Крепость Серого Льда - Джонс Джулия - Страница 57

• Предыдущая
• 57/137
• Следующая

— Можешь посчитать, если хозяин тебе так наказывал, Могер, — молвил Робби, вытянув ноги под столом. — Только смотри не ошибись, потому что здесь у нас меньше половины.

Робби лгал, но делал это умело. Странно, что Брим не замечал до сих пор, как ловко его брат умеет обманывать.

Могер побагровел, и человек по имени Берольд сказал, чтобы прикрыть его замешательство:

— Мы привезли тебе послание от Скиннера. Хочешь выслушать его сейчас или предпочтешь остаться с нами наедине?

Робби принял вызов, не дрогнув.

— Мне нечего скрывать от моих соратников. Говори так, чтобы слышали все.

— Мы условились, что говорить будет мой брат, — взглянув на Могера, сказал Берольд.

Брим только теперь заметил, как они похожи, и слова «мой брат» непонятно почему кольнули его.

Могер протянул свой рог, чтобы его наполнили заново, и лишь тогда заговорил:

— Во-первых, Скиннер требует, чтобы ты больше не называл его дядей. Он изучил твою родословную и убедился, что ты не доводишься ему племянником ни по крови, ни по свойству. Стало быть, все твои притязания на родство с ним фальшивы.

Люди в башне, услышав, как оскорбляют их вождя, заволновались. Топорщик Дуглас Огер стал позади Робби, ощерив свои поломанные зубы. По силе и могучему сложению ему не было равных даже среди других топорщиков, и приезжие, когда он подошел к столу, обменялись настороженными взглядами. Дуглас, видя это, потянулся к своему висящему за спиной топору.

Робби успокоил его, тронув за руку, и сказал Могеру:

— Я на тебя не в обиде — ведь слова, которые ты здесь произносишь, не твои. И то, что их произнес Скиннер, меня тоже не удивляет. Он звал меня своим племянником, пока ему было выгодно, а теперь это выгодным быть перестало. Ловко придумано — жаль, что он не проделал того же со своей женой.

Вокруг засмеялись, а Дуглас Огер хрюкнул, будто его душили. Посланцы выслушали шутку касательно своего вождя с непроницаемыми лицами, и только молодой белобровый Джорди Сарсон не сдержал усмешки.

Робби победил их, с уверенностью подумал Брим. Брат все делает правильно: он обезоружил посланцев своей учтивостью, дал понять, что он человек рассудительный, а теперь отказывается признать, что получил оскорбление. Гордость нарастала волной в душе Брима, и знакомое щемящее чувство сопутствовало ей. Как это возможно — гордиться братом и в то же время не желать ему успеха? Это неверность худшего разбора. Он должен стыдиться ее. Брим усилием воли заставил себя не думать об этом и стал еще усерднее подливать гостям эль.

— Что-нибудь еще? — спросил Робби.

— Да. — Могер беспокойно пошевелился и хлебнул эля, чтобы придать себе мужества. — Скиннер говорит, что твоя мать была шлюхой и что если бы каждый, кто имел ее, объявил себя королем, то короновать пришлось бы добрую половину клановых земель.

Голубовато-серые глаза Робби заледенели.

— Нет, — тихо сказал он схватившемуся за топор Дугласу Огеру. Яго Сэйк подкрадывался к посланцам сзади, почти незаметный из-за своей бледности и светлых мехов у молочно-белых стен. — Нет, — повторил Робби, обращаясь ко всем, кто был в башне. — Не нужно, чтобы наши братья вернулись в Гнаш, полагая, будто мы не способны отличить правду от лжи. Вы все здесь знали мою мать, Маргрет, и уважали ее. Не было на свете женщины более честной и доброй, и смерть свою она встретила с достоинством дхунских королев. Никакие слова обезумевшего от страха человека не смогут этого изменить. Скиннер Дхун в своем отчаянии опускается все ниже и ниже. Неужели он думает, что я, как пес, кинусь в драку по его команде? Что я буду грызться с пеной у рта, стоит ему оскорбить мою мать? Поймите меня правильно, дхуниты. Я не забуду ему этого оскорбления, но других людей в это дело втягивать не стану. Оно будет улажено между мной и Скиннером.

Вокруг закивали, и Яго Сэйк опустил свой топор. Робби опять оказался прав. Только сын способен защитить честь своей матери, как бы близко к сердцу ни приняли оскорбление его соратники. Брим старался ни на кого не смотреть. Никто здесь его не замечал после прихода послов, и сейчас он тоже не хотел привлекать к себе внимания.

Ему Маргрет Кормак, урожденная Дхун, не была матерью. Ее золотые волосы и голубые глаза вместе с королевской кровью достались ее первому и единственному сыну. Робби еще до гибели старого дхунского вождя отказался от родового имени их отца и начал называть себя Дхуном. Брим впервые услышал это новое имя, Робби Дхун, в шестилетнем возрасте, и оно показалось ему не в пример звучнее Рэба Кормака. «А можно и я буду зваться Дхуном, Рэб?» — спросил он брата на оружейном дворе, пока тот вытирал пучком сена свиную кровь со своего меча. «Нет, Брим, — ответил Робби, с прищуром оглядывая лезвие. — Отец у нас с тобой один, но матери разные. Моя была знатной дамой, ведущей свой род от Мойры Плакальщицы, а твоя — крольчатница из Гнаша».

Брим на мгновение ухватился рукой за стол. «Робби не хотел меня оскорбить, — говорил он себе. — Он просто брякнул, не подумав, ведь ему тогда было всего-то шестнадцать лет». Но теперь Бриму самому исполнилось пятнадцать, и он на месте Робби ничего подобного не сказал бы.

Могер заговорил снова, но смысл его слов дошел до Брима не сразу.

— Скиннеру надоело ждать. Он вызывает тебя на бой, и пусть мечи решат раз и навсегда, кому быть вождем.

Услышав о бое, люди заволновались. Крупных дел после нападения на Бладд больше не предпринималось, и всем не терпелось сразиться. Ничего, что у Скиннера Дхуна бойцов намного больше: успех на земле Бладда придал сторонникам Робби смелости и сделал их веру в своего вождя несокрушимой. Брим видел это и видел, что брат ни на миг не утратил своего хладнокровия.

— Братья мои и соратники, — сказал Робби все так же негромко, — я не стану встречаться со Скиннером Дхуном на поле, которое выберет он. Ему, может, и хочется столкнуть одних дхунитов с другими, а мне нет. Разве мы, глядя на наших гостей, не видим в них своих сокланников? Убить их было бы все равно что убить себя. Смерть каждого дхунита означает, что в войне с Бладдом у нас стало одним бойцом меньше. Скажите, чьей кровью хотели бы вы обагрить свои клинки — дхунской или бладдийской?

В башне воцарилась мертвая тишина. Факелы шипели и мигали от вечернего тумана, проникавшего в трещины. Молочная протекала менее чем в тридцати футах от южной стены, и слышно было, как на реке потрескивает лед. Дуглас Огер поднес к губам медный рог с долей священного камня, другие последовали его примеру. Яго Сэйк, склонив голову, стал перечислять Каменных Богов. Робби присоединился к нему, и после имени третьего бога весь чертог уже повторял, как один человек:

— Ион, Лосе, Утред, Обан, Ларранид, Мальвег, Бегатмус. — На глаза воинов наворачивались слезы: Робби сумел напомнить им, что Дхун был вторым и нежно любимым сыном богов.

Посланцы произносили молитву наряду с остальными, и Брим спрашивал себя, многие ли из них вернутся к Скиннеру в Гнаш. Джорди Сарсон уж точно не вернется: вон как он впился глазами в Робби, и в глазах этих светится обожание. Большерукий копейщик Рой Кокс по прозвищу Столб тоже колеблется: он обводит взглядом башню, будто собрался здесь поселиться.

Могер и Берольд тоже вели себя неспокойно, но Брим не думал, что они захотят перейти на другую сторону. Оба они люди чести, и учтивость Робби, равно как и его выспренние слова, вызывает у них подозрение.

Могер первым нарушил молчание, спросив:

— Не хочешь ли и ты передать что-нибудь моему вождю?

Робби задумчиво взялся за свою косу. Он, наверно, прекрасно понимает, как он хорош в это мгновение со своей играющей мускулами рукой и длинными красивыми пальцами, не испорченными боевым топором.

— Мне нечего передать Скиннеру. Человек, натравливающий одного кланника на другого, недостоин моего уважения. Но с его сторонниками я готов говорить и хочу сказать им вот что: мы встретим их здесь, как братьев, забыв все, что было сделано или сказано в прошлом. Присоединяйтесь ко мне, и мы отвоюем назад нашу дхунскую землю.

• Предыдущая
• 57/137
• Следующая