Пламя страсти - Джонсон Сьюзен - Страница 99

• Предыдущая
• 99/137
• Следующая

— Это неправда, — она говорила спокойно, хотя на самом деле была близка к истерике.

— Твой любовник мертв! — Миллисент больше не пыталась скрыть своего враждебного отношения к дочери. Ее слова сочились ядом, а в серых глазах горела ненависть.

— Нет, Хэзард жив! Он не может умереть! — чуть не плача, выкрикнула Венеция. — Я не верю тебе! — Сердце ее готово было разорваться от отчаяния и боли, руки стали холодными как лед.

— А я говорю, твой краснокожий дикарь мертв и похоронен в этой своей шахте под тоннами руды, — в голосе Миллисент слышалось торжество.

Венеция натянула на голову одеяло, пытаясь спрятаться от этого холодного голоса. Но это не помогло. Она слышала каждое слово, и каждое слово лишало ее желания жить. Хэзард погиб! Хэзард, ставший для нее смыслом жизни, мертв… Слезы текли по ее щекам, рыдания сотрясали хрупкое тело. И наконец она сдалась. Отупев от горя, Венеция подумала: «Я тоже умерла».

Прошло два дня, а Венеция почти не вставала с постели. У нее не осталось больше слез, но от этого боль утраты стала только сильнее. Хэзард жил в ее памяти, и воспоминания превращались в терзающую душу пытку.

К концу второго дня Венеция настолько ослабела телом и душой, что легко согласилась вернуться в Бостон. Она не разговаривала ни с матерью, ни с Янси; за ней ухаживала старая добрая Ханна, которую Миллисент привезла с собой. Именно Ханна напомнила ей о долге перед памятью отца.

— Конечно, я поеду, Ханна, — глубоко вздохнув, сказала Венеция. — Но как только папу похоронят, я вернусь обратно.

Она хотела, чтобы ее ребенок родился там же, где родился Хэзард, и считал Монтану своим домом. Венеция не стала говорить об этом Ханне, но верная служанка поняла ее тоску по любимому человеку. Бледная, вялая, Венеция казалась совсем маленькой на огромной резной кровати, но ее глаза яростно горели. И Ханна сразу вспомнила маленькую девочку в доме на Бикон-стрит. Даже ребенком Венеция всегда знала, чего хотела.

— Это хорошее место, и я верю, что вы сюда вернетесь. Но сейчас вам надо ехать домой.

Ханне очень хотелось бы, чтобы причина слез ее молодой хозяйки была такой же простой, как и раньше. Но она слишком давно и слишком хорошо знала Миллисент Брэддок, чтобы поверить в ее рассказ о случайном взрыве.

А Янси Стрэхэн сразу показался ей безжалостным бандитом, несмотря на его благородное происхождение.

Ханна не могла изменить того, что случилось. Она не могла вернуть своей девочке потерянную любовь. Но она могла дать Венеции то, что всегда давала, — свою любовь и утешение.

Хэзард уже третий день прорубал отверстие в потолке восточной выработки, но сделать ему удавалось совсем немного. Во всяком случае, от собственного плана он отставал. Слишком часто повторялись головокружения. Для другой израненной руки он сделал шину из досок от старого ящика из-под пороха и подвязал конструкцию ремнем от своих кожаных штанов. Процедура заняла у него полдня, потому что он то и дело терял сознание от боли. Его рука распухла и превращала каждое движение в пытку. Хэзард с тревогой наблюдал, как она меняет цвет от розового до красного, а потом до пурпурного. Он по опыту знал, что если концы пальцев посинеют, то руку он потеряет.

Когда Хэзарду удалось наконец приладить к руке шину, остаток дня он пролежал. Все его тело требовало передышки после такого страшного напряжения. Хэзард зажег свечу совсем ненадолго, когда проснулся, проверил цвет своей руки и снова погасил ее.

У него был не слишком ясный план спасения, который он продолжал обдумывать даже во время сна. В моменты пробуждения Хэзард снова и снова все просчитывал и проверял, принимая в расчет отсутствие воды и пищи. Ему требовался отдых. Его тело отказывалось ему повиноваться. Хэзард просто терял сознание и погружался в темноту. Но Хэзард знал, что ему все равно придется скоро начинать двигаться: без еды и только с той влагой, которая скапливалась на стенах подземелья, он долго не продержится. С каждым днем запас его сил будет уменьшаться. И все-таки Хэзард не сомневался — если есть выход, есть способ воссоединиться с Венецией и их еще не родившимся ребенком, то он найдет его. Или умрет, пока будет пытаться выбраться. Это было записано, в его кодексе воина. По подсчетам Хэзарда, восточная выработка в самом высоком своем месте отстояла от поверхности на восемь футов. Он прорыл два фута накануне, а потом ему пришлось пробиваться мимо скальной породы. Хэзард собирался продолжать рыть практически без отдыха, понимая, что сил у него становится все меньше. И, судя по темпам его продвижения вперед, трудно было сказать, кто сдастся первым — зеленые изверженные породы или он.

Только одно помогало ему преодолевать невыносимую боль, продолжать пробиваться сквозь породу, бороться с приступами головокружения, не думать о голоде и жажде. Мысли о Венеции и их ребенке давали Хэзарду силу жить.

Венеция уезжала из Даймонд-Сити, напоминая бледную тень. Она не плакала и не кричала, но по дороге на станцию отказывалась говорить с Янси или матерью. Ее рана была еще свежей, однако сквозь печаль уже пробивался гнев. Как только Венеция оказалась в железнодорожном вагоне, принадлежавшем отцу, она очень спокойно и очень тихо объявила Ханне:

— Им не удастся победить.

— Наконец-то я узнаю мою девочку! — Ханна протянула руку, чтобы погладить Венецию по голове. — Вы никогда не сдавались. И сейчас не позволите этому прощелыге, который ошивается в гостиной вашей матери, получить желанные денежки.

— Янси Стрэхэн ничего не получит, — спокойно сказала Венеция. — Мать, очевидно, не знает, но по завещанию все принадлежит мне.

На какое-то мгновение глаза Венеции стали безжизненными. Эти деньги так помогли бы Хэзарду… Но теперь слишком поздно… У нее на глазах показались слезы.

— То-то она удивится! — быстро заметила Ханна, пытаясь отвлечь Венецию от печальных мыслей.

— Но ведь все это теперь не имеет значения, верно? — Венеция снова была во власти своей тоски, мучительной печали, разрывавшей сердце.

У Ханны сердце кровью обливалось, когда она видела, как из ее всегда такой живой и веселой хозяйки уходят энергия и жизнь. Старая служанка не собиралась говорить об этом, не хотела вмешиваться в личную жизнь Венеции. Но когда слезы ручьем потекли по бледным щекам, она поняла, что Венеция не думает ни о чем, кроме своей утраты. И Ханна решилась:

• Предыдущая
• 99/137
• Следующая