Я сделаю это сама (СИ) - Кальк Салма - Страница 20

Сидение у окна тоже давало свои некоторые плоды – потому что из того окна была видна наша бухта, и кто спускается к ней или поднимается от неё, тоже были отлично видны. И какой корабль пришёл, а какой ушёл. Кто вернулся под вечер пустой, а кто с уловом. Я осознала, что рыболовством живут многие, но не все. А те, кто живёт, продают рыбу, или меняют её на что-то необходимое, что не растёт в огороде. Но рыбу ловить – это поблизости, или относительно поблизости. А вот отправиться далеко, на тот берег, или на юг, откуда прибыли Женевьева и прочие – отваживались не все, и корабли позволяли не всем.

Корабль Демьяна Васильчикова имел две мачты и название «Святой Иоанн», и Пелагея рассказала, что, кроме этого, купец владеет ещё тремя, на них ходят его люди. Мы пронаблюдали отплытие, и невестку Ульяну, ту самую вдову брата, которая стояла на пристани и махала платочком, а потом со вздохом и грустным лицом брела наверх. В тот самый, между прочим, ухоженный маленький домик, который я приметила, когда ходила смотреть своё недвижимое имущество.

Крупных кораблей оказалось немного, наверное, они просто сложнее в строительстве и использовании. И ещё, наверное, они все тут соберутся ближе к зиме.

Кроме наблюдения за жизнью бухты, можно было наблюдать за жизнью деревни.

Огородные работы подходили к концу – как-никак, зима не за горами. Выкопали морковку, лук, чеснок, репу, редьку. Собрали огурцы из парника. Я спросила, есть ли картошка, но Пелагея сказала – нет, не пробовали пока выращивать. Из знакомых мне огородных культур не было помидоров и перцев, а ещё кабачков и баклажанов. Не завезли ещё, наверное. Или не климат им здесь.

Морковку, редьку и прочие корнеплоды спускали в подпол, огурцы солили в бочке. С хреном, чесноком и смородиновым листом, и с укропными соцветиями – всё, как положено. Заготавливала Пелагея как на полк солдат – я сразу же вспомнила девяностые, когда без таких вот заготовок, считай, никто и не жил. Огурцы-помидоры с дачи, картошка с поля – вот и перезимуем. А тут, простите, как?

На прямой вопрос Пелагея прямо ответила – как бог даст. Повела меня в кладовую, показала кули с мукой, гречкой, пшеницей помола крупы, а не муки, и сказала, что дети привезут ещё. Хорошие дети, молодцы.

Пелагея добавила, что осенью будем свадьбу играть – Гаврила женится на Вольдемаровой дочке Софье. Сговорены давно, пора уже и дело сделать. Как снег ляжет – так и сделаем, добавила она.

Так, где-то здесь, в доме, ещё будут жить Гаврила, которого я пока в глаза не видела, да не один, а с молодой женой. И Пелагею это как будто не беспокоит совершенно. Ну-ну, поглядим.

Софью Вольдемаровну я видела, как и матушку Ирину, супругу батюшки. Матушка Ирина глядела на мир сурово, но – только если не было рядом её супруга. Если был – она смирно смотрела в пол и глаз не поднимала. Женщина статная и красивая, глаза яркие, брови тёмные, как нарисованные, и это при том, что никакой косметики они здесь не знают. Детей у них с отцом Вольдемаром народилось семеро, и дочка только одна, та самая Софья. Видимо, семья Пелагеи пользуется в деревне уважением, раз за её сына отдают ту Софью – красавицу, лицом в мать, но – какой матушка Ирина была в юности, наверное.

Меланья сказала – вот закончим с соленьями на зиму, и будут посиделки рукодельные. Будут приходить девушки и бабы, будем прясть, шить и петь песни. Я подумала – наверное, интересно посмотреть. Из меня-то никакая рукодельница, я разве что в далёкой юности что-то шила и вязала шарфы, варежки да носки. Впрочем, вдруг нужно вспоминать? Уж наверное, здешней зимой ни носки, ни варежки лишними не будут?

Впрочем, сначала нужно было вспомнить ещё об одном деле. Отец Вольдемар, будучи спрошен о списке имущества из дома, обещал поискать, и как только найдёт, мне сообщить. Пока, похоже, не нашёл. Я лениво думала, что такой список может быть ещё и у кого-нибудь из крепости, что на горе, потому что этот дом вроде бы к ним относится. И вроде бы является их представительством. Но до крепости – три часа по сырой глинистой дороге в гору, а я даже и вообразить не могла, что бы заставило меня предпринять такое путешествие. Впрочем, время от времени люди оттуда спускались в деревню – им была нужна рыба и овощи, и о чём-то они с местными договаривались.

Кто знает, вдруг выпадет случай спросить?

Случай выпал как-то неожиданно. Я притомилась сидеть у окошка, и ходила сидеть на берег. Было там каменистое местечко, вода не задерживалась, высыхало быстро, и можно было взять суконную подстилочку, какие на лавках у Пелагеи лежали, и сидеть на ней. Вот я и сидела, ловила последние тёплые деньки.

Чужой говор ворвался в мои мысли внезапно, впрочем, какой чужой? Тот самый, на котором мы с Марьюшкой шепчемся. Только тут мужчины. Ох ты ж, даже верхами. Ну да, три часа вниз лучше на конских ногах, чем на своих, хотя там местами крутенько, я смотрела.

Их был добрый десяток, и направлялись они к разгружавшейся лодке – видимо, за рыбой приехали. Ну а что – им тоже нужно питаться. Тот, что выглядел главным, к лодке не пошёл, огляделся… увидел меня. Легко спрыгнул с коня – тёмно-коричневой масти, с белой полосой на лбу, как-то такая масть, наверное, называется. И подошёл.

Ничего себе мужик – выправка на месте, разворот плеч при нём, глаза серые, волосы и ухоженная бородка – черные с проседью. Немолод, в общем. Как я, или даже постарше. И одет с претензией – хорошее сукно, вышивка, серебряные пуговицы, на плаще у горла застёжка дорогая. Оружие при нём – пистолет и нож. И смотрит на меня так, будто всё про меня знает.

И кто мне подскажет, кто же ты такой?

17. Особенности жизни на горе

17. Особенности жизни на горе

Анри оглядел главный зал крепости и остался доволен. Наконец-то чисто. С пола собрали и отмыли залежи грязи вперемешку со старой соломой, со стен соскребли копоть, стеклянные окна тоже отмыли до блеска. Было странно видеть застеклёнными узкие бойницы, но интендант Дрю сказал, что здесь зимой просто нельзя иначе. И так каменная громада выстывает мгновенно, а протопить её – та ещё задачка. И магов никогда не было столько, чтобы устроить магический обогрев.

- Это сейчас, господин генерал, нам, считай, повезло. Пять магов, целых пять! Вы, уж наверное, что-нибудь придумаете!

- А я пока придумал только вот что: ты говорил о каком-то доме в деревне. Что за дом, насколько велик?

- Достаточно велик, - кивнул Дрю. – В сравнении с домиками местных. Там жил старый граф Ренар, ну, пока жил.

- А потом что с ним сталось? – не понял Анри.

Он слышал, что граф Ренар умудрился вызвать гнев и кардинала Фету, и маркизы дю Трамбле. Оба хотели уничтожить его, но никто не хотел за это отвечать. Поэтому нашли некий компромисс: графа отправили в ссылку. И вроде бы он тут прожил лет пять, а потом отдал богу душу.

- Да местные болтали, - отмахнулся было Дрю, но под взглядом Анри продолжил. – Будто он не помер, а в громадного лиса оборотился, и был таков. И гроб его пустой, такой и похоронили. Я в тот гроб не заглядывал, потому не знаю. Но тяжесть была – какая положено, я ж был среди тех, кто тот гроб тащил. Это, ясное дело, уже потом болтали, когда снег лёг, помер-то он осенью ещё, земля не успела промёрзнуть. И вроде как вокруг того дома потом то и дело лисьи следы на снегу – а там ни кур отродясь не было, ни другой какой живности, одни коты чёрные живут и не выводятся. Вот и стали болтать – что старый хозяин за домом приглядывает. Дом-то стоит целёхонек, только грязью зарос, а в будущем месяце три года стукнет, как помер старый граф.

- Постой, а у графа же тут, с собой, наверное, какая-никакая библиотека была? Он слыл известным собирателем книг и всяческих редкостей. Куда она делась?

- Да стоит же сундук, здесь, наверху, сразу забрали. Потому что мало ли, что там. Маг – он и есть маг, и вещи его лучше разбирать тоже магу. А у нас здесь – ни одного, как назло, а местных просить – да ну их.