Эскортница (СИ) - Вечная Ольга - Страница 46

Время останавливается. Мы пялимся друг другу в глаза. Я жду, что Истомин ответит в том же духе. Слова складывать в предложения он умеет получше многих. Легко уложит словесно на лопатки или... и вовсе физически влепит по лицу. Но Артём молчит. Затем слегка улыбается.

— Ладно. Нет значит нет. Тогда ты свободна. Рейс подождешь в аэропорту, полагаю, денег на вип-зал тебе хватит. Спасибо за отпуск.

— Пожалуйста.

Беру сумку и выхожу из номера.

Основной признак рационального поведения взрослого адекватного человека — ставить цель и идти к ней. Разумность цели — это уже другой вопрос. Способы достижения — регулируются совестью и Уголовным кодексом.

— Явилась! — выкрикивает Варя. Сверлит взглядом, пока закрываю калитку. — Промотала дедулину тачку и домой приползла?

Да, я поставила всё на то, чтобы попасть к Осадчему. Всё, что у меня было.

Глупо? Может быть.

Но, возможно, пока мы живы, любая, даже совершенно безумная идея или мечта имеет право на жизнь. Целься в Луну. Где бы ты ни был, что бы ни делал. Будь в ладах с совестью, старайся и целься в Луну!

— Я ненадолго, — парирую сухо. Оглядываюсь — здесь всё по-прежнему. Ничего нового не появилось. — Приехала помочь. Варя... я же подарки привезла!

— Не нужны мне твои подарки!

— Как хочешь, — пожимаю плечами. — Придется выбросить.

— М-м-м, а что там? — сменяет гнев на любопытство Варя. — Можно заглянуть? Просто посмотреть.

— Конечно! Иди уже ко мне! Там духи, сумочка и кое-что еще.

Я улыбаюсь до ушей и раскрываю объятия, в которые мгновением позже падает тринадцатилетняя тощая сестренка.

— Алина! — визжит выбежавшая на крыльцо Ася. — Алина приехала!

Я смеюсь и плачу, прижимая к себе самую младшую лапочку. Мой усердный камешек.

Из дома высыпают остальные дети: Миша, Таня, Люся, Сёма. Последним на крыльцо выходит Дима. Скрещивает руки на груди, терпеливо дожидаясь, пока я со всеми поздороваюсь, каждому уделю внимание. Подхожу к нему.

Дима соблюдает дистанцию, протягивает руку и объявляет:

— Пост сдал!

— Пост принял! — Деловито ударяю по ладони.

Мы смеемся и крепко обнимаемся.

— Скучал, систер. Хочу еды вкусной, капец просто. И опека меня заманала.

— И я очень скучала, — шепчу. — Даже не представляешь себе как.

Позади Димы хлопает дверь, я поднимаю глаза, но больше никого не вижу.

— Женька показывает характер? — спрашиваю чуть тише.

— Забей. У нее гормональная неадекватность. Кругом враги и предатели, со всеми соседями уже переругалась.

День проходит в суматохе. Несмотря на то, что я устала в пути, откуда-то берутся силы на уборку, готовку и непрерывное общение. Всем раздаю подарки. Девчонкам — одежду, духи, бижутерию. Мальчикам — кроссовки и игрушки. После чего готовлю, наконец, ужин и завожу тесто на булочки.

Ночь в аэропорту на неудобном стуле, перелет, следом по городу в пробках на общественном транспорте до вокзала. Два часа в ожидании междугороднего автобуса и еще столько же в раскаленной коробке по трассе... Неудивительно, что я вырубаюсь мертво, едва голова касается подушки. Даже не слышу, когда среди ночи приходят Ася и Сёма, наши младшие. Они еще с мамой спали и по инерции отправились на поиски. Облепляют со всех сторон, но я только рада — соскучилась. Да и легче так, в обнимку с близкими.

Дважды встаю по будильнику подбить тесто — и каждый раз плачу. Дома тихо-тихо, темно. Редкие минуты одиночества кормят уснувших за день демонов. И одного самого главного — тоску. Я безумно, просто до какой-то невыносимой боли скучаю по Артёму.

Мну тесто руками, с удовольствием, как мама учила. Толкушкой нельзя, тогда не передастся частичка души, а я же для своих готовлю. Для самых любимых. Стараюсь.

Замешиваю и плачу. Господи!

Не верится, что мы с Истоминым больше не увидимся. Как будто не осознаю этот простой и логичный факт. Отнекиваюсь от него, отказываюсь. Артём... он ведь был моим. Столько дней! Моим мужчиной. Первой любовью. Главным разочарованием. Рыдаю. Если бы не встреча с Марией, которая мне очень понравилась, я бы предала себя и согласилась. Ей-богу! Просто чтобы видеть его хотя бы иногда, спать только с ним. Заботиться о нем... Пытаться. Чтобы продлить агонию расставания.

Но нет. Выстояла, справилась. Не буду я тайной любовницей Истомина, это совершенно исключено. Моя цель — стать независимой, достойной, сильной. Как Мария, которой нечего стыдиться. Не стану я той, из-за кого она плачет. Ни за что на свете!

Артём отвалил Адель двести тысяч и вряд ли когда-то об этом забудет. У нас нет иного будущего, кроме расписанного им.

И все же тоска берет верх снова и снова. Если бы я не удалила номер — позвонила бы сто процентов. Позвонила и призналась, что люблю. Согласилась бы на любые условия. Ночью болит особенно сильно. Ночь пережить — самое сложное.

Утром вскакиваю первой, хочу к завтраку напечь булочек, но, оказывается, Дима уже проснулся. Пьет кофе на улице, курит. Я подхожу, присаживаюсь рядом на крыльце со своей чашкой.

— С чем кофе пьешь? — спрашиваю, заглядывая через плечо и собираясь утащить печенье, как делала раньше всегда.

— С тишиной.

— Ладно.

Молчим некоторое время, смотрим на дворик. Я подмечаю, где нужно доделать или прибрать. Жить в своем доме с такой большой семьей — это значит постоянно работать, с утра до ночи. Главного работника нет. Где его носит?

— К маме днем съезжу, — вновь начинаю говорить. — Соберу еды и еще что-нибудь.

— Ага.

— Я... немного денег привезла. Может, пригодятся, пока папа... — И, считывая мимику брата, добавляю: — Не отказывайся. Ты герой, Дим. Двадцать три года, и всё на тебе.

— Не хочу быть героем, хочу быть обычным, — помрачнев, качает он головой. Выдает жестче: — Откуда у тебя столько денег, Алин?

— Накопила. Я же подрабатываю официанткой.

— На телефон за сто двадцать косарей тоже накопила? — Дима поворачивается и смотрит в упор. — Ты чем в Москве занимаешься? Или правильнее сказать: в Сочи? Я проверил, в это время самолетов из столицы нет, только с юга. Прояснить ситуацию не хочешь?

— Если честно, то нет, — произношу спокойно, уверенно, в манере Артёма Истомина.

— Вот как? Ясно.

Дима встает и уходит, оставляя меня одну на крыльце. С двумя чашками кофе. И дурацким ощущением, что и здесь я не своя, и там — чужая.

Булочки пекутся, наполняя дом чудесными ароматами. К моменту пробуждения малышни я успеваю накрыть на стол и заварить травяной чай. Мы все вместе, кроме Димы и Жени, весело завтракаем. О будущем не думаю, времени не остается. Нас так много, у каждого новости — не переслушаешь! Я улыбаюсь, невольно возвращаясь в теплое детство.

Днем мы с Асей и Сёмой навещаем маму, затем я мою окна на первом этаже. Диму встречаю лишь вечером, когда тот выползает из своей комнаты, в которой работает удаленно.

Подходит ко мне, пока мою посуду. Тянет мизинец.

— Прости, нервы. Было бы удобно свалить на тебя все беды, но, увы, высокий айкью не позволяет.

— Верю, — усмехаюсь я и брызгаю в Диму водой. Брат отшатывается, улыбается. Я тоже бегло, нервно. — Но в таком тоне со мной, пожалуйста, больше не разговаривай. Мне было неприятно.

— Не буду. Волнуюсь я за тебя, вот и злюсь. Вообще, много злюсь. В отпуск бы недели на две, куда-нибудь на море, — тянет Дима, блаженно улыбаясь.

Я качаю головой, обличительно тычу в него пальцем и отшучиваюсь:

— Не возьму тебя с собой в следующий раз! Даже не надейся.

— Посмотрите, какая дерзкая! Ты хоть помнишь, когда тебя на меня скинули в первый раз? Мелкую, с соплями по колено и кашлем как у туберкулезницы. Маме пришлось срочно уехать по каким-то делам, а отец сорвался к пациенту. Тебе было два, а мне пять.

Улыбаюсь до ушей.

— Ты мне мерил температуру. Каждые полчаса звонил отец, и ты сообщал, что там на градуснике. Поил компотом.