Серебряное пламя - Джонсон Сьюзен - Страница 22

• Предыдущая
• 22/82
• Следующая

Пальцы, державшие ее волосы, напряглись. Импрес вздрогнула, размышляя о том, стоит ли сопротивляться. Но обволакивающее тепло, которое, казалось, излучал этот высокий мужчина, возвышающийся над ней, очень притягивало и возбуждало ее.

— Так на три недели? — саркастически спросил Трей, но его губы уже потянулись к ней, и он прошептал: — У нас будет время поспорить потом.

Когда их губы соприкоснулись, Импрес в отместку укусила его за губу, и он чуть вскрикнул от боли, но только крепче сжал руками ее плечи с поразительной для раненого человека силой. Чтобы отплатить ей, Трей с силой прижал ее губы к зубам, но уже через мгновение Импрес почувствовала, что напор ослабел.

Отвечать на поцелуй-сумасшествие, сказала она себе, и безумие наслаждаться распространяющимся блаженным теплом, подчиняться влиянию, которое расплавляет ее тело. Но затем язык Трея проник под внутреннюю поверхность ее верхней губы, слегка коснулся гладкой поверхности зубов и с деликатной требовательностью потерся о ее язык. Импрес ответила, и он нежно втянул его в свой рот. Слабый стон освободил ей дыхание, позволил быстро вдохнуть воздух, а его руки на мгновение ослабли на ее плечах.

Его бедра не спеша, в том ритме, стали двигаться, и Импрес ощутила его напряженную плоть, которая деликатно и искусно напомнила ей о полученном наслаждении. Нет, подумала она, я не могу позволить соблазнять себя столь циничному и высокомерному человеку. Но затем почувствовала теплоту кончика его языка, скользнувшего от щеки к уху, и приняла предложение о блаженстве от твердого предмета, прижавшегося к ее животу. Импрес вспомнила, как долго мог он доставлять удовольствие, и все ее тело завибрировало. Его прикосновение было магическим, горячащие кровь слова, которые он шептал в ухо, звучали как предложение войти в создаваемый им рай, и она затрепетала во внезапном предвкушении, забыв обо всем, обняла его, и ее руки заскользили по китайскому шелку халата.

Кем бы Импрес ни была, подумал Трей с практичностью, определяемой сексуальным опытом, она исключительна и страстна. Она, конечно, могла говорить о сопротивлении, хотя, может быть, это была одна из ее игр, но когда он почувствовал, как ее руки слегка обняли его и услышал этот слабый томный стон, что бы она ни затевала, это сработало безотказно. Трей не беспокоился о том, что за причины привели ее сюда. Он только знал, что должен обладать ею, и как можно скорее, или он окажется неопытным мальчишкой, который не смог удержать себя, не успев войти в женщину.

Импрес послушалась, когда он сказал: — Сними рубашку.

И когда она сняла, Трей, в свою очередь, освободился от халата, почувствовав короткую, заставившую его вздрогнуть боль.

Секундой позже Импрес стояла перед ним нагая, ее щеки пылали, румянец заливал шею и грудь; ее дыхание, как он заметил, было затрудненным. Трей протянул руку и мягко погладил ее щеку, затем губы, шею, потом пальцы деликатно скользнули вниз и стали ласкать ее соски, пока они не начали напрягаться, пробуждаясь к жизни. Он наблюдал, как по мере движения его руки, выражение удовольствия проявлялось у нее на лице все сильнее. Руки Импрес поднялись, сомкнулись вокруг его шеи, и без единого слова она прижалась к нему еще теснее. Ее действия были безупречно согласованы с его, а он был давно без женщины и близок к тому, чтобы овладеть ею даже без ее разрешения. Слегка поцеловав ее, он пробормотал:

— Полечи меня, свирепый котенок.

Потом он прижал ее к зеркальной двери и, больше не владея собой, согнул ноги, чтобы войти в нее одним свирепым толкающим движением.

Ритм его движений был яростный, интенсивный и мощный, и Импрес, прижатая к холодному зеркалу, позволила, чтобы страсть полностью затопила ее. Темный стремительный поток понес ее, ведя к пику, горячие спирали страсти распространялись от властного повелительного предмета, который находился в ней.

Тело ее в следующий момент было поднято в воздух, и неистовство завладело ею. Затем бархатистый предмет стал покидать ее именно в тот момент, когда она нуждалась в нем больше всего, и невольно она закричала:

— Нет!

Ее руки плотнее сжали спину Трея, теснее прижимая его к себе. Глаза Импрес закрылись от внезапного предвкушения, в то время как ее страстное объятие причинило боль его израненной спине и заставило Трея застонать.

Импрес сразу же осознала, что она сделала.

— Извини, извини, — вскрикнула она негромко, ее руки отпрянули назад, словно обжегшись. — О Боже, с тобой все нормально?

Глаза Трея открылись, он кивнул и улыбнулся, совсем другое мучительное сладостное чувство билось в его теле, подавляя все остальное.

— Пока да, — пробормотал он, его глаза были тяжело полуприкрыты. Сжав ее кисти, он положил ее руки ниже на свою спину, шепча: — Там… держись крепче, дорогая.

И волшебство продолжалось, заставляя ее раскрываться, приспосабливаясь к нему, двигаясь так, чтобы побыстрее преодолеть тот малый путь, когда они еще могли контролировать себя, и оказаться наконец в плену ошеломляющего восторга.

В этот момент чувственного торжества вторгся неприятный звук.

— Трей, Трей… где ты?

Это был голос его матери, и она была в комнате за дверью.

Разум Трея подавал сигнал тревоги чувствам, но они были глухи. К его голове можно было в этот момент приставить ружье, а он бы не почувствовал и не остановился. Дикая страсть приближалась к вершине, и он предвкушал удовольствие, которое в следующий миг должно было взорвать его. Трей скорее чувствовал, чем слышал, негромкие вскрики Импрес, предупреждающие о тревоге, но его руки только сильнее сжимали ее. Опустив голову ниже, двигаясь губами по щеке, скользя к уху, он прошептал:

— Не обращай внимания.

Огромная волна подняла его и заставила биться в пароксизме страсти, сжимая испуганную, напряженную женщину в объятиях.

Через секунду зов повторился:

— Трей, где ты?

Трей, мгновенно изменившийся после того, как его оргазм прошел, освободился от Импрес, глубоко вздохнул и ответил спокойным, хорошо контролируемым голосом:

— Я здесь, мама.

Импрес, неудовлетворенная, сотрясалась в его руках, желание все еще сжигало ее. То, что Трей резко покинул ее, было словно порыв ледяного ветра. Но если ее кожа там, где только что соприкасались их тела, стала прохладной, то внутри у нее бушевал огонь. Хотя она знала, что лучше этого не говорить, но побуждаемая страстью, прошептала:

— Не уходи.

Он на секунду заколебался, пока подбирал свой халат, лежащий на полу, глянул на нее быстрым оценивающим взглядом, затем уверенно и властно сказав.

— Не двигайся, я сразу же вернусь. Сунув руки в рукава, он натянул халат на плечи и с легкой гримасой боли направился к дверям, на ходу быстро завязывая пояс.

С бьющимся сердцем Импрес увидела, как Трей открыл дверь и сказал:

— Импрес уснула, мама. Она слишком напряженно трудилась. Нет, с ней все нормально. Я только накрыл ее.

И обслужил, подумал он, и обслужу еще раз, как только мне удастся убедить тебя, дорогая мама, уйти.

Через две, может быть, три минуты он вернулся, посмотрел на Импрес и вновь почувствовал возбуждение. Импрес не двинулась. Не потому, что подчинилась приказу Трея, а просто не хотела. Все было внове для нее: великолепие и блеск желания, изысканное удовольствие, подобное сжигающему пламени, заставляющая, замирать истома, от которой слабело тело. Она никогда не испытывала таких чувств, когда, казалось, все рушится, а в мире нет ничего, кроме прикосновения Трея, когда возбуждение и безумное наслаждение сливались в один бурный поток, затоплявший разум.

Она наблюдала за тем, как он вошел в комнату и запер замок, спокойный звук поворачиваемого ключа отозвался трепетом предвкушения в ее спине. Их глаза в светлой залитой солнечными лучами комнате встретились, и Трей спросил тихим шепотом:

— Ты готова?

Она стояла на том же самом месте, где он ее оставил, руки опущены, спина прижата к зеркалу, вся румяная от возбуждения, которое заставляло трепетать ее груди и увлажняться низ живота. Она была видна в профиль в расположенных одно за другим зеркалах, повторялась в различных ракурсах по всей комнате. Груди у нее были большие и твердые, по-девичьи высокие с выдававшимися бледно-розовыми сосками, похожими на драгоценные камни. Она все еще была на пике, говорил ему его опыт, неудовлетворенная, глаза полуоткрыты от чувства, натянутая и горячая.

• Предыдущая
• 22/82
• Следующая