Божественный сумасброд - Цо Лхундруб - Страница 10

— Что ж, давай посмотрим, сильнее ли твоё копьё неведения и иллюзий моего копья чистого и пустотного осознавания! — ответил Лама, схватил за остриё копьё, что ему угрожало, и, растянув его как резиновое, завязал узлом.

— Ты или призрак, или злой дух, или великий Мастер, — сказал испуганный предводитель. — Скажи нам, кто ты?

— Я — тот, за кого вы меня принимаете, — ответил Кюнле. — Мне это безразлично.

— Должно быть, ты великий Мастер, — сказал другой торговец. — Прости нас, если мы оскорбили тебя, приняв за духа или призрака. Вот, возьми всю эту связку копий вместо того, что ты завязал узлом!

Кюнле отдал им копьё и исчез. Говорят, что один губернатор из Кхама дал за это копьё 21 деревню.

В это время губернатор Ринпунга [Ринпунг — город-крепость к югу от Лхасы, откуда династия правителей властвовала над центральным Тибетом в XV–XVI веках] послал Друкпе Кюнле приглашение посетить Ринпунг, потому что ему хотелось посмотреть, какими способностями обладает Лама. Лама принял приглашение. У ворот крепости его встретил слуга и попросил подождать снаружи, пока он не посадит на цепь собак. Но, не обратив на него внимания, Кюнле проследовал во двор, где на него тотчас же набросились две огромные собаки, белая и чёрная, — это были тибетские доги. Он поднял свой длинный посох и, ударив им обоих псов по хребту, отделил передние части туловища от задних.

— К чему совсем белая и совсем чёрная собака! — прокомментировал он, соединяя чёрную часть с белой и наоборот. Затем он воскресил собак и, целые и невредимые, они стали носиться но двору, резвясь как щенки.

Много любопытных собралось и дивилось этому чуду.

— Чем стоять в праздном любопытстве, глазеть на мои проделки и слушать бред ненормального, повторяли бы лучше мантру Мани, — сказал он и спел песню, которая называлась "Танец Мани, призывающий ум помнить о непостоянстве":

Своим пением и танцем Лама призвал губернатора и его слуг подняться с мест и танцевать имеете с ним. В них пробудилось большое доверие, и они почувствовали глубокое отвращение к мирским привязанностям. Губернатор дал Друкпе Кюнле ключ от своей сокровищницы, настоятельно прося Ламу взять оттуда всё, что бы ему ни захотелось. Открыв дверь, Лама увидел но одну сторону слитки золота, но другую — слитки серебра и повсюду — груды украшений, отделанных драгоценными камнями. Он нарядился в золото, серебро и драгоценные камни, опоясался белым шёлковым кушаком и вышел показаться народу. Потом он снял свой пышный наряд и вернул губернатору, который, однако, продолжал настаивать, чтобы Друкпа Кюнле всё оставил себе.

— Это же не возьмёшь с собой! — сказал Лама. — Достаточно возрадоваться на мгновение. Послушай мою песню!

К концу этой песни его слушатели воспылали доверием и преданностью.

— О Господин налджорпа! Ты явно довольствуешься исключительно внутренними дарами. Но, пожалуйста, прими как подношение хотя бы этот доброкачественный ячмень.

Лама взял зерно и покинул крепость губернатора, направившись на поиски кабака в соседнюю деревню.

Мать с дочерью, содержавшие пивную, ошибочно приняли его за пьяного монаха из Конгпо и предложили ему выпивку взамен на песню.

Так он спел им эту песню: