Безымянная Колючка (СИ) - Субботина Айя - Страница 34

Большей ерунды я в жизни не слышала. Душа не может существовать отдельно от тела. Она умирает вместе с ним. И никуда никогда не возвращается. И уж тем более не может строить козни. Такую истину дали нам Взошедшие, а иные домыслы от слепой веры в Забытых богов – сказки, рожденные их путаным учением. Что, впрочем, не мешает разного рода культистам использовать вот такие свободные видения с пользой для себя: если вдруг у вас что-то не ладиться, а все ваши родственники мрут, как мухи, – обряд изгнания духа спасет вас от всех невзгод. А заодно сделает карман экзорциста заметно тяжелее.

Когда речь заходит о чем-то, что не получается объяснить законами бытия - мы, Высшая кровь, подчас так же легковерны, как и низкокровные. А обмануть того, кто готов обмануться, – едва ли не благородное дело.

И все же, всплывшее в таком неожиданном контексте имя сестры, заставляет меня навострить уши. Такое впечатление, что всюду, куда бы я ни пошла, она напоминает о себе. Неужели можно проучиться два месяца – и наследить всюду, где только можно? Как ей это удалось, если даже мне, местному пугалу, удается быть незамеченной?

— Лэра сказала, что слышала какой-то шепот перед тем, как потеряла сознание.

Судя по тому, что я успела услышать о случившемся, эта Лэра крепко получила по башке. После такого и не только шепот услышишь. Мне, когда я валялась в заточении эрд’Аргаван, песнопения дьяволов тоже казались реальностью. Правда, хвала Взошедшим, в голове прояснилось до того, как я во все это уверовала.

— Зачем она вообще связывалась с этой гадиной? – Голос такой злой и нервный, что меня так и подмывает наплевать на осторожность и пробраться в самую толпу, чтобы своими глазами увидеть его владелицу. – Тэона всегда и всем портила жизнь. Она – тварь. Лэра правильно сделала, что выдала ее. После того как мерзкая эрд’Кемарри…

В следующую секунду что-то грохочет так мощно, что дрожат стены.

И мир взрывает сотня крохотных стеклянных осколков, в которые за одно мгновение превратились, кается, все колбы в лаборатории.

Глава шестнадцатая

Глава шестнадцатая

Раздается истошный крик, кто-то истерично визжит.

Я глазом моргнуть не успеваю, как снова что-то взрывается. Шипящая огненная вспышка озаряет лабораторию, охает и растекается волной жара. Я пячусь к двери, но все равно делаю это недостаточно быстро из-за треклятых окаменевших ног.

Будь оно все неладно, из-за чьей-то паранойи я могу запросто сгореть!

Мимо меня проносится группа студенток, среди которых я узнаю перепуганную рассказчицу. Она-то и на меня и налетает и на всем ходу просто сбивает с ног. Кричит что-то срывающимся голосом и бросается наутек. В воздухе воняет гарью и адской смесью химикатов. Прекрасно, если я не сгорю, меня доконает зловонная гремучая смесь. Или сведет с ума, или превратит в безмозглый овощ, что вполне возможно, учитывая количество горящих в этом общем «котле» компонентов и реагентов.

Когда испуганный табун пробегает к двери, я тоже начинаю отползать. На заднем фоне слышна возня, но я не обращаю на нее внимания. Своя шкура ближе к телу. А новый взрыв только укрепляет меня в этом мнении. Я влезаю рукой во что-то вязкое и липкое, оглядываюсь проверить, не отрава ли это, – и натыкаюсь на молодого вентрана. Он валяется на полу в нелепой позе, с выражением наивного непонимания происходящего. А в самом центре его лба торчит стальная спица для смешивания щелочных и кислотных зелий. И теперь вся моя рука перепачкана в его крови. Чудесно.

— Помоги… - раздается оттуда же, откуда я секунду назад слышала возню. Хриплый девичий стон, настолько тихий, что странно, как я вообще его услышала во всей этой вакханалии. – Пожалуйста, прошу…

«Нет, Йоэль, - требует мой абсолютно здравомыслящий внутренний голос, - не поднимай голову, уже и так дышать нечем. Ползи к выходу, осталось совсем немного. Если кому-то очень сильно не повезло, это не значит, что его нужно спасать ценой собственной жизни. Парню вон вообще кранты - и ничего, лежит тихонько, не жалуется».

На самом деле я просто боюсь. И лишь попытка все высмеять и представить в нереальном свете помогает держать не падать духом.

— Умоляю! – всхлипывает девушка.

Знаете что? Я редкостная дрянь. Но меня никто и никогда не умолял. Потому что все всегда думали, что от таких, как я, никакой пользы. За одно мгновение перед моими глазами проносятся сцены из жизни, в которых меня всегда отталкивали там, где я действительно могла быть полезна. Я всегда стояла в углу, когда другие сообща плели праздничные венки или жарко спорили о каком-то новом пророчестве, в котором я смыслила больше всех их вместе взятых. Но кто станет просить «пустышку»? Пусть под ногами не путается, и то помощь.

А ведь когда тебя умоляют таким жалобным, умирающим голосом – это то еще испытание воли. Я даже пошевелиться не могу, потому что мечусь между инстинктом самосохранения и возможностью хоть раз в жизни сделать что-то хорошее. Даже беззубым заразам и «пустышкам» это нужно.

«Посмотрю одним глазом - просто чтобы знать, что сделать все равно ничего нельзя», - обещаю себе я и делаю разворот на животе.

Через завесу черного дыма и высокие – в половину моего роста – языки пламени, которые жадно пожирают все вокруг, не видно практически ничего. И все же я успеваю разглядеть ее: худую рыжую девчонку-гаронну. Именно она бросилась тогда на звук шипящего зелья и, кажется, стала причиной этого безобразия. Ох, Взошедшие, и они еще упрекают Тэону в том, что она устроила огненную ловушку? Да тут впору руки отрывать некоторым нерадивым студентам.

Девчонка распласталась на полу, лицом вполоборота вниз, ее голова в крови, а один глаз выглядит так, что меня одолевают сомнения, есть ли он вообще. А еще ее основательно придавило к полу упавшим шкафом. И все же она каким-то чудом остается в сознании и даже понимает происходящее. Пока я со всей возможной скоростью ползу к ней - соображаю, как смогу ее вытащить. И смогу ли вообще. В одиночку шкаф мне точно не поднять. Но я вижу вполне приличный просвет между ним и краем стола, который держит его основной вес и не дает расплющить девчонку как слизняка. Если бы у меня была какая-то крепкая палка, я бы могла использовать ее в качестве рычага.

— Пожалуйста… не дай мне… умереть… - стонет девчонка уже еле слышно. - Моя семья…

— Заткнись, - шиплю на нее, - береги силы.

Мой взгляд падает на ножку сломанного табурета. Достаточно длинную и крепкую, подходящую для реализации моей задумки. Одна проблема – лежит она в самой центре горящей кучи. И если я не потороплюсь, то станет совсем непригодна. Я зажмуриваюсь, проклинаю все на свете и в первую очередь – свое малодушие. Да-да, именно малодушие, потому что оно-то и не позволило мне спастись.

Добровольно лезть в огонь – это, скажу я вам, то еще «удовольствие». Но труднее всего побороть в себе инстинктивное желание одернуть руку. Я ору, как резаная. Пусть засранка знает, что мне тоже больно. А еще так банально легче переносить боль.

Хватаюсь за деревянную ножку, что есть силы тяну, высвобождая из-под хлама. Потом бросаю ее на пол, хватаю наполовину тлеющую книгу и сбиваю пламя.

— Эй, ты живая еще?

— Да… кажется, - шепчет девушка.

— Слушай внимательно: сейчас я приподниму шкаф. Постарайся выбраться как можно быстрее. Долго держать не смогу. На счет три, договорились?

— Да.

Встав на колени, подсовываю «рычаг» под тот край шкафа, что полулежит на опрокинутом столе, собираюсь с силам, концентрируюсь и, как следует, злюсь. Благо боль в обожженной руке служит отличным к тому катализатором.

«Будет тебе наука, идиотка ущербная, если сдохнешь вместе с этой полоумной. Но она хоть за дело, а ты – за глупость».

Когда наваливаюсь на рычаг, огонь уже настолько близко, что от жара у меня горит лицо. И дышать становится нечем. В своем воображении я поднимала шкаф намного больше, да и выглядела при этом не так жалко. На деле оказывается, что просвет увеличился совсем на чуть-чуть. Хорошо, что девчонка в последний момент собралась с силами и сумела откатиться в сторону до того, как я роняю всю конструкцию ей на ноги.