Стихия страсти - Джонсон Сьюзен - Страница 24

• Предыдущая
• 24/50
• Следующая

Со вздохом Финн вылез из ванны, обернул Джо в одеяло и понес в постель. Он лежал рядом с ней — безгрешный и безмятежный, может, даже благородный, не желая будить ее, так сладко спящую.

Не находилось объяснений его поведению, в его прошлом не было мерила, с помощью которого можно измерить его теперешнюю благожелательность. Опершись на локоть, он смотрел на спящую Джо, больше не оценивая свое поведение, с удовольствием ощущая восхитительное наслаждение.

Ее сон был беспокойным. Образы Флинна, всегда недоступные, не важно, как долго она взывала к ним, что бы она ни обещала, только бы он остался, его совершенная красота и улыбка, его мужественность и сила притягивали и соблазняли ее в воображении, но когда она подходила слишком близко, он исчезал, и она оставалась ни с чем, огорченная потерей. Ей хотелось чувствовать его тепло рядом с собой, его запах, она хотела его прикосновения, как сейчас.

Ее глаза быстро открылись, и она увидела его руку прямо над собой, его улыбку в точности такую, какую она видела во сне, слабый изгиб его губ очаровывал.

— Я только хотел поправить тебе волосы, — прошептал он, нежно касаясь ее щеки.

— Вот ты где. — И она увидела его, как в тот, первый раз на обеде у Стюарта Уорнера — суровая красота и внутренний сексуальный жар, желание быть лучшим в мире и лучше всех той ночью, способность распознать ее безрассудное побуждение с первого взгляда.

— Ты спала.

— Почему ты не разбудил меня? — Смутное беспокойство овладело ею.

Он потряс головой.

— Ты очень устала.

Приподнявшись на локте, она взглянула на открытое окно.

— Сколько времени?

— Еще есть время. Сейчас темно — «империи» нужен дневной свет, чтобы пробраться через поле.

Его слова смягчили ее беспокойство. Он хотел ее, подумала она с благодарностью, как будто умоляла его, а он мог даровать удовольствие, которого она жаждала.

— Я бы хотела, чтобы мы вообще не беспокоились о времени, — прошептала она, пододвигаясь ближе, желая чувствовать его тепло; его тело притягивало ее словно магнит.

— А мы и не будем. — Он приподнял ее подбородок пальцем и улыбнулся. — Доброй ночи, мисс Атгенборо, — прошептал он с вежливой учтивостью. — Я надеялся, у вас еще не все танцы расписаны.

Она захихикала.

— По правде говоря, все.

— Я раздавлен.

— Не нужно. Я написала твое имя в каждой строке. Его темные брови дрожали от удовольствия.

— Ты маленькая услужливая лиса, не правда ли?

— Я знаю: это то, что тебе нужно. Слухи летят впереди вас, мистер Ито.

— Ты знаешь все, что мне нравится? — спросил он особенно дразнящим тоном.

Она покачала головой.

— Я надеялась, ты покажешь мне.

Дразнящие интонации исчезли из его голоса.

— Ты не слишком устала?

— Что бы ты сделал, если бы я ответила «да»?

— Страдал бы в тишине. — И неожиданно понял, что в первый раз в жизни он так бы и поступил.

— Ты слишком добр, Флинн, — улыбнулась она. — И я у тебя в долгу за то, что ты искупал меня. — Она тронула свои волосы. — И духи — я польщена.

— Если ты действительно не очень устала, думаю, я могу впечатлить тебя и другим способом. — Дразнящие огоньки заиграли в его глазах.

— Этим? — Ее рука скользнула вниз и коснулась его.

— Этим.

— Кажется, мы пришли к полному согласию, — прошептала она, лаская его и с удовольствием слушая его шумное дыхание. — Давай, потанцуй со мной…

— Быстро или медленно? — прошептал он, убирая ее руку, не уверенный, что сможет сдержать себя, если ее ответ не устроит его. Казалось, он потерял ее.

— Глупый вопрос, учитывая то, что я не видела тебя…

— Очень долго.

Она улыбнулась.

— В самом деле и ты, в конце концов, рад меня видеть. — Она снова коснулась объекта своего вожделения.

— Очень рад, — отвел он ее руку. — Но я не могу гарантировать, что не потеряю контроль в самый ответственный момент. — Шокирующее допущение для того, кто гордился своим самоконтролем.

Он любил ее нежно и изящно, их чувства соответствовали друг другу после совместного купания, их тела стали восприимчивы к прикосновению. Она чувствовала его тепло и силу, его нежность, окружавшую ее, ритм его тела, дразнящее удовлетворение, которое он даровал ей.

Она не хотела думать о том, что могла быть не первой, испытавшей такое наслаждение с ним. Не сейчас, когда оставалось так мало времени, когда она хотела испить всю чашу до дна.

И он не осмеливался думать ни о чем другом, потому что утром он должен с ней расстаться. Закрыв глаза, он зарылся в ее волосы, разметавшиеся по подушке, утонул в запахе гардении и улыбнулся — аромат тяжелый, такой непривычный для нее. Но она не жаловалась, даже чувствовала благодарность. И пока все было не важно, он находил ее благородство очаровательным. Как и все в ней.

— Я рад, что ты забралась так далеко, — прошептал он, поднимая голову и улыбаясь.

— Теперь твоя очередь. — Ее улыбка обжигала близостью, ее тело выгибалось под ним.

Они оба по причинам, понятным им одним, подавляли то, что не могло быть подавлено, и в конце концов, успокоившись, лежали в странной неподвижности, мягкие, нежные, и — вместе.

Она заметила с милым удовольствием, что он не осторожничал.

И он это заметил, но в первый раз в жизни для него это было не важно.

Он нежно поцеловал и поблагодарил ее.

Ее глаза, полуприкрытые от утомления, вздрагивали, а губы шептали слова признательности страстным контральто, которое вызвало улыбку на его губах.

Затем он вытер их обоих полотенцем, лег на спину и уставился в потолок, тихо и почти без движения.

Отдавшись своему собственному бурлящему воспоминанию о прошлом, она больше ни о чем не тревожилась.

— Ну вот, — произнес он через некоторое время, садясь лицом к спинке кровати. — Хочешь потанцевать?

Он сидел рядом с ней, обнаженный и прекрасный, и, сбитая с толку его красотой и заданным вопросом, больше все же самим вопросом, она не сразу ответила:

— Танцевать?

— Ты сказала, что хочешь танцевать.

— Неужели?

На самом деле не то что бы он хотел танцевать, просто в ускользающие секунды он ощущал необъяснимую потребность в обычных действиях. И то, что он только сейчас сделал, не могло быть переделано. Как сказали бы идущие путем дзен[3]: иди, потому что смерть следует за жизнью, отставая всего лишь на один шаг. Вместо этого он сказал:

— У нас есть время для одного или двух танцев.

Тогда она поняла. Это было похоже на смерть и бессмертие. Его и их.

— Я обожаю танцевать с тобой, — ответила она, подавая ему руку.

Он взял ее, поднес к своим губам, легким поцелуем коснулся ее пальцев, полный решимости не обращать внимания ни на прошлое, ни на будущее, живя только одним мигом.

— У тебя есть какие-нибудь пожелания? — Отпустив ее руку, он кивнул на стоящий в углу фонограф. — Хотя я и не уверен, что моя музыка подобна той, что ты слышала во Флоренции.

— Ты так современен, — пробормотала она, удивленная присутствием фонографа в спальне такого человека, как Флинн.

— У нас есть все удовольствия, мисс Аттенборо. — Его глаза осветились улыбкой, когда он понял ее удивление.

— Я вижу. — Ее взгляд скользнул вниз к его паху, и когда она подняла глаза, он широко улыбался.

— Кроме этого, — уточнил он, его улыбка стала еще шире.

— Да, конечно, прости мою одержимость.

— Здесь нечего прощать. Я думаю, одержимость витает в воздухе.

Она говорила так же вежливо, как и он, пытаясь справиться с эмоциями культурным, цивилизованным путем. Но вместо этого она сказала:

— Лучше быстренько заведи песенку, а то никто не будет танцевать.

Он усмехнулся, соскользнул с кровати и через мгновение накрыл их обоих роскошными шелковыми халатами, несомненно, японскими и его любимыми. Он помог ей одеться в цвета морской волны халат и подвел к фонографу.

— Думаю, вальс сойдет для первого танца.

• Предыдущая
• 24/50
• Следующая