Ученик пекаря - Джонс Джулия - Страница 30
- Предыдущая
- 30/118
- Следующая
Прикинув, в какой стороне небо кажется светлее, Мелли направилась туда, жуя на ходу сухарик. Пожитки она упаковала в сверток с помощью второго одеяла. Шагая, она придумывала, как назвать коня. Романтические имена, вроде Золотой Стрелы, или боевые, вроде Воителя, ему явно не годились. Тут требовалось что-то попроще. Гнедок, к примеру, но простецкие клички Мелли не нравились.
— Боюсь, тебе так и суждено остаться безымянным, — сказала она, потрепав коня по спине. Одно ей ясно: без седла она больше верхом не сядет. Вчерашний опыт сказался самым печальным образом на внутренней стороне ее ляжек.
Мысли Мелли обратились к ее пропавшему спутнику, Джеку. Она надеялась, что он не попался в руки ее преследователей. Пускай он бросил ее, она не держала на него зла. Ей даже хотелось, чтобы он опять оказался рядом — не очень-то уютно путешествовать одной с одним лишь рыбацким ножом в качестве защиты. За каких-нибудь два дня ее уже обокрали и чуть не изнасиловали. Что же дальше будет? Беды, как известно, любят ходить втроем.
Дождь начался, и Мелли старалась вести лошадь там, где ветви были погуще. Она напевала песенку, чтобы поддержать в себе бодрость духа, и отгоняла от себя мысли о будущем.
Тавалиск наслаждался одним из самых любимых своих блюд: сырыми устрицами. В Рорне настал устричный сезон, и они продавались всюду в изобилии. Но рорнские устрицы Тавалиск есть бы не стал: ему каждый день доставляли свежие из холодных вод Тулея. Расходы его не волновали: они шли за счет церкви. Может же архиепископ получать некоторое удовольствие от жизни.
Он вскрыл очередную раковину опытной рукой и спрыснул уксусом молочно-белую мякоть, с удовлетворением отметив ее легкий трепет — признак здоровой живой устрицы. Потом поднес половинку раковины ко рту и с наслаждением втянул устрицу в рот, стараясь не пронзить ее зубами. Устрицы он любил проглатывать живыми целиком. Стук в дверь вызвал его неудовольствие. И почему этот болван Гамил всегда приходит во время еды?
— Что там еще? — скучающе-снисходительным тоном спросил он.
— Я подумал, что вам интересно будет узнать, что замышляет наш друг рыцарь. — Тавалиск, не обращая на секретаря особого внимания, вскрыл следующую раковину и сразу увидел, что устрица нехорошая: она отливала серым.
— Не хочешь ли устрицу, Гамил? — Тавалиск протянул раковину секретарю. Тот порядком растерялся: архиепископ никогда его ничем не угощал, — но поневоле принял моллюска и тут же проглотил его с неприятным хлюпающим звуком. — Восхитительно, правда? — благосклонно улыбнулся епископ. — Знаешь, мне привозят их из Тулея. — Гамил кивнул в знак того, что знает. — Так что там с рыцарем? — Тавалиск открыл следующую устрицу.
— Ваше преосвященство, вчера он побывал на улице Фронг и купил в «Винограднике» кинжал.
— Прекрасно, Гамил. Он не показывает свои кольца?
— Нет, скрывает их под плащом.
— Правильно делает — в Рорне не любят вальдисских рыцарей. — Тавалиск позволил себе чуть-чуть улыбнуться, едва приоткрыв зубы. — Об этом я, кажется, позаботился. Впрочем, ненависть народа сейчас почти не нуждается в подогреве. Рыцари выставляют себя фанатичными поборниками веры, но сами более пекутся о коммерческой выгоде, нежели о душах паствы.
Тавалиск наполнил чашу прозрачной густой жидкостью.
— Что-нибудь еще?
— Да. Рыцарь спрашивал о Ларне.
Тавалиск, поднесший было чашу к губам, быстро поставил ее на место.
— О Ларне? Зачем ему Ларн?
— Не могу сказать, ваше преосвященство.
— Если я верно помню, этот старый дурак Бевлин Ларна не любит. Пытался даже положить конец тому, что там происходит. И потерпел, конечно, плачевную неудачу. Ларн не то место где станут терпеть чье-либо вмешательство. — Тавалиск помолчал, вертя в руках чашу. — Рыцарь, возможно, нужен Бевлину для второй попытки. Мудрецу следовало бы держаться своих книг и пророчеств — слишком он стар для подвигов во имя человечества. Можешь идти, Гамил. У меня пропал аппетит из-за твоих разговоров о Ларне.
Гамил послушно удалился, а Тавалиск, чуть только за секретарем закрылась дверь, вернулся к устрицам, жадно высматривая самую крупную.
Таул снова вышел в город. Вчера, вернувшись к Меган, он спросил ее о ларнских оракулах, но она никогда не слышала про них. Сегодня он поставил перед собой две цели: во-первых, пройти несколько лиг ради укрепления мускулов, а во-вторых, найти кого-нибудь, кто бы мог рассказать ему о Ларне.
Народ еще толпился на улицах, но куда в меньшем, чем вчера, количестве. Лица у гуляющих были бледные, изнуренные пьянством и прочими излишествами.
Таул чувствовал себя намного лучше. Руки почти перестали болеть, а ноги окрепли. Рыцарская выучка наделила его способностью восстанавливать силы. Эту способность он не утратил и теперь, пять лет спустя. Он умел вызывать приток крови в мускулы и артерии ради оздоровления тканей и повышения готовности тела к действию. Этот прием, который рекомендовалось использовать перед боем, теперь помогал ему вернуть былую мощь измученному телу.
Годы учения казались Таулу бесконечно далекими. Он не узнавал себя в том, полном возвышенных порывов, мальчишке, что явился когда-то к воротам Вальдиса. Тогда у него была надежда, были мечты, и трепет сбывшихся желаний пронизывал его.
В первый год предпочтение отдавалось физическим упражнениям. Новички проходили через множество испытаний, закаляющих их выносливость. Таула послали в горы Большого Хребта с одним лишь ножом у пояса. Ему повезло: многие до него попали в снежную бурю и не вернулись. Два месяца потратил он, чтобы добраться до горной святыни. Он и посейчас помнил страшный холод, смерзшиеся на голове волосы и слюну, стынущую на зубах. Святыня стояла на втором по величине пике Обитаемых Земель. Она была символом, и медитация в ее голых стенах являла собой необходимое условие для получения первого кольца.
Когда он вернулся в Вальдис, донельзя гордый своим успехом, его снова отправили в путь — на сей раз на Молочные Равнины. Гордецов в Вальдисе не терпели.
Равнины, обманчиво именуемые Молочными, располагались к югу от Лейсса. Сложенные из белого пористого камня, они только издали казались ровными, вблизи же представляли собой путаницу балок и ям. Камень был хрупок, как старые кости: неверный шаг, проливной дождь или самый слабый подземный толчок могли привести путника к гибели. Таулу поручили отыскать рыцаря, который ранее отправился на равнины в поисках меча Борка. На голых камнях не существовало никакой жизни. Жестокие дни сменялись жестокими ночами: солнце было беспощадным, а луна — бессердечной. Почти уже обезумев от голода и жажды, Таул нашел тело рыцаря. Тот перерезал себе горло, перед смертью выцарапав на камне: «Эс нил хесрл» — «Я недостоин».
Вальдисский рыцарь стремился в жизни лишь к одному — быть достойным. Этому его учили, к этому вели его искания.
Таул вспоминал годы своего ученичества со смешанными чувствами. Первое кольцо он получил со славой. Его мастерское владение мечом поражало всех, хотя до прихода в Вальдис он ни разу не брал меча в руки. До святыни он добрался за два месяца, а не за три, как большинство других. Он принес на себе с Молочных Равнин тело мертвого рыцаря, чтобы похоронить его по обычаю в стенах Вальдиса.
Но слава не достается безнаказанно, и после первой ступени своего посвящения Таул стал ощущать легкую неприязнь со стороны других. Говорили, что он слишком молод, слишком прост и что ему покровительствуют.
Чтобы заслужить второе кольцо, ему пришлось стерпеть множество насмешек. Ученостью он не мог похвалиться, и единственной книгой, которую он прочел, была Книга Марода. Между тем, получив первое кольцо, он попал в среду людей образованных. Здесь требовалось знать классические тексты, историю, иностранные языки. Ему постоянно напоминали, что он простой мужик, вылезший из болота. Большинство рыцарей происходили из благородных семей; их изящные манеры и изысканная речь не позволяли Таулу забыть, что он к ним не принадлежит.
- Предыдущая
- 30/118
- Следующая