Безымянная Колючка (СИ) - Субботина Айя - Страница 7

— Встала, - кое-как ворочаю языком. – Почему я…

«В темнице» чуть было не срывается с моих губ, но до выяснения обстоятельств решаю не касаться щекотливых тем. Мало ли, возможно, я так орала от боли, что меня решили поместить в западное крыло замка, в котором я ни разу не была и которое больше остальных пострадало после землетрясения.

Гаррой делает еще шаг вперед, и Бугай становится позади него, изображая похожую на человека гору. Кстати, я не говорила, что мое вынужденное вегетарианство вовсе не означает, что я равнодушна к запаху крови? В спокойном и удовлетворенном состоянии я почти безболезненно переношу присутствие людей, но стоит ослабеть – и организм включает заложенный природой механизм самосохранения. В теперешнем состоянии присутствие ненавистной, но весьма мясистой туши Бугая провоцирует обильное слюноотделение. Настолько мощное, что мне приходится выплюнуть значительную ее часть себе под ноги.

— Прошу прощения за столь…

— Что ты знаешь о покушении на императора и какую роль сыграла во всем этом? – грубо перебивает папаша Брайна. И, не дав мне опомниться, предупреждает: - Не вздумай врать, мерзавка. У меня есть четкие указания доставить тебя живой, но, если начнешь юлить – ничто не помешает мне оторвать тебе голову и сослаться на старческую забывчивость.

Чтобы описать мое удивление от услышанного, лучше скажу, что в сравнении с этими словами удар под ребра, чуть не отправивший меня на тот свет, теперь кажется просто дуновением ветерка. Чтобы не грохнуться, цепляюсь в спинку кровати, но все равно не удерживаю равновесие и ослабевшим кулем опускаюсь на кровать.

— Я ничего не понимаю. – Не самый достойный ответ, но другого я не придумала.

Старый пень продолжает буравить меня взглядом. Его верхняя губа то и дело нервно дергается, изредка обнажая пожелтевшие от старости кровососущие клыки.

Он мне не верит. И, что гораздо хуже, мне совершенно нечем защищаться. Потому что я впервые в жизни настолько искренна в своем неведении.

— Сколько я была без сознания? - Кажется, самое время внести ясность в нашу «милую беседу».

— Три дня, - нехотя отвечает старик.

Много, но все же меньше, чем я опасалась.

— Что со мной случилось?

Глава эрд’Аргаван прищуривается, наверняка оценивая глубину моей потери памяти. Приходится изображать истукана с каменным лицом. Почему я скрываю, что помню все до мелочей? Потому что нужно потянуть время, чтобы соорудить хоть какую-то видимость обороны. Иначе старик исполнит угрозу, с него станется.

— Ты действительно ничего не помнишь?

Я хочу вложить всю силу своего актёрского мастерства в самый убедительный кивок, но стоит попытаться это сделать, как содержимое головы взрывается тысячей осколков. Ощущения такие, словно кто-то подложил в мозги основательно взболтанную взрывную смесь, и моя беспечность приводит ее в действие. На какое-то время забываю и о боли в плече, и о вывернутом мизинце, и об обвинениях, которое не сулят ничего хорошего. Я могу лишь крепко держать ладонями свой несчастный череп и пытаться успокоить себя тем, что, вопреки опасениям, он все еще на месте и целехонек. Хотя, мои выводы могут быть и преждевременны.

Когда первая вспышка боли немного утихает, я соображаю, что на моем лице появляется что-то такое, чего там раньше точно не было. Во всяком случае, если верить кончикам пальцев правой руки, которые как раз прохаживаются вдоль чего-то горячего, влажного и чрезвычайно болезненного. Наверняка именно это и является главным очагом страданий.

— Вспомнила? – хрипит старик и даже не скрывает, что мое беспомощное положение чрезвычайно его забавляет.

Я уже говорила, что мы друг друга недолюбливаем? Кажется, самое время придумать новое определение нашим отношениям. Что-то из категории «тихо желаем друг другу милой мучительной смерти»

— Я… не… - Проклятая боль! - Что с моим лицом?

Получается, как будто, убедительно. Я медленно, стараясь не поддаваться панике, исследую щеку. Даже не хочу представлять, как это выглядит на самом деле, но рана тянется чуть ли не от самого глаза к челюсти и еще ниже. Похоже, меня заштопали и весьма топорно, потому что наощупь стежки кажутся невозможно огромными.

— Ты упала с лестницы и напоролась на собственный нож, - расщедривается на откровение мой визави. – Которым, насколько мне известно, собиралась выпустить кишки одной из моих дочерей.

Я сглатываю. Мне срочно требуется порция свежего воздуха. И впервые в жизни хочется с головой окунуться в ледяную воду, хоть я абсолютно теплолюбивое существо, как бы абсурдно это не звучало, учитывая мою «природу». Необходимо срочно взять себя в руки, собраться, вышвырнуть все лишнее и раздавить жалость. Она и раньше не была моей спутницей, а в ситуации, когда жизнь висит на волоске, точно трансформируется в утаскивающий на дно камень.

Чтобы внести немного ясности.

Сестры моего несчастного Брайна - это особенный сорт безмозглых, бесполезных паразитов, которым, по странному стечению обстоятельств, посчастливилось родиться в знатном вампирском семействе. Ума это им не добавило, но наделило некоторыми полезными качествами, например - быть выгодным «товаром» для укрепления будущих связей семьи, которая должна была стать моей. И каким бы ни было мое к ним отношение, мне даже в голову не приходило резать кур, несущих золотые яйца.

— Я до сих пор не понимаю, о чем идет речь, скарт эрд’Аргаван. – Этими словами я начинаю выстраивать свою колченогую защиту. По правде говоря, ни на что вообще не надеясь, но рассчитывая хотя бы как следует побрыкаться. – Где я? Почему меня держат как какую-то преступницу? Почему мои раны не обработаны надлежащим образом? И как вы смеете обвинять меня в чем бы то ни было, не удосужившись даже ввести в курс дела?

Оскорбленную невинность играю я так себе, и старика эта тирада нисколько не трогает. Скорее, забавляет: его сухие белесые губы расходятся в поистине сумасшедшем оскале. Я невольно выпрямляю спину, сама себе напоминая кролика, который перед лицом льва надеется, что гордо задранные уши заставят противника отступить. Как бы не так.

— Девчонка. Отвратительная гадина. Червь эард Кемарри в самом сердце моей семьи. – Этими словами он убедительно дает понять, что ни одна моя уловка не прошибет его стальную уверенность в своей правоте. – Спрашиваю еще раз – что ты знаешь о покушении на императора?

В ответ на это я убедительно и крайне болезненно падаю в притворный обморок. К счастью – или несчастью, как посмотреть – у меня была возможность попрактиковаться, и я не сплоховала. Знаете, что самое сложное в обмороке? Не сама симуляция – с ней-то как раз проблем никаких: расслабляешь все мышцы и позволяешь телу грохнуться, как ему вздумается, хоть мордой в пол, хоть задницей об острый бордюр. Сложности начинаются потом, когда приходит очередь изображать бессознательное тело. Если падение прошло не очень удачно, задача осложняется в разы.

Я падаю навзничь, благо, для этого приходится преодолеть всего половину высоты: сначала бухнуться на постель, а уже оттуда – кувырком на пол. Больше всего достается бедру, им я решила пожертвовать, чтобы спасти голову. Падаю на левую часть лица, потому что столкновение свеженького шрама с полом сулит мгновенный и эпический провал.

В кои-то веки Взошедшие сжалились, и старый пень клюет на наживку. Правда, не слишком-то спешит оказывать мне помощь. Для начала со словами полными подозрительного разочарования «Глянь, не сдохла ли?» отправляет Бугая на разведку. Я мысленно готовлюсь к чему-то неприятному – и не зря. Бугай не слишком церемонится и, попинав мое «бессознательное» тело так, что у меня затрещали ребра, говорит:

— Кажись, дышит, но выглядит неважно. Как бы не окочурилась.

— Проклятье.

Через несколько секунд я слышу лязг замка, потом – недовольную брань за стеной и гулкое поддакивание Бугая. Выждав еще немного, перевожу дух. Мой план срабатывает, и я выиграла несколько драгоценных минут. По лицу течет что-то густое и липкое, я рискую попробовать – и снова оказываюсь права. Мало того, что бои будущие родственнички не удосужились подлечить меня таумическими заклинаниями или зельями, так еще и рану как следует не зашили, потому что несколько кривых швов уверенно расходятся, выворачиваясь наружу как подожженное крыло бабочки.