Довольно одного взгляда на свои руки, чтобы вспомнить о своем несходстве с другими дхунитами. Руки у Брима маленькие и смуглые, как и все остальное: такими топор не поднимешь. Зато Брим умеет обращаться с лошадьми и прочей живностью, да и верхом, как многие говорят, ездит неплохо.

И глаза у него острые. Вот и теперь, в темноте, он видит то, чего не видят другие. Бабушка присела по нужде за кустом — Бриму заметно, как поблескивают ее белки. А поляной, выбранной Робби для лагеря, пользовались несчетное количество раз и даже строились на ней. Брим, несмотря на снег, разглядел земляной вал, слишком ровный и узкий для естественного: под ним определенно скрыт фундамент какого-то здания. Деревья тоже говорят о многом. Ветки с них на высоте человеческого роста обрублены на дрова, на коре белого дуба отпечаталось конское копыто, на бересте остались следы от стрел — какой-то лучник упражнялся, стреляя в цель.

Иногда Бриму хотелось бы видеть поменьше. Видеть — значит думать. У тебя сразу появляются вопросы. Брат сейчас ушел в свою палатку и полагает, что в темноте никому не видно, что он там делает, но это не так — Бриму, во всяком разе, видно. Робби разговаривает с воительницей Торой Лам — он смеется, судя по наклону его головы, и его рука лежит у нее на бедре. Брим поспешно отвернулся.

Робби вскоре вышел и двинулся в обход по лагерю. Люди, собираясь кучками, смотрели ему вслед и взвешивали в руках оружие. Робби называл каждого по имени, пожимал руки, выслушивал советы от ветеранов и ободрял зеленых новиков. По мере его продвижения настроение в лагере менялось, делаясь собранным и приподнятым — Брим видел это по лицам бойцов.

Робби Дхун дал им дело, ради которого стоит жить.

— Ну что, Брим, — спросил Робби, дойдя до него, — готов к своему первому набегу?

Брим кивнул. С чего Робби помнить, что это не первый его набег, что он уже побывал в одном два месяца назад, когда Дуглас Огер напал на иль-глэйвский купеческий обоз, шедший по Озерной дороге, и захватил того самого коня, на котором ездит теперь Гай Морлок? Брим невольно поднял руку к лицу. Свою первую татуировку он заслужил в ту же ночь, хотя, сказать по правде, почти ничего не делал — только отвязывал лошадей да напугал маленькую девочку, которая спряталась в большом сундуке.

Веря, что уж сегодня-то он не оплошает, Брим собрался что-то сказать, но Робби уже прошел мимо.

Брим подождал немного и пошел к своему коню.

Обматывая войлоком железные части уздечки, он наблюдал, как Робби со своими доверенными друзьями держит военный совет у палатки. Брим не знал, что задумал его брат этой ночью. Поначалу он предполагал, что они, как всегда, будут угонять скот или нападать на путников. Но в здешних местах это было бы слишком рискованно. Сейчас они находятся в самом сердце Бладда, враждебной земли, которой ни один дхунит не знает. Безумие, казалось бы, соваться в самое логово врага, но решения Робби никто не оспаривал, и когда они уезжали из Молочного Камня, человек сто готовы были пойти вместе с ними. Робби, заметно растроганный, все же отказал им. «Я ничего крупного не замышляю, — сказал он, — и не хочу без нужды ставить людей под удар».

Сейчас Брим размышлял над этими словами брата. Можно ли считать совпадением, что всего неделю назад Скиннер Дхун принудил кланового ведуна объявить Робби и его соратников изменниками клану? Все в Молочном ожидали от Робби, что он предпримет какой-то ответный шаг — возможно, нападет на Старый Круг у дома Гнаша, где помещается Скиннер со своими сторонниками. Но Робби отмалчивался и говорил только одно: «Сначала я должен вернуть Дхуну его сердце».

— Возьми-ка, мальчик, намажь себе лицо. — Бабушка, большая, с внушительной грудью, сунула в руку Брима кулечек с сажей. — И белые места лошадям тоже замажь.

Брим послушно втер черный порошок в белые храпы и чулки четырех вьючных лошадей. Бабушка, удостоверившись, что мальчишку с конями при луне никто не разглядит, перешла к следующему. Странно видеть, как слушаются ее воины. В обсуждение военных дел она никогда не вмешивается, хотя битв у нее на счету больше, чем у многих мужчин, но дхуниты думают, что она приносит счастье. Она первая из старейшин клана провозгласила себя сторонницей Робби и его дела. Брим находил, что пахнет от нее как-то не так, но держал свое мнение при себе.

— Брим! — К нему направлялся Джесс Блэйн, его ровесник, но выше, сильнее и светлее Брима. Джесс побывал уже в нескольких сражениях, о чем свидетельствовали длинные завитки татуировки на его левой щеке. — Мы скоро разделимся. Я еду на восток с Яго Сэйком. — Джесс достал меч и рассек им пару раз воздух. — Мы подожжем священную рощу, где зарыт Траго Полу-Бладд и прочие вожди этих варваров. Робби думает, что ее стерегут днем и ночью. Вообрази только! Ни памятников, ничего такого, просто деревья.

Брим решил, что Джесс относится к священной роще чересчур легкомысленно. Всякая земля, где лежат вожди, священна, и нельзя винить чужой клан, если он не способен создать чего-то столь же величественного, как Усыпальница Дхунов. Такое мало кому удавалось. Но, как бы там ни было, Брим думал уже о другом.

— Далеко ли от этой рощи до круглого дома Бладда?

— Около лиги, наверно, — пожал плечами Джесс.

Значит, они увидят пожар — а Робби того и надо.

— Сколько у вас в отряде человек?

— Больше двадцати. Мы должны все проделать быстро. Гвоздь говорит, мы перебьем часовых, обольем деревья нефтью, подожжем — и назад.

Теперь понятно, зачем они везут с собой столько бочек с нефтью. Брим помолчал, соображая.

— Кто еще с вами едет?

Джесс, отрабатывая удары сверху вниз, небрежно перечислил имена присяжных воинов.

— Гвоздь, само собой, потом Ранальд Вей, Дидди До, Мангус Угорь, Гай Морлок...

• Предыдущая
• 25/137
• Следующая