Леди и лорд - Джонсон Сьюзен - Страница 65
- Предыдущая
- 65/114
- Следующая
Никого там не найдя, она лениво обернулась.
— И часто он тебя оставляет ночью одну?
— Не понимаю, почему это должно тебя интересовать. — Элизабет не отходила от входной двери, едва удерживаясь от того, чтобы не наброситься на бывшую любовницу Джонни, с наглой уверенностью расхаживавшую по ее спальне.
— Он никогда не будет тебе верен, — продолжала Джанет.
— Не думаю, что он был верен и тебе. — Ответив резкостью на резкость, Элизабет почувствовала неизъяснимое удовольствие.
— Не будь дурочкой, милая. Ты заблуждаешься, если полагаешь, что именно тебе удастся стать исключением из правила.
— Верен мне мой муж или нет, тебя совершенно не касается.
Джанет Линдсей залилась торжествующим смехом.
— Верность Джонни Кэрра… Хорошо сказано! Все равно что милосердие Англии или дети папы римского. Ах, милое мое дитя, — проворковала она, — даю тебе месяц, не больше. Твоя фигура еще не испорчена окончательно, но скоро… Он никогда не хотел детей. Ты знаешь об этом?
— Может быть, он не хотел их от тебя? — И все же самоуверенность графини заставила Элизабет внутренне содрогнуться от недоброго предчувствия.
— Вот тут ничего не могу тебе возразить. Но все же подумай: можешь ли ты хоть на секунду вообразить его с орущим сопляком на руках? Он даже пальцем боялся притронуться к младенцу.
— Откуда ты знаешь? — Едва вымолвив эти слова, Элизабет захотела взять их обратно.
— Запомни, моя девочка, я знала его задолго до того, как он стал лэйрдом. Я действительно знаю его, а ты — нет!
— Вот ведь как интересно! Отчего же он тогда на тебе не женился?
Вспышка гнева была внезапной и яростной. Утонченное злорадство, которое разыгрывала до этого Джанет Линдсей, мгновенно сменилось откровенным бешенством. Ее белая кожа неожиданно стала бурой.
— Ах ты, белобрысая сучка, — злобно зашипела она. — Не пройдет и двух недель, как я получу его обратно…
— Ты случайно не заблудилась, Джанет? — неожиданно прозвучал из темного коридора холодный голос Джонни.
Обе женщины испуганно обернулись, подняв глаза на высокую фигуру, вдруг возникшую из тьмы. Джонни неподвижно стоял в дверном проеме, и свет из спальни переливался на бархате его камзола терракотового цвета. Его легкая усмешка свидетельствовала о чем угодно, но только не о добродушии.
— Я говорил о тебе с Калроссом, — спокойно сообщил он Джанет, — и он проявил полное понимание. Ведь когда-то у него была жена, которую он по-настоящему любил. — В его голосе зазвучала сталь. — Так что лучше тебе побыстрее убраться отсюда.
Не дожидаясь ответа, Джонни подошел к Элизабет.
— Еще раз прости меня, — прошептал он, не решаясь, впрочем, притронуться к ней.
— Провались ты ко всем чертям! — завопила графиня Лотиан, запустив в них своим стаканом. — Да что ты знаешь о любви?!
Джонни быстро дернул Элизабет за руку, и она качнулась в сторону. Этой доли секунды было достаточно, чтобы спасти ее от прямого попадания. Разбившись о стену, бокал разлетелся на мелкие осколки. В следующее мгновение Джонни заслонил собой жену, поскольку Джанет сама ринулась в атаку.
В тот вечер она слишком много выпила, чтобы смиренно воспринять собственное поражение. Впрочем, смирение никогда не входило в число ее добродетелей. Джонни перехватил ее занесенную руку.
— Уж не думаешь ли ты, что сможешь остановить меня? Ты, мерзкий… — Джанет извивалась, как змея, пытаясь освободиться от его железной хватки. Но ему все-таки удалось вытолкать ее за порог. Захлопнув дверь, он тут же повернул ключ в замке.
— Что ж, теперь твоя очередь. — Прижавшись затылком к запертой двери, Джонни не мог отдышаться. — Давай же, визжи, набрасывайся на меня с кулаками — любая жена поступила бы так на твоем месте после подобного визита. Я бы извинился перед тобой, но у меня просто нет слов для извинений за выходку Джанет. Хотя тебе вряд ли доведется увидеть ее вновь. Лучше я сам как-нибудь навещу Калросса.
— Ни за что в жизни! — решительно выпалила Элизабет.
Его брови удивленно поползли вверх.
— Она тоже будет там. Теперь-то я не сомневаюсь в этом. Но я дьявольски ревнива, а потому не допущу никакого свидания между вами. Уж лучше пусть он сам приезжает сюда. Один.
Черная бровь Джонни оставалась по-прежнему вопросительно изогнутой.
— Значит, ты становишься моим тюремщиком?
— Ты совершенно прав, черт возьми! И думаю, тебе лучше сразу предупредить своих бывших любовниц, что, если они вздумают сунуться сюда, никто не гарантирует их безопасность.
Джонни весело рассмеялся.
— Кажется, меня сажают на короткий поводок.
— Было бы правильнее назвать это намордником.
Улыбка не сходила с его лица:
— Звучит достаточно непристойно. Может быть, нам стоит, не откладывая, испытать кое-что из задуманного тобой уже сегодня ночью?
Элизабет презрительно скривила губы.
— Не думай, что сможешь своей болтовней сбить меня с толку. Я разговариваю с тобой совершенно серьезно. Ты принадлежишь только мне, Джонни Кэрр, запомни это, и я ни с кем не собираюсь тебя делить.
— Но разве это не восхитительно? — зашептал он, направляясь к жене. — Я сгораю от нетерпения стать твоей собственностью. Ведь это предполагает… определенную близость между нами. — Теперь Джонни стоял почти вплотную к ней. Его фигура возвышалась над ней, как утес, — мрачный и прекрасный одновременно. — С каждым днем я люблю тебя все больше. — Ирония в его словах сменилась подлинной теплотой, и чем проще были эти слова, тем больше чувств выражали. — Я так жалею о годах, растраченных впустую без тебя. Владей же мной — я буду только рад.
— Я знаю, — ответила она с такой же прямотой. Гнев ушел куда-то сам собой, а особы из прошлой жизни ее мужа, подобные Джанет Линдсей, отодвинулись на задний план, где им и надлежало пребывать. Лишенная любви на протяжении многих лет, Элизабет сейчас гораздо острее, чем большинство женщин, испытывала блаженный прилив этого чудесного чувства.
— А ты действительно уверена? — шутливо спросил он.
— Абсолютно.
— Кто знает? — задумчиво улыбнулся он, склонившись над ней так низко, что его дыхание коснулось се губ. — Быть может, мы становимся законодателями новой моды… моды на супружескую верность?
Свирепые зимние штормы, ставшие в ноябре полновластными хозяевами Северного моря, означали полный штиль в торговом судоходстве. Редкий корабль осмеливался выйти в плавание в такую погоду. А потому Джонни и Элизабет под Рождество окончательно осели в Голдихаусе. Незадолго до праздников они с распростертыми объятиями встретили Робби, который вернулся из поездки в Роттердам. Праздничные торжества отличались особой пышностью, несмотря на то что Керк пытался возражать против бурных церемоний, считая их пережитком «папства и язычества». Но Кэрры издавна отмечали Рождество с размахом. Эта традиция велась еще с тех пор, когда в этих местах не было монастырей.
В каждый из двенадцати рождественских вечеров Джонни дарил своей очаровательной супруге какую-нибудь драгоценность, хотя уже на третий вечер она начала протестовать против подобного расточительства, утверждая, что муж вконец избаловал ее.
— К чему эти излишества, дорогой? — нежно бормотала она, доставая из шкатулки серьги с жемчужинами огромных размеров. В их спальне было очень тихо, и эту необычную, уютную тишину не могли нарушить даже пьяные выкрики, доносившиеся снизу, из большого зала, где в разгаре была праздничная пирушка. Комната была наполнена ароматом ветвей сосны и остролиста. Элизабет нежно улыбнулась мужу, лежавшему рядом на кровати. — Ведь они стоят целую кучу денег…
— Это шотландский жемчуг, — пояснил он, — к тому же никто не может мне запретить покупать моей жене подарки по собственному выбору. — Его улыбка была поистине ангельской. — Примерь их, я хочу посмотреть, идут ли тебе эти побрякушки, когда ты раздета.
— Распутник, — прошептала она.
— Какой уж есть… — Черная бровь едва заметно дрогнула. — Но признайся, разве не прекрасно мы ладим между собой?
- Предыдущая
- 65/114
- Следующая