Кризисный центр "Монстр" (СИ) - Елисеева Валентина - Страница 9

Элен протянула руку под кровать и, наученная горьким опытом, быстро отдёрнула её от кошачьих зубов: раздражение Феньки не прошло одной минутой. Продолжая сидеть на корточках, она разговаривала с кошкой, надеясь, что та быстрее придёт в себя от звуков знакомого голоса и запаха хозяйки. Мало-помалу негодующее шипение животного перешло в тихое недовольное ворчание. Фенька зашевелилась, выглянула из-под кровати и пошла обходить палату, нервно стегая хвостом по бокам и угрожающе вздыбив шерсть. Элен открыла перед ней ванную в ответ на требовательное «Мяу!» и поставила туда лоток. Желая задобрить питомицу, протянула ей любимые кошачьи лакомства, тоже нашедшиеся в переданном доктором пакете, – кто бы ни ездил в её квартиру за кошкой, он старательно собрал всё в соответствии со списком. Фенька высокомерно фыркнула на жалкую попытку её умаслить, вскочила на стул, с него на стол, подоконник – и уставилась в окно. Окна всегда были её слабостью и предпочитаемым местом отдыха, особенно, если за ними порхали птички: в генетическом наследстве Феньки хорошо отметились предки-охотники.

Элен тоже бездумно смотрела в окно. Чем она будет кормить кошку, которая терпеть не могла всевозможные корма, делая исключение лишь для вкусных палочек в хрустящей корочке? Одним лакомством сыт не будешь, это даже на упаковке с палочками чёрным по белому написано. Размышляя, насколько Феньке понравятся блюда с её тарелки, Элен вспоминала свою первую встречу с чёрным котёнком и своё оставленное позади тяжёлое прошлое...

Она родилась на Дальнем Востоке, в рабочем посёлке, затерявшемся среди таёжных лесистых сопок. Если отыскать посёлок на карте, то показалось бы, что от него недалеко до Уссурийска, но на самом деле было весьма проблематично проделать этот путь в сто вёрст: от города вглубь лесов вела одна узкоколейка, по которой проезжал состав трижды в неделю, а гордое именование дороги имела широкая лесная тропа. Тропа была доступна только транспорту повышенной проходимости, да и то лишь в летнее и зимнее время, причём зимой транспорту требовались лыжи. Каким ветром занесло в те края молодого американца, пишущего научную работу по фольклору славянских народов? Как его угораздило влюбиться в девушку из российской тайги? Как бы то ни было, на свет появилась Элен; правда, в то далёкое время её звали Алёной, Алёнушкой, но, переехав в Америку, своё настоящее имя она постаралась забыть...

Она плохо помнила детские годы, в память врезался лишь день, когда в детский садик за ней пришли не родители и не бабушка, а два мрачных мужчины в одинаковой одежде. Пятилетняя Элен уже знала, что такая одежда называется формой, видела похожую на картинках в книжках, и с любопытством рассматривала незнакомцев, пока они не объявили, что пришли за ней. Растерянная воспитательница о чём-то тихо переговорила с мужчинами, утёрла слёзы и с фальшивой улыбкой взялась одевать Элен, приговаривая, что дяди хорошие и отвезут её в другой садик, который лучше этого. Элен уточнила, найдёт ли её мама в новом садике, и воспитательница вновь пустила слезу, но кивнула, отдавая пакет с её вещами одному из мужчин.

Новый садик оказался детским домом, но это маленькая Элен сообразила не сразу. Она закатила истерику, когда чужие тёти попробовали уложить её спать в комнате, полной незнакомых детей, кричала, что будет ждать маму, и тогда ей резко ответили, что мамы у неё больше нет: мама с папой умерли и никогда за ней не придут. Ночью у Элен началась горячка, она долго пролежала в больнице, а потом её снова вернули в детский дом Уссурийска. Когда она достаточно пришла в себя, чтобы спросить о бабушке, ей ответили так:

– Считай, она тоже умерла.

Все последующие годы детства и юности Элен провела в детдоме. Других малолетних сирот забирали на усыновление в новые семьи, её – нет. Не то, чтобы ей хотелось обрести вторую маму – она долгое время ещё ждала чуда и сильно скучала по погибшим родным, – но ей было страшно слышать перешёптывания желающих взять опёку над ребёнком и воспитательниц детдома:

– Это та девочка? Из той семьи? – говорили, в упор смотря на неё испуганно-любопытными взглядами.

– Да. Она очень умненькая, милая и общительная, может...

– Нет-нет, мы присмотримся к другим ребятам.

Так Элен пришла к выводу, что она не такая, как другие дети, что она сильно отличается от них, но никак не могла уразуметь, в чём состоит это отличие. Правда открылась ей несколько лет спустя, когда заведующая детского дома решила, что Элен достаточно выросла, чтобы узнать правду о гибели своих родителей и судьбе бабушки. Та же заведующая посоветовала Элен, когда она после окончания школы покидала детдом:

– Уезжай туда, где тебя не знают. Уезжай далеко! Ты умная, ты справишься.

Элен выбрала крупный город Владивосток, поступив в университет на бюджетное отделение. Квартиру как выпускнице детдома ей дали, стипендию как сироте платили социальную, достаточную для скромной жизни. Спустя шесть с половиной лет, когда она уже получила диплом и училась в аспирантуре университета, в её квартиру внезапно пришла бабушка. Несмотря ни на что, пожилая женщина прекрасно выглядела в свои неполные семьдесят лет, Элен даже узнала её после двадцати лет разлуки и с ужасом попятилась вглубь квартиры, онемев от испуга и не подумав захлопнуть дверь при виде неожиданной гостьи.

– Навела я справки, подивилась, какими глупостями моя внучка занимается, – такими были первые слова, произнесённые родственницей. Бабушка осмотрелась, брезгливо скривилась при виде книг на столе и полках. – Изучаешь естественнонаучные дисциплины: физику, химию, биологию? Веришь исключительно науке, привержена идеям материализма? Сильно тебе задурили голову, пока меня не было. Ничего, перевоспитаем, вернём к корням, как говорится. Держи подарок!

Из-за пазухи бабушка извлекла махонького чёрного котёнка и всунула его в руки Элен с наказом:

– Кормить, любить, налаживать взаимосвязь. Собирай вещи, завтра утром возвращаемся в тайгу, нечего моей внучке в городе делать. И не вздумай скрываться от меня: во-первых, ничего не выйдет, во-вторых – от судьбы не уйдёшь, слыхала о таком законе? Вот и славно, до завтра.

Как только родственница вышла, Элен схватила сумку с документами и деньгами и сбежала в генеральное консульство США во Владивостоке. Там она заявила, что желает получить американское гражданство на том основании, что её отец был американцем. Её начали расспрашивать, и Элен честно рассказала чудовищную историю своего детства, включая визит бабушки. Ей разрешили пожить в здании консульства на время проверки документов, и вскоре сообщили об отцовском наследстве и признании её гражданкой США. Оказывается, отец оставил в родном городе завещание после рождения дочери, и его душеприказчик исправно следил за квартирой и оплачивал счета с процентов по вкладу, тоже завещанному дочери покойного. Поскольку разыскивать дочь в случае её неявки за наследством велено не было, юрист ограничился сообщением об имеющемся на её имя завещании, отправив письмо «на деревню дедушке» в дальневосточную тайгу. Там это письмо благополучно затерялось, не дойдя до адресата, но наследство, к счастью, никуда не делось.

До аэропорта её довезли на машине консульства, в Лос-Анджелесе встретили сотрудники миграционной службы и помогли оформить все страховки и документы – уже американские, на новое имя и новую фамилию: при рождении она была записана на фамилию матери, а теперь сменила её на фамилию отца. Алёна превратилась в Элен. Проблемы языкового барьера не было: она с рождения говорила на двух языках, причём дома больше на английском, и к пяти годам болтала, как урождённая американка. Преподаватель иностранного языка в университете восторгался её произношением:

– Алёна, вы изъясняетесь, как истинная янки!

Четверть века её звали Алёной, и пришлось долго приучать себя к изменённому имени: во взрослом возрасте такие перемены даются трудно, подсознание упорно цепляется за привычное, не принимая новое имя, как собственное.