Чистый грех - Джонсон Сьюзен - Страница 43
- Предыдущая
- 43/99
- Следующая
— Не будь ханжой, — поспешно сказала Флора, видя что он готов вот-вот нахмуриться. — Извини меня, но я так спешила! После бала я Бог весть сколько времени снимала свои вечерние доспехи: нижние юбки, шнуровка и все прочее — рехнуться можно! Ты же сам понимаешь, без служанки это целое приключение! Поэтому у меня не хватило сил возиться с одеванием: я набросила на себя только самое необходимое…
— Он небось видел торчащие соски под тонкой тканью блузки!
Адам натянул шелк — и действительно набухшие соски выдавались вперед самым неприличным образом.
— Я не хотела дразнить его или нарушать приличия, — вздохнула Флора. Ей было так приятно это его баловство с шелком. От сосков по всему телу расходились сладостные мурашки. — К тому же ночь, света мало, никто и не заметил мою маленькую шалость…
— Возможно, возможно, — тихо бормотал Адам, продолжая расстегивать блузку. — А теперь оставайся здесь. — Он слегка надавил руками на ее голые плечи, как бы подчеркивая свой приказ. — А когда я сяду вот там, — сказал он, кивая головой в сторону окна, — иди ко мне.
Молодой человек снял руки с ее плеч, пересек комнату и опустился в кресло у окна, критически щурясь на ее фигуру.
С расстегнутой на груди блузкой Флора продолжала сидеть на краю кровати — ноги не касаются пола, руки разбросаны у бедер, а в голове сущий сумбур: она не знала, как реагировать на команды Адама. Охваченная вожделением, девушка всегда терялась, когда он становился властным: начинало тянуть в разные стороны — плоть звала к утехам, а разум закипал от сознания, что ее используют как вещь. Щеки у нее горели, во рту пересохло, во всем теле была истома давно лелеемого желания.
Даже в простенькой блузке и заурядной амазонке Флора излучала такую животную страсть, что Адам закипел ревностью — темной, беспредметной. Ее неподвижность была полна внутреннего движения, и ему чудилось, что сейчас блузка сама по себе сползет с плеч, гонимая прочь одной лишь силой хозяйкиной похоти.
Еще несколько минут назад, до ее долгожданного прихода, он готовился немедленно опрокинуть Флору и овладеть ею чуть ли не в прихожей. Теперь же он сидел и внутренне кипел от злобы по поводу ее чрезмерной, бьющей через край чувственности. Эти пламенеющие щеки, этот порочный взгляд, эта лестная для него и все же такая мерзостная готовность расстелиться под ним с раскинутыми ногами — наглая, красивая, волшебно-манящая тварь! Черт возьми, ведь, в конце концов, неприлично — возбуждаться так вот легко! А может быть, он вправе обвинять ее в том, что у него возникает какое-то торможение по отношению к ней и он становится пленником сомнений и подозрений? Нет ли в ней некоего отталкивающего избытка женственности и чувственности? Должен ли он подавлять свои животные импульсы и отчаянное желание смять ее, покорить… и в конечном счете обуздать? Плыть по течению ее страсти для него было нестерпимо, почти унизительно. Она руководит их отношениями и направляет их по своему усмотрению — это касается даже хода интимных встреч. Тогда как главный — он, и это ей должно плыть по течению его страсти! Тонкость не такая уж глупая, если вдуматься хорошенько.
Эти полубессознательные, почти не расчлененные на слова размышления в действительности заняли секунду-другую, но после месяца разлуки, при распахнутой блузке, рдеющих в свете лампы щеках две секунды — суть половина вечности.
Наконец Адам произнес с хрипотцой:
— Сюда.
Однако мощь внутреннего протеста была такова что это «сюда» прозвучало словно «к ноге!» или «пиль!».
Флора так и подхватилась с постели навстречу этой грубой команде. К ноге так к ноге! Она уже не могла прислушиваться к интонации. Она не виделась с возлюбленным больше месяца, она его хотела каждой клеточкой своего тела — и он был великолепен, истинный самец, уверенный в себе и потому подзывающий ее одним коротким словом.
И все было бы хорошо, не будь эта комната так велика — и охота же им затевать такие хоромы в Богом забытой Хелене, от которой до Вашингтона, кажется, за три года не доскакать! Флора все шла и шла к Адаму, а комната все не кончалась и не кончалась… Бальный зал в Тюильри можно было бы вдвое скорее перейти! А он все смотрит, и так угрюмо, так испытующе, так безлюбовно… И груди — ее прекрасные легкие и красиво поднятые груди — вдруг превратились в две неподъемные дыни, которые нарочито, отвратительно бухали под блузкой при каждом шаге. Собственное тело вдруг стало противно Флоре.
— Ну видно же, видно, что под блузкой у тебя голые сиськи! — мрачно сказал Адам.
— Я это не нарочно… — пролепетала Флора. Она остановилась в паре шагов перед ним и, как нашкодившая девочка, пыталась оценить глубину неудовольствия «папочки».
Похоже, Адама заклинило на Джеймсе, потому что в следующий момент он с маниакальным упрямством вернулся к этой теме:
— Джеймс, наверное, просто млел, на тебя глядя.
— Он… он не подал виду…
Она пыталась говорить нормальным голосом и вернуть Адама к реальности. Нельзя же так замыкаться на пустяке!..
Адам, казалось, не слушал ее слов. ОН медленно, не глядя на нее, снял сюртук, предварительно вынув из него четыре карты, сунутые в карман по завершении последней партии в покер. Откинув сюртук на ближайший стол, Адам откинулся в кресле и, далеко выставив правую руку с четырьмя картами, потряс ею перед Флорой, которая стояла перед ним, растерянно переминаясь с ноги на ногу.
— Ну-с, скажи-ка мне, случалось тебе раньше ставить себя на кон за карточным столом? А впрочем, зная тебя, даже глупо задавать подобный вопрос.
— Всегда удивлялась тому, что ты такой оголтелый собственник! — дрогнув ноздрями, сказала Флора. Чем больше в ней гасло желание, тем сильнее разгорался гнев.
Было бы много чести ответить ему простым и честным «нет». «Нет, мне не случалось ставить себя на кон за карточным столом». Коротко и ясно.
Но ее прошлое — это ее прошлое. Она не намерена отчитываться перед ним за каждый прошлый день и за каждый прошлый роман.
Адам в сердцах швырнул карты на стол и тяжело вздохнул.
— Что ж, мы оба это затеяли, и рыло в пушку у обоих… Извини, что я вдруг закатил сцену… — Он раздраженно передернул плечами. — Ума не приложу, отчего я реагирую на тебя с каким-то варварским ожесточением…
Тут он внезапно сверкнул белозубой улыбкой, обворожительной и зовущей. Как будто маска угрюмости слетела с его лица, и перед ней опять возник страстный, трепещущий любовник. Голова кругом шла от этих мгновенных метаморфоз!
— Ну а коль скоро ты здесь… Потешь меня — разденься передо мной.
Он удобно развалился в кресле — так, что почти лежал в нем, и смотрел на Флору чуть исподлобья. Даже сейчас, когда Адам был хмур, его темные глаза влажно блестели в слабом свете лампы и были непередаваемо прекрасны.
Она вздохнула про себя, тряхнула головой и томно улыбнулась. Ссориться не хотелось.
— Только обещай, что не будешь злиться!
— Договорились, — сказал он и снова одарил ее восхитительной, слепящей улыбкой. — Так лучше?
— В тысячу раз лучше! — отозвалась Флора весело и тоже улыбнулась, светозарно и вместе с тем вызывающе игриво. — А теперь, господин граф, все внимание на меня. Оп-ля!
Залихватским движением она сбросила одну туфлю, другую и затем принялась расстегивать остальные пуговицы блузки.
Адам рассмеялся.
— Не родился еще дурак, который отвел бы от тебя глаза в такой момент!
— Считать это комплиментом?
— А это и есть комплимент! Разве я не говорил тебе, что нахожу совершенно неотразимыми женщин с золотисто-каштановыми волосами и наклонностью изучать абсарокскую культуру?
— Это удачное совпадение, — посмеиваясь, заявила она, — потому как мне, ты нравишься как никто.
Тут девушка осеклась. До сих пор она никогда так внятно не формулировала вслух свое чувство к нему. Глупо давать ему в руки такой козырь. Он ощутит себя хозяином положения. Но Адам, как выяснилось, воспринял ее слова иначе. Он им не обрадовался, он за них не уцепился. Они его нахмурили.
- Предыдущая
- 43/99
- Следующая
