Факультет звездокрылов (СИ) - Блинова Маргарита - Страница 26

— Уррр! — высказалась Бестия, что лично я перевела как: «Хвост и когти! Что за ужасный прикид».

— Что поделать, — развела я руками. — Это форма ядожалов. Не нравится расцветка?

Дракошка подумала, еще раз оценила сине-желтую форму факультета, открыла пасть и крайне достоверно изобразила рвотный позыв.

— Что ж… исчерпывающе, — вынуждена была согласиться я и тут же опомнилась. — Погоди! Бестия, как ты здесь оказалась? Я же слышала, что госпожа Магни запретила тебе идти с нами!

Черная непоседа сделала вид, что во-о-он та сосновая ветка интересует ее сильнее, чем наша беседа. Ах, какие иголки. Ах, какая странная форма шишек. Ах, как здорово замирают капельки дождя в густой хвое.

— Бестия, неужели ты сбежала в портал с одной из групп?

Малышка угрюмо покосилась на меня и коротко кивнула. Вся ее поза говорила о том, что дракошка ждет долгих прочувственных нотаций со стороны взрослого двуногого и приготовилась огрызаться. И крайне удивилась, услышав:

— Я, считай, тоже сбежала.

— Уррр?

— Мой братец не горел желанием отпускать меня из стен академии, но как видишь я здесь. Мы обе здесь… Какие планы?

Бестия почесала под подбородком когтистым пальцем, а дальше совсем по-человечески развела лапами в стороны. Мол, план был удрать, а дальше я пока не придумала.

Очередной раскат грома перепугал драконенка. Она взвизгнула и бросилась к домику, где встала на задние лапы и вжалась спиной в бревна. Еще и морду лапами закрыла.

— Эй, трусишка! — я хохотнула при виде отважного завра, удирающего от малюсенького раската грома, и пошла к ней. — Только не говори, что одна бесстрашная драконица боится…

Я застыла на месте, таращась на стену домика.

— Бестия… Сделай, пожалуйста, шаг в сторону.

Бестия показала язык: обиделась на мою бесчувственность к ее нежным детским страхам.

— Я серьезно. Двинь попу!

Завр неохотно подчинилась. Но подозреваю, что причиной послушания был далеко не покладистый характер, а мое вытянувшееся от удивления лицо. Просто здесь, на стене Отчаянных, я увидела то, о чем не подозревали ни вожатые, ни руководство лагеря, ни тем более спасательные группы, прибывшие по тревоге.

Об этом не мог знать вообще никто из взрослых. Эта тайна всегда принадлежала галчатам!

Присев на корточки, я протянула руку и подушечками пальцев провела по насечкам. Они были свежими, чуть светлее по сравнению с остальными и говорили о главном:

Михель Соль. Трей Кесси. Ром Мыльный.

Несколько часов назад сюда пришли эти трое мальчишек. Каждый из них взял нож и нацарапал свое имя на стене Отчаянных, чтобы подтвердить готовность пройти Испытание. Никому не сказав, они взяли спасательные круги, спрятали одежду и спальные мешки в пакет и переплыли реку.

— Кто хочет стать отчаянным, тот должен пройти тропой Испытания… — прошептала я, давно забытые слова. — Три испытания выдержит смелый: испытание тишины, испытание воли, испытание острова.

— Урр? — уточнила Бестия. По крайней мере звучало, как вопрос.

— Эти трое сбежали из лагеря перед шумихой и оказались отрезанными от лагеря грозой и разбушевавшейся рекой.

— Пиу! — пискнула дракошка и в панике заметалась из стороны в сторону. — Пиу! Пиу!

Я глубоко вздохнула, пытаясь подавить нервную дрожь и возвращая холодный разум. Детей надо срочно добавить в списки пропавших пока те не замерзли или не случилось чего более ужасного!

Еще раз провела кончиками пальцев по шершавой поверхности дерева.

— Михель Соль. Трей Кесси. Ром Мыльный, — пробормотала я, не в силах вот так с ходу запомнить имена, и неожиданно вспомнила занятие по основам мнемотехники.

Как там квезалка говорила?

«Лучший способ запомнить сложную информацию — создать яркий визуальный образ и зашифровать в нем все необходимое. Если вам попалось сложное определение, то разбейте его на части и создайте понятную вам картинку».

Ладно, Юдау. Искренне надеюсь, что ваш метод рабочий, в противном случае…

Итак, первый — Михель Соль.

В голове родился образ медведя, который выглядывает из кустов с громким воплем «Хей». Медведь — Миша — Ми. Хей. Я зажмурилась и мысленно вручила медведю в лапы солонку. Ми — Хей. Соль.

Трей Кесси. С этим было в разы проще. Фамилия моей двоюродной сестры — Кесси. В голове родился образ невысокой, слегка поправившейся после родов брюнетки. Сестра катила коляску, из которой выглядывала большая буква «Т» в голубеньком чепчике.

Ну, допустим… Т. Кесси. Трей Кесси.

Ладно, остался последний!

Ром Мыльный. Воображение не придумало ничего лучшего, чем здоровенный таз мыльных пузырей. Пузыри лопались, сверкали и слегка покачивались, а еще одурительно ярко пахли арбузом. Поколебавшись секунду, я мысленно поставила в центр огромный бутыль из темно-зелёного стекла. Ну, здравствуй, ром!

— Урр?

Бестия уже не могла ждать и демонстративно рыла землю когтями.

Я вскочила на ноги, стараясь не потерять чудесные образы медведя с солонкой, сестру с новорожденной буквой «Т» и бутылку рома в центре мыльного безобразия.

Не ассоциации, а полный бред!

— Бежим! — скомандовала я и сорвалась с места.

Бедро дернуло болью, но уже через пять ударов сердца все отошло на задний план. Я больше не чувствовала холода, усталости и боли в ушибленных местах. Все вытеснило три ярких образа, в которых я зашифровала имена детей, и настойчивая необходимость рассказать кому-то о них.

Глотая мокрых воздух, я пробежала по тропинке вдоль реки. Поднялась чуть выше, чтобы не вязнуть в мокром песке спусков в воду, по диагонали пересекла футбольное поле и напрямик бросилась к вытянутому зданию столовой. Бестия скакала рядом, то вырываясь вперёд, то пропадая в ночной тени, то невысоко взлетая в небо.

Только на дорожке, ведущей к столовой, почувствовала, как колени сами собой подгибаются, а лёгкие горят и разрываются от холодного воздуха, который я жадно хватала ртом.

Бестия легко обогнала меня, боднула головой дверь и ворвалась в освещенную столовую. Через миг оттуда донесся коллективный вопль ужаса.

— Ну… Бестия!.. — ругнулась я, обхватила рукой немилосердно колющий бок, взобралась на ступеньку и ворвалась внутрь.

У детского лагеря «Галчонок» были свои места силы.

Первым таким местом галчата считали поляну, где по вечерам вожатые разводили костер, желающие садились в круг и пели песни. Вы будете удивлены, но треск поленьев, голодный писк комаров, запах дыма и общий мотив песни сближали десятилеток быстрее любых мудреных тренингов на сплочение коллектива.

А еще у галчат была столовая.

Днем это место принадлежало царству кухни, где все чинно едят и болтают. В конце смены здесь устраивали дискотеку. Но больше всего я любила это место по пятницам. Ведь только по пятницам скучная столовая становилась центром магии и внезапных перевоплощений!

Вожатые сдвигали столы, дежурные выставляли стулья и лавки кривыми рядами (кто в здравом уме будет требовать от десятилетки геометрической точности?). Гомоня и улюлюкая, галчата занимали свои места, и на пятачок у противоположной от входа стены приходило время для вечерних представлений, которые готовили отряды.

Все это дело взрослые величали мудреным словом «коллективно-творческое дело». Но на деле здесь торжествовала лютая детская самодеятельность. Все выступления держались на фантазии зрителей, возможностях липкой ленты и подручных средств (чаще всего занавесок, поспешно снятых с окон комнат).

Я всем сердцем обожала эти выступления. Здесь на импровизированной сцене под запахи свежей сдобы и аплодисменты других галчат, я впервые сыграла дерево — и была, на мой скромный взгляд, бесподобна! — качала руками и скрипела в самые трагически-ответственные моменты.

Здесь впервые читала стишок-переделку про ослика, потерявшего палатку (история основана на реальных событиях одного похода). Здесь громко и отчаянно фальшивила, крича отрядную песню вместе с остальными (ведь не важно, как поешь, главное, что громко).