Взять измором или наказать сказочника (СИ) - Благосклонная Ядвига "Bambie" - Страница 1

Беда не приходит одна...

Варя

«Прости, но у нас ничего не выйдет».

Несколько слов, а так больно резали по сердцу. И нет, дело отнюдь не в человеке, а в собственной бездарности.

Никогда не верила в порчи, однако сейчас была готова идти к гадалке, ворожее и потомственной ведьме с каким-нибудь нелепым именем Изергильда. Степень отчаяния: пойду в церковь поставлю свечку, потом начну резать себе волосы и приговаривать всякую муть, дабы избавиться от порчи.

Зло пыхтя, я швырнула телефон на стол и, сложив руки на груди, немигающим взглядом уставилась перед собой.

Подруги, что до этого непрерывно галдели, вдруг смолкли. Мой мерзопакостный нрав они знали, как никто другой. Все-таки с садика вместе. Краем глаза я видела, как они переглянулись между собой и поджали губы.

— Смотрите уже, — рявкнула, зная, что они без разрешения не полезут в чужой телефон.

Ульяна, недолго думая, схватила и прочитав то, что ввело меня в бешенство, передала айфон Соне, сидящей рядом.

— Козлина он, Варь — словно прочитав мои мысли, обратилась ко мне Уля, а только что прочитавшая заклятое смс Соня фыркнула, тем самым выражая свою солидарность.

Одна Дунька сидела с безучастным лицом. Впрочем, как и всегда, эта девушка витала в облаках, читая очередной роман. Казалось, книги уже приросли к рукам девчушки. Если бы за них можно было бы выйти замуж, Дунька бы уже давно сверкала колечком на ее изящном пальчике. Эта светловолосая девчонка всегда от нас отличалась своей наивностью, которую никак нельзя было сосчитать за глупость, верой в любовь, о которой читала в своих книжках и непосредственной простой. Полагаю, поэтому мы втроем всегда стояли за эту девушку горой. Если ее кто-то обижал, то непременно наживал себе неприятности в виде трех сумасбродных желающих мести и справедливости фурий.

— Дунька! — выкрикнула Ульяша, которая настоятельно просила называть ее достопочтенную «скромную» личность не иначе, как Джулия. Чего мы, безусловно, не делали. Для нас она всегда была Улька Фролова с третьего подъезда. Блондинистая девчонка в милом платьице со звездочками и труселях в розовый горошек. К слову, Уляша начинающая модель, отсюда и нелепое прозвище на английский манер — Джулия. Ее голубые глаза устремились на Дуньку с недовольством, чем заставили ту неловко поерзать.

— Что, простите? — растерянно пробормотала она, с особой любовью заламывая страничку в книге, а затем с сожалением ее закрывая.

Ее вежливость не знала границ. Даже если девчонке грубили, она улыбалась и, пропуская мимо ушей все колкости в свой адрес, искренне интересовалась делами этого человека, а когда тот в смятении смотрел на это чудо, Дунечка добродушно улыбалась и желала хорошего дня, и отнюдь не со злыми помыслами. Своей добротой она загоняла людей в тупик. Пожалуй, поэтому на эту девушку нельзя было обижаться, это было бы кощунством.

Ульяна пальцем указала на телефон и Аида Бобрич, она же Дунька, тотчас же сообразив, что от нее требуется, схватила гаджет в руки.

— Ну дела, — пробормотала, нахмурив бровки домиком. — Может он просто погорячился? — попыталась она оправдать теперь моего бывшего недопарня.

— Ой, Дунь, не сейчас! — закатила глаза Сонька, поправляя свою дизайнерскую кофточку, недавно приобретенную в Париже.

К слову, Сонечка только оттуда вернулась, а затем помчалась к своим, как она в шутку говорила, бабонькам на встречу. Неделя осенних каникул без этой зазнайки были унылыми. У этой эффектной платиновой блондинки, которая ой как любила повторяться дурочкой, было шило в том месте, где ее спина заканчивало ее благородное название. И даже к двадцати годам не собиралось униматься.

София Павлова не жила с нами в одном доме. Она жила в частном секторе в огромном коттедже, который должно быть стоил, как все наши квартиры вместе взятые. Пожалуй, Соня-плаксена и вела себя под стать, однако с нами она снимала маску избалованной мажорки и становилась той девчушкой, которая, как и все мы, лазила по гаражам и воровала у соседей абрикосы с палисадника.

Свое прозвище блондинка получила благодаря своим истерикам еще в садике. И дня не проходило без ее нытья. К счастью, с возрастом истерики поутихли, а вот к крокодильим слезам, как к способу манипуляции, она прибегала частенько. В частности, дабы выпросить у папеньки еще немного денюшек. Однако, вопреки своей избалованности, она была нашей подругой с тех самых пор, как противный Вовка Сидоров отобрал у нас игрушки и не хотел отдавать. Тогда, эта плакса раздала все свои игрушки, а сама осталась с фигой. Точнее, осталась бы, если бы мы не начали делиться с друг дружкой. Пожалуй, тогда и отплыл наш корабль под названием «дружба» и плыл по водам «жизни» по сей день. И никакие пираты Вовки Сидоровы не были нам помехой!

— А меня папа лишил денег, — всплеснула руками импульсивная Сонька, не по доброму зыркая. — Глаголит, мол, все девка здоровая, айда замуж или работать, — тут ее глазки заблестели, и со вздохом отчаяния, она капризно выпалила. — А я… А я не хочу замуж! Сдался мне этот хрен старый…

— Да, старый хрен — это проблема, — хмыкнула в своем репертуаре Ульяна.

Эта дама могла любого парня заставить покраснеть от мочек ушей до кончиков пальцев своим, кхм, красноречием и познаниями в плотских утехах.

— Вот именно! Работать тоже не хочу! Кем? Ну, кем я буду? Я ж ничего не умею! Я же, блин, красивая! А он мне говорит такой: айда, на завод! — Соню уже было не остановить, если уж эта барышня запела про красивую, то все пиши пропало. Она красивая, а значит ничего не надо или же ей было так проще думать. — Вот и что делать-то теперь? Или замуж за этого хрыча старого, как бабушкина антресоль, или работать на завод!

— А у меня уже секса неделю не было, — включилась в игру Уля.

Мы все, и даже невинная овечка Дуня, тотчас же поняли какие обороты набирает наш разговор и куда собирается сворачивать.

— Уже все зудит блин, а этот Синичкин, ну конкретный мороз! Я уже итак к нему и эдак. То поглажу, то на коленки присяду и чувствую ж, что хочет, а как девка на сене ломается! Тьфу ты! Вот так, девоньки, а кроме него, хоть ты тресни, не хочу никого! И сам не ам и другим не дам! Жмотяра! Ух, я бы его за это… — сверкнув глазами, плотоядно облизнулась, а Дуня уже сидела с выпученными по-рыбьи глазами.

Ну никак не могла наша невинная Дунька привыкнуть к развратной не в меру Фроловой! И вот уж как пять лет с того момента, как гормоны Ульяши взыграли, Бобрович маялась стеснением и красными щечками, когда с уст подруги срывались пошлости.

— А меня назвали серой мышью, — тихо, и правда как мышка, пискнула Бобрич.

«Э-э, бабоньки! Чует моя пятая точка пора остановиться! Не на ту тропинку мы ступаем, по наклонной катимся!» — думала я, и уверена у подруг крутились подобные мысли.

Однако, мы давно были заложницами азарта. Мы все знали к чему идет дело, и нас было не остановить. Даже скромная Дунька была частью этого. Мы все дружили и были разные как огонь и вода, как лед и пламя, как луна и солнце, но этот дух здорового соперничества и любовь к шалостям, объединяла нас в одно целое. В один механизм. Игру. Игру, которую мы играли еще с раннего детства. Так, мы решали наши проблемы...

— Кто? — все втроем мы гаркнули, уже готовые растерзать этого безумного смертника.

— Герман, — поджав губы и, отвернувшись к окну, пробормотала она.

Мы все втроем смотрели на нашу девочку с сожалением. Все этому гаду неймется! Все задирает нашу Дуньку! А она… Она любила его дуреха… И вот угораздило же! Нет, чисто с эстетической стороны я понимала Бобрич.

Герман Белов был парень высшего сорта. Красив, как с картинки, умен, как Эйнштейн и сексуален, как грех!

И все бы ничего, если бы этот стервятник не открывал своего поганого рта. И дня не проходило, чтоб Белов не задел Аиду. Сперва мы яро отстаивали честь подруги, но время шло и ничего не менялось. Этот наглый тип продолжал трепать Бобрич нервы, а она продолжала его тайно любить.