Айвенго (с иллюстрациями) - Скотт Вальтер - Страница 21

наконец выпрямился и оглянулся, лицо его выражало изумление человека, только что ослепленного молнией и оглушенного громом.

Вскоре храмовник и аббат отправились в отведенные им спальни. Про-вожали их дворецкий и кравчий. При каждом из них шло по два прислужника с факелами, а еще двое несли на подносах прохладительные напитки; в то же время другие слуги указывали свите храмовника и приора и остальным гостям места, где для них был приготовлен ночлег.

ГЛАВА VI

С ним подружусь, чтобы войти в доверье:

Получится — прекрасно, нет — прощай.

Но я прошу, меня не обессудь!

В. Шекспир. Венецианский купец

огда пилигрим, сопровождаемый слугою с факелом, проходил по запутанным переходам этого огромного дома, построенного без определенного плана, его нагнал кравчий и сказал ему на ухо, что если он ничего не имеет против кружки доброго меда, то в его комнате уже собралось

много слуг, которым хотелось бы послушать рассказы

о Святой земле, а в особенности о рыцаре Айвенго. Вслед

за кравчим с той же просьбой явился Вамба, уверяя, будто один стакан вина

после полуночи стоит трех после сигнала к тушению огней.

Не оспаривая этого утверждения, исходившего от такого сведущего лица, пилигрим поблагодарил обоих за любезное приглашение, но сказал, что данный им обет воспрещает ему беседовать на кухне о том, о чем нельзя говорить

за господским столом.

— Ну, такой обет, — сказал Вамба, обращаясь к кравчему, — едва ли подходит слуге.

— Я было собирался дать ему комнату на чердаке, — сказал кравчий, с досадой пожимая плечами, — но раз он не хочет водить компанию с добрыми

христианами, пускай ночует рядом с Исааком. Энвольд, — продолжал он, обращаясь к факельщику, — проводи пилигрима в южную келью. Какова любезность, такова и благодарность. Спокойной ночи, сэр пилигрим.

глава vi

73

— Спокойной ночи, и награди вас Пресвятая Дева, — невозмутимо отвечал пилигрим и последовал за своим провожатым.

В небольшой, освещенной простым железным фонарем прихожей, откуда

несколько дверей вели в разные стороны, их остановила горничная леди Ровены, которая повелительным тоном объявила, что ее госпожа желает поговорить

с пилигримом, и, взяв факел из рук Энвольда и велев ему подождать своего возвращения, она подала знак пилигриму следовать за ней. По-видимому, пилигрим считал неприличным отклонить это приглашение, как отклонил предыду-щее; по крайней мере он повиновался без всяких возражений, хотя и казалось, что он был удивлен таким приказанием.

Небольшой коридор и лестница, сложенная из толстых дубовых бревен, привели его в комнату Ровены, грубое великолепие которой соответствовало почтительному отношению к ней хозяина дома. Все стены были увешены

вышивками, на которых разноцветными шелками с примесью золотых и серебряных нитей были изображены различные эпизоды псовой и соколиной

охоты. Постель под пурпурным пологом была накрыта богато вышитым покрывалом. На стульях лежали цветные подушки; перед одним стулом, более

высоким, чем все остальные, стояла скамеечка из слоновой кости с затейливой

резьбой.

Комната освещалась четырьмя восковыми факелами в серебряных под-свечниках. Однако напрасно современная красавица стала бы завидовать роскошной обстановке саксонской принцессы. Стены комнаты были так плохо

проконопачены и в них были такие щели, что нарядные драпировки вздува-лись от ночного ветра. Жалкое подобие ширм защищало факелы от сквозня-ка, но, несмотря на это, их пламя постоянно колебалось от ветра, как развер-нутое знамя военачальника. Конечно, в убранстве комнаты чувствовалось богатство и даже некоторое изящество; но комфорта не было, а так как в те времена о нем не имели представления, то и отсутствие его не ощущалось.

Три горничные, стоя за спиной леди Ровены, убирали на ночь ее волосы.

Сама она сидела на высоком, похожем на трон стуле. Весь ее вид и манеры

были таковы, что, казалось, она родилась на свет для преклонения. Пилигрим

сразу признал ее право на это, склонив перед ней колени.

— Встань, странник, — сказала она приветливо, — заступник отсутствую-щих достоин ласкового приема со стороны каждого, кто дорожит истиной

и чтит мужество.

Потом, обратясь к своей свите, она сказала:

— Отойдите все, кроме Эльгиты. Я желаю побеседовать со святым пилигримом.

Девушки отошли в другой конец комнаты и сели на узкую скамью у самой

стены, где оставались неподвижны и безмолвны, как статуи, хотя свободно

могли бы шептаться, не мешая разговору их госпожи со странником.

Леди Ровена помолчала с минуту, как бы не зная, с чего начать, а потом

сказала:

74

айвенго

— Встань, странник, — сказала она приветливо

— Пилигрим, сегодня вечером вы произнесли одно имя. Я хочу сказать, —

продолжала она с усилием, — имя Айвенго; по законам природы и родства это

имя должно было бы встретить более теплый и благосклонный отклик в здешнем доме; но таковы странные превратности судьбы, что хотя у многих сердце

дрогнуло при этом имени, но только я решаюсь вас спросить, где и в каких условиях оставили вы того, о ком упомянули. Мы слышали, что он задержался в Палестине из-за болезни и что после ухода оттуда английского войска он подвергся

преследованиям со стороны французской партии, а нам известно, что к этой же

партии принадлежат и храмовники.

— Я мало знаю о рыцаре Айвенго, — смущенно ответил пилигрим, —

но я хотел бы знать больше, раз вы интересуетесь его судьбой. Кажется, он

избавился от преследований своих врагов в Палестине и собирался возвратиться в Англию. Вам, леди, должно быть известно лучше, чем мне, есть ли

у него здесь надежда на счастье.

Леди Ровена глубоко вздохнула и спросила, не может ли пилигрим сказать, когда именно следует ожидать возвращения рыцаря Айвенго на родину, а также не встретит ли он больших опасностей в пути.

Пилигрим ничего не мог сказать относительно времени возвращения

Айвенго; что же касается второго вопроса леди Ровены, пилигрим уверил

глава vi

75

ее, что путешествие может быть безопасным, если ехать через Венецию и Ге-ную, а оттуда — через Францию и Англию.

— Айвенго, — сказал он, — так хорошо знает язык и обычаи французов, что ему ничто не угрожает в этой части его пути.

— Дай Бог, — сказала леди Ровена, — чтобы он доехал благополучно

и был в состоянии принять участие в предстоящем турнире, где все рыцарство здешней страны собирается показать свое искусство и отвагу. Если

приз достанется Ательстану Конингсбургскому, Айвенго может услышать

недобрые вести по возвращении в Англию. Скажите мне, странник, как он

выглядел, когда вы его видели в последний раз? Не уменьшил ли недуг его

телесные силы и красоту?

— Он похудел и стал смуглее с тех пор, как прибыл в Палестину с острова

Кипра в свите Ричарда Львиное Сердце. Мне казалось, что лицо его омрачено

глубокой печалью. Но я не подходил к нему, потому что незнаком с ним.

— Боюсь, — молвила Ровена, — то, что он увидит на родине, не сгонит

с его чела мрачной тени… Благодарю, добрый пилигрим, за вести о друге

моего детства. Девушки, — обратилась она к служанкам, — подайте этому

святому человеку вечерний кубок. Пора дать ему покой, я не хочу его задерживать долее.

Одна из девушек принесла серебряный кубок горячего вина с пряностями, к которому Ровена едва прикоснулась губами, после чего его подали пилигриму. Он низко поклонился и отпил немного.

— Прими милостыню, друг, — продолжала леди Ровена, подавая ему золотую монету. — Это — знак моего уважения к твоим тяжким трудам и к свя-тыням, которые ты посетил.