Айвенго (с иллюстрациями) - Скотт Вальтер - Страница 26

зеленого и алого цветов. Ложа была убрана флагами и знаменами, на которых

были изображены пронзенные сердца, пылающие сердца, истекающие кровью сердца, луки, колчаны со стрелами и тому подобные эмблемы торжества

Купидона. Тут же красовалась пышная надпись, гласившая, что этот почетный

трон предназначен для королевы любви и красоты. Но кто будет этой королевой, было неизвестно.

А тем временем зрители разных званий толпами направлялись к арене.

Уже немало ссорились из-за того, что многие пытались занять неподобающие

им места. В большинстве случаев споры довольно бесцеремонно разрешались

стражей, которая для убеждения наиболее упорных спорщиков пускала в ход

рукояти своих мечей и древки секир. Когда же препирательства из-за мест

происходили между более важными лицами, их претензии решались двумя

маршалами 1 ратного поля: Уильямом де Вивилем и Стивеном де Мартивалем.

Эти маршалы, вооруженные с головы до ног, разъезжали взад и вперед по арене, поддерживая среди публики строгий порядок.

Мало-помалу галереи наполнились рыцарями и дворянами; их длинные мантии темных цветов составляли приятный контраст с более светлыми и веселыми

нарядами дам, которых здесь было еще больше, чем мужчин, хотя казалось бы, 1 В Средние века маршалом назывался придворный, следивший за королевскими

конюшнями, а также за порядком на турнирах.

90

айвенго

что такие кровавые и жестокие забавы малопривлекательны для прекрасного

пола. Нижние галереи и проходы вскоре оказались битком набиты зажиточными

йоменами и мелкими дворянами, которые по бедности или незначительному положению в свете не решались занять более почетные места. Само собою разумеется, что именно в этой части публики чаще всего происходили недоразумения

из-за прав на первенство.

— Нечестивый пес! — восклицал пожилой человек, потертая одежда которого свидетельствовала о бедности, а меч на боку, кинжал за поясом и золотая цепь на шее говорили о претензиях на знатность. — Сын волчицы, ублю-док! Как ты смеешь толкать христианина, да еще и норманна из благородной

дворянской фамилии Мондидье!

Эти резкие слова были обращены не к кому другому, как к нашему знако-мому, Исааку, который, на этот раз богато разодетый, в великолепном плаще, протискивался сквозь толпу, стараясь найти место в переднем ряду нижней

галереи для своей дочери, красавицы Ревекки. Она приехала к нему в Ашби

и теперь, уцепившись за его руку, тревожно оглядывалась кругом, испуганная

общим недовольством, вызванным, по-видимому, поведением ее отца. Мы видели, что Исаак бывал труслив в некоторых случаях, но здесь он знал, что ему

бояться нечего. При таком стечении народа ни один из самых корыстных и

злобных его притеснителей не решился бы его обидеть. На подобных сбори-щах евреи находились под защитой общих законов, а если этого было недостаточно, в толпе дворян всегда оказывалось несколько знатных баронов, которые из личных выгод были готовы за них вступиться. Кроме того, Исааку

было хорошо известно, что принц Джон хлопочет о том, чтобы занять у богатых евреев в Йорке крупную сумму денег под залог драгоценностей и земельных угодий. Исаак сам имел близкое отношение к этому и отлично знал, как

хотелось принцу поскорее его уладить. А потому он был уверен, что в случае

неприятных столкновений принц непременно заступится за него.

Исаак смело протискивался вперед и неосторожно толкнул норманнского дворянина. Однако жалобы старика возбудили негодование окружающих.

Рослый йомен в зеленом суконном платье, с дюжиной стрел за поясом, с серебряным значком на груди и огромным луком в руке, резко повернулся, лицо

его, потемневшее от загара и ветров, как каленый орех, вспыхнуло гневом, и он посоветовал еврею запомнить, что хоть он и надулся, как паук, высасывая

кровь своих несчастных жертв, но что пауков терпят, пока они смирно сидят

по углам, а как только они вылезут на свет — их давят. Его угрозы, резкий голос и суровый взгляд заставили еврея попятиться. Очень вероятно, что Исаак и убрался бы подальше от столь опасного соседства, если бы в эту минуту общее внимание не было отвлечено появлением на арене принца Джона

и его многочисленной и веселой свиты. Свита эта состояла частью из светских, частью из духовных лиц, столь же нарядно одетых и державших себя не

менее развязно, чем их сотоварищи-миряне. В числе духовных был и приор

из Жорво, в самом изящном костюме, какой по своему сану он мог себе по-

глава vii

91

Однако жалобы старика возбудили негодование окружающих

зволить. Мех и золото обильно украшали его одежду, а носки его сапог были

загнуты так высоко, что перещеголяли и без того нелепую тогдашнюю моду.

Они были такой величины, что подвязывались не к коленям, а к поясу, мешая

всаднику вставить ногу в стремя. Впрочем, это не смущало галантного аббата. Быть может, он даже рад был случаю выказать в присутствии такой многочисленной публики, и в особенности дам, свое искусство держаться на коне, обходясь без стремян. Остальная свита принца Джона состояла из его любимцев — начальников наемного войска, нескольких баронов, распутной шайки

придворных и рыцарей ордена Храма и иоаннитов.

Здесь не лишним будет заметить, что рыцари этих двух орденов считались

врагами Ричарда: во время бесконечных распрей в Палестине между Филиппом Французским и английским королем они приняли сторону Филиппа.

Всем было известно, что именно благодаря этим распрям все победы Ричарда

над сарацинами оказались бесплодными, а его попытки взять Иерусалим за-кончились неудачей; плодом же завоеванной славы было только ненадежное

перемирие, заключенное с султаном Саладином. По тем же политическим соображениям, которые руководили их собратьями в Святой земле, храмовники и иоанниты, жившие в Англии и Нормандии, присоединились к партии

принца Джона, не имея причин желать ни возвращения Ричарда в Англию, ни воцарения его законного наследника, принца Артура.

Со своей стороны, принц Джон ненавидел и презирал уцелевшую саксонскую знать и старался при любом случае всячески ее унизить. Он понимал, что саксонские феодалы вместе с остальным саксонским населением Англии

Окруженный своими приближенными, принц Джон выехал на арену

верхом на резвом коне серой масти и с соколом на руке

глава vii

93

враждебно относятся к его проискам, опасаясь дальнейшего ограничения своих старинных прав, чего они могли ожидать от такого необузданного тирана, каким был принц Джон.

Окруженный своими приближенными, принц Джон выехал на арену верхом на резвом коне серой масти и с соколом на руке. На нем был великолепный пурпурный с золотом костюм, а на голове — роскошная меховая шапоч-ка, украшенная драгоценными каменьями, из-под которой падали на плечи

длинные локоны. Он ехал впереди, громко разговаривая и пересмеиваясь

со своей свитой, и дерзко, как это свойственно членам королевской фамилии, рассматривал красавиц, украшавших своим присутствием верхние галереи.

Даже те, кто замечал в наружности принца выражение разнузданной дерзости, крайнего высокомерия и полного равнодушия к чувствам других людей, не могли отрицать того, что он не лишен некоторой привлекательности, свойственной открытым чертам лица, правильным от природы и приученным

воспитанием к выражению приветливости и любезности, которые легко принять за естественное простодушие и честность. Такое выражение лица часто

и совершенно напрасно также принимают за признак мужественности и чи-стосердечия, тогда как под ними обычно скрываются беспечное равнодушие

и распущенность человека, сознающего себя, независимо от своих душевных